…дикий сплав миров, где часть души вселенской Рыдает, исходя гармонией светил.

Явление испанской гитаны было подготовлено для него русской цыганщиной. Кармен — блистательное завершение цыганских ночей, «темного морока цыганских песен». В бред и исступление «развязанных страстей» она вносит романтическое очарование латинской грации. Среди хаоса — воплощенная гармония, среди воплей скрипок— «отзвук забытого гимна». Как не похожа на смуглую дикарку Ксюшу эта «царица блаженных времен»!..

И проходишь ты в думах и грезах, Как царица блаженных времен, С головой, утопающей в розах, Погруженная в сказочный сон. («Ты как отзвук забытого гимна»)

Нет больше бормотаний и вскриков гортанных напевов: поэт одевает свою Кармен в «вешний трепет, и лепет, и шелест», в сладостную мелодию о далекой, блаженной родине. О ней поет он соловьиными трелями, осыпает ее волшебным лунным блеском. Какая томная, изнемогающая музыка в этих строфах:

Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий, Неподвижно-блаженный, как рай. В том краю тишина бездыханна, Только в куще сплетенных ветвей Дивный голос твой, низкий и странный, Славит бурю цыганских страстей.

Он называет ее демоном утра. Дымно-светлый, золотокудрый и счастливый, он таит в себе «рокот забытых бурь».

В ночной таверне Лиллас-Пастья, среди поклонников Кармен, он один не ждет и не требует любви…

Он вспоминает дни весны, Он средь бушующих созвучий Глядит на стан ее певучий И видит творческие сны. («Среди поклонников Кармен») Он знает любовь ее принесет ему гибель: А голос пел: «Ценою жизни Ты мне заплатишь за любовь!» («Бушует снежная весна»)

Поэтому к восторгу влюбленности примешивается суеверный ужас. Как Дону-Хозе, она бросает ему розу, и, как Дон-Хозе, он знает: его судьба — задохнуться «в хищной силе рук прекрасных».

Розы — страшен мне цвет этих роз, Это — рыжая ночь твоих кос? Это — музыка тайных измен? Это — сердце в плену у Кармен? («Вербы — это весенняя таль»)

Цикл «Кармен» увенчивается ликующим признанием в любви («О да, любовь вольна, как птица»). В ритме этого стихотворения звучит насмешливо-страстная мелодия арии Кармен L'Amour est un oiseau de Bohкme. Строфы не говорят, а поют, — и никаким «чтением» нельзя уничтожить этого упрямого напева.

О, да, любовь вольна, как птица, Да, все равно — я твой! Да, все равно мне будет сниться Твой стан, твой огневой! Четвертая строфа подхватывает мелодию: Ты встанешь бурною волною В реке моих стихов, И я с руки моей не смою, Кармен, твоих духов…

Заключительная строфа, замедленная пятой строкой, кончает стихотворение искусным ritardando:

За бурей жизни, за тревогой, За грустью всех измен, — Пусть эта мысль предстанет строгой, Простой и белой, как дорога, Как дальний путь, Кармен!