«Восприявший все наше, чтобы нам дать взамен Свое, восприял также болезни и смерть, проклятие и грех не для того, чтобы Самому иметь то, что принял, но чтобы отчистить от этого естество человека, уничтожив в непорочном Своем естестве подобные, принадлежащие нам качества». Христос приобщается «трупу», т. е. человечеству, чтобы воскресить его; наша смерть перешла на Христа, а жизнь Его — на нас. Крест Христов означает, что Христос всех соединил в Себе и что Ему все покорено… Христос обманул диавола: диавол не понимал, что умерщвляя Христа, он низводит в ад Бога и тем самым зло разрушается. К тому же, если диавол владел людьми по справедливости, посколько они сами подчинялись ему, то убийство Христа, незаслужившего смерти, было выкупом за человечество, и диавол столь же справедливо потерял власть над людьми.

Спасение возможно только благодаря Христу, но «духовное рождение есть следствие свободного выбора и мы таким образом в известном смысле наши собственные родители, творя нас самих такими, какими мы хотим быть и формируя себя своей волей соответственно образцу, который мы выбираем». В крещении «восстанавливается та первоначальная красота, которую запечатлел в нас при создании Бог, этот величайший Художник». Однако, посколько «добродетель сама себе госпожа, вольная и свободная от всякой необходимости», для спасения недостаточно одного крещения: нодостаточно «родиться свыше» — «родство должно быть оправдано жизнью», как и «вера требует сопутствия сестры своей — доброй жизни». Если человек не изменяется существенно после крещения, «вода (крещения) остается водой, потому что в рождаемом ни мало не оказывается дара Св. Духа, ибо Христос, соединивший Собою человека с Богом, соединяет только то, что достойно соединения с Богом». «Мера и красота души, даруемые благодатью, зависят от нашего желания, ибо насколько мы простираем подвиги благочестивой жизни, настолько же простирается и величие жизни…» Крещаемый должен сложить с себя «кожаные одежды», т. е. плотскую жизнь, и всю земную скверну.

Григорий Нисский различает на пути восхождения к Богу три этапа: удаление от зла, духовное созерцание и соединение с Богом (богоуподобление)… Очищение, как и вся наша духовная жизнь, зависит от Бога через Христа и Св. Духа, ибо Бог есть Начало чистоты; но оно зависит и от нас. Человек должен преодолеть искушения, освободиться от привязанности к миру, сосредоточиться во внутренней жизни и достичь бесстрастия.

«Есть только одно средство против дурных страстей, — пишет св. Григорий, — это чистота, сообщаемая нашим душам тайнами религии. Главное, что содержится в этой тайне, — познание страданий Того, Кто принял за нас смерть. Тот, Кто смотрит на страдания Христовы, не будет задет ядом похоти. Обратиться ко кресту значит сделать всю свою жизнь распятой и мертвой для мира, как говорит пророк, — прибить плоть свою страхом Божиим». Эта мысль глубоко христианская: исцеление от страстей мы можем найти во Христе, Который распял в Себе все наши страсти. Христос страданиями и Божественной силой изжил все наши грехи; если мы сами всею мыслью и сердцем погрузимся в жизнь Христову, в которой находим совершенное очищение и чистоту, если мы переживем наш грех как бы взятым на Себя Христом и увидим противоположную ему святость Христову, то мы не сможем более грешить. Верующий человек не может не испытать ужаса при одной мысли о приближении наших грехов ко Христу; он не может не увидеть сразу бесконечного безобразия и бессмыслицы греха, не может не испытать беспредельного стыда за свой грех, распинающий Христа. Если мы переживем безобразие и бессмыслицу греха, мы поймем, в чем его лживость и противоестественность, и созерцание святости Христовой довершит с помощью Духа Божия исцеление нашего греха. К сожалению, большинство христиан не понимает больше, что значит победить зло и возродиться во Христе: для этого надо было бы постоянно воспринимать себя и людей во Христе и в себе и других видеть образ Христов.

