О последних судьбах человечества св. Григорий говорит в своих эсхатологических творениях, характерною чертою которых служит полная свобода философской мысли св. отца. Во главе этих творений стоит диалог — „О душе и воскресении“ (Περί ψυχής καί άναστάσεως). Рассуждающими лидами здесь являются св. Григорий Нисский и сестра его Макрина, а потому в большинстве кодексов этот диалог надписывается так: „Περί ψυχής και άναστάσεως μετά τής ίδίας άδελφής Μακρίνης διάλογος Γρηγορίου επίσκοπου Νυσσης“. Разговор происходит в Понтийском женском монастыре в 379 г. за несколько дней до смерти преподобной Макрины. О побуждениях к нему кратко рассказывает сам св. Григорий в начале диалога. „Когда, — говорит он, — великий во святых Василий из жизни человеческой отошел к Богу и сделался для церквей общим поводом к печали, но еще жива была сестра и наставница, — я поспешно пошел разделить с нею горе о брате. В сильной скорби о таковой утрате, у меня болела душа и я искал себе сообщника в слезах, который бы нес со мною одинаковое бремя печали“ [96]. Макрина, и сама в то время находившаяся при смерти, хотела было утешить его указанием на будущую светлую жизнь, но такое утешение оказалось недействительным. Смерть горячо любимого брата и наставника слишком глубоко поразила св. Григория; в этой смерти он не хотел видеть ничего, кроме грубого отрицания всякой разумности, а потому вместо веры в будущее он выдвинул сомнение и усомнился в самом существовании бессмертной души [97]. Ввиду этого и начались рассуждения о душе, рассуждения чисто философские, потому что иного рода рассуждений поколебавшийся ум принимать не в состоянии: было доказано бессмертие души, предположительно выяснен образ её загробного существования, признана возможность, необходимость и действительность общего воскресения, и, наконец, раскрыты последние судьбы человечества. К этим четырем пунктам сводится все содержание диалога, появившегося в 379–380 г.

Если — по трактату „О душе и воскресении“ — св. Григорий сам искал себе утешения в разумных доказательствах истины христианских надежд на будущую блаженную жизнь и в конце концев нашел это утешение и осудил свой скептицизм, то в новом трактате — „Слово к скорбящим о преставившихся от настоящей жизни в вечную“ (Λόγος προς τούς πενθούντας επί τοίς άπό τού παρόντος βιού προς αίδιον μεθεσταμενοις) — он решился выступить в роли утешителя других. Он поставил своею задачею „при помощи некоторых размышлений“ отвлечь людей от скорби по умершим и возвести их „к лучшему и более приличному разумным существам образу мыслей“ [98]. По своему содержанию все это обширное слово распадается на три части: в первой решается вопрос об истинном благе, во второй определяется действительная ценность земной жизни, и в третьей исследуется вопрос о будущей жизни.

Последний вопрос в смысле специального вопроса об условиях и сущности будущего блаженного состояния подробнее раскрывается в третьем эсхатологическом трактате св. Григория — „О преждевременно умирающих младенцах“ (ΙΙερι τών προ ώρας άφαρπαίο μένων νηπίων). Это сочинение было написано для каппадокийского префекта Гиерия, интересовавшегося вопросом — что ждет в будущей жизни умерших младенцев. Сам Гиерий в решении этого вопроса пришел к дилемме: или младенцы мучатся, или блаженствуют, — но выбора одного из членов этой дилеммы сделать не решился, потому что и в том и в