Св. Григорий настаивает на том, что «тот, кто борется с плохой склонностью, должен останавливать дурные движения с первого их появления. Сразу же разрушая их, мы уничтожаем в самом начале то, что произошло бы от них». Это правило принято во всей духовной литературе. Искушение, остановленное на пороге сознания, исчезает; чем дальше оно проникает в нашу душу, тем труднее его победить. Все грехи и искушения внушаются нам бесами, хотя, разумеется и другие люди и мы сами вводим себя в соблазны. Григорий Нисский думал даже, что у каждого человека есть свой особый бес–искуситель… Объективность зла и соблазнов совсем не исключает их личного характера: в духовном бытии все объективно и все лично. Любое зло выражается в мысли, образах, действиях, но эти мысли и образы должны быть нам кем–то подсказаны, и действия, толкающие нас ко злу, должны быть чьими–то действиями. Мы постоянно находимся не только под напором объективного зла и лжи, но и люди и бесы непрестанно активно побуждают нас ко злу. Бесам делать это еще легче, чем людям, благодаря их незримости, опытности во зле и сорганизованности. Защита против бесов — во Христе, в благодати, во всех святых, в решительном отвержении зла и внутренней чистоте… При каждом из нас есть и ангел–хранитель; говоря об этом, св. Григорий ссылается на предание отцов. По его мнению, помощь ангелов нам перестает быть нужной на высших ступенях близости к Богу.

Если искушение преодолевается бдительностью и твердостью в добре, то освобождение от власти мира достигается главным образом критическим рассмотрением мира. Сам по себе мир не имеет никакой ценности; его можно даже назвать сном или призраком; но он может быть также символом Божественного.

Между отцами широко распространен взгляд, что внешний мир существует для человека и служит для него как бы книгой о Боге и Его Премудрости. Но мир, тем не менее, реален и сам по себе, в меру своего совершенства и именно в качестве реального он может служить нам средой нашей жизни и свидетелем о своем Творце.

«Преимущество Божества — созерцание силы сущего. Поэтому тот, кто имеет в себе Того, Кого он желал, становится тоже созерцателем и исследует природу сущего», т. е. истинный смысл всего познается нами в Боге, ибо в Нем идеальный образ и замысел всего. Григорий Нисский указывает, что недостаточно знать сущность вещей — надо знать и их ценность. «Тот, кто возвысил свой дух и чей взор простирается вдаль, как бы с высокой башни, знает в чем состоит разница между добродетелью и пороком и что различение (суд) между ними должно быть сделано в свете конечных целей сущего, а не в свете нынешней жизни. В самом деле благодаря созерцательному и проникающему взору души он видит как настоящее, что уготовано в надежде добрым, и превзойдя в духе все видимое и проникнув в Божии святилища, он исправляет ошибку суждения тех, которые по низости души вверяют исследования прекрасного органам чувств. Поэтому он восклицает: «что я имею под небом и что я просил у Тебя на земле?» возвеличивая и прославляя этими словами небесное и обесценивая и унижая с насмешливым презрением то, что глаза неразумных так высоко ставят на земле…» Чрезвычайно существенна мысль, что оценка всего может быть дана только в свете конечной его судьбы, которая совершится в конце истории; нельзя судить обо всем только по тому открывку времени, который мы знаем. Абсолютно бесспорна и мысль о том, что все должно быть судимо перед лицом Божественной истины и реальности. Но в презрении к миру мы должны быть осторожны, чтобы не оказаться презирающими и Творца.

Св. Григорий утверждает, что мы ценим мир по невежеству и неопытности. «Все, что прекрасно в глазах чувственности, прекрасно только по видимости, в силу ошибочной оценки, по природе же оно не имеет ни бытия, ни содержания; природа всего этого (прекрасного в материальном мире) текуча и преходяща, и только по ошибке и ложному мнению непросвещенные люди верят, что оно действительно существует… Есть другие блага, в свою очередь прекрасные и действительно существующие и делающие прекрасными тех, кто им причастен…» Прекрасное и в космосе вполне реально, хотя неустойчиво и ограниченно, но справедливо, что источник красоты мира и ее прообраз — «Премудрость Божья, великая Художница всего» (Прем., VII, 21).

Григорий Нисский правильно отмечает, что наше чувственное познание развивается в детстве быстрее духовного; поэтому «дух покоряется чувственности и привыкает подчиняться ее силе, признавая прекрасным или уродливым то, что чувственность усваивает или отбрасывает: по этой причине познание истинных благ нам кажется трудным». Крайне важно понять, что, каков бы ни был предмет нашего познания, чем выше подымается наш разум, тем совершеннее он может все познать. Чувственный и душевный опыт по–своему драгоценны, но мы можем их подлинно осмыслить только в духовном, идеальном созерцании и только в Боге заключены совершенные истины всего.

Св. Григорий сравнивает все соблазны мира с паутиной, которую ткет диавол. «Повидимому она прочна, но, если протянуть к ней руку, она распадается и исчезает. Так жизнь человека, погруженная в ничтожные заботы, как в нити, висящие в воздухе, ткет в суете свою бессодержательную паутину. Если мы тронем ее твердой мыслью, суетливая заботливость не дает даже себя схватить и исчезает. Все, что мы преследуем в этой жизни, существует только в нашем мнении, а не в действительности: таковы наши взгляды, честь, достоинство, слава, богатство и все, чем заняты пауки этой жизни… Те, кто подымаются на высоту, освобождаются одним взмахом крыльев от паутины мира. Но те, кто, подобно мухам, тяжелы и остаются бессильно приклеенными к клею жизни, попадаются в паутину и связаны, как сетями, почестями, наслаждениями, похвалами и многочисленными желаниями; они становятся таким образом добычей зверя (диавола), который старается их схватить…» Суета мира есть мираж, который существует только для тех, кто увлечен им… «Надо бежать от всего, что околдовывает наши чувства!»

Земной мир есть мир становления, т. е. мир, который всегда становится чем–то, всегда осуществляется и никогда не осуществлен. Это мир текучий, мнимый, непостоянный, кажущийся, непрестанно снова возникающий и вместе с тем в нем нет ничего существенно нового; всякое изменение есть в сущности повторение. И наши страсти никогда не могут быть удовлетворены, хотя они требуют от нас всегда одного и того же. Существенно и неизменно в человеке только его богоподобие; мы можем умалять и затемнять его, но само по себе, как богочеловеческая реальность и идеал нашего бытия, оно неизменно, и цель нашей жизни — его восстановление в нас.

Обычные способности познания человека связаны со временем и пространством; человек теряется, когда стоит перед чисто духовной, сверхпространст–венной и сверхвременной действительностью… Тут есть несомненное преувеличение. Конечно, все внешнее мы воспринимаем в пространстве и времени и наша внутренняя жизнь связана с временем и с телом (следовательно, с пространством). Однако, даже низшие способности познания (представления, образы, ассоциации, воображение, память) уже необходимо преодолевают пространственность и временность: даже простейший образ действительности есть уже синтез многих впечатлений, воспринятых и пережитых в разное время. Если бы мы воспринимали только данную точку в данное мгновение, мы бы не могли мыслить. Всякая мысль сравнительно устойчива (можно годами хранить одну и ту же мысль или иметь те же убеждения). Представление о пространстве уже сверхпространственно: мы его мыслим как целое и самый его образ (например, представляемый нами треугольник) принадлежат не материальному, а духовному миру… Чем более углубляется наша мысль, тем более мы приближаемся к вечному, единому и простому (т. е. непространственному). Верно только то, что вечность и простота, в абсолютном смысле, являются лишь недостижимым пределом, к которому стремится наша мысль.

К пути очищения относится и внутренняя собранность и одиночество. Чтобы познать Единого Бога и приблизиться к Нему, надо самому быть внутренно единым. Мы должны «объединять все способности нашей души под водительством разума». Мир множественен; когда мы к нему обращены, мы сами раздробляем нашу душу и сознание. Напротив, когда мы обращены к Богу, мы собираем во едино нашу душу. Единство духовной жизни заключается и во всецелой преданности чистому добру. Падший человек во всем раздвоен между добром и злом и погружен в двусмысленность… «Когда душа становится совершенно простой, единой и богоподобной, она находит Благо — воистину простое и беспредельное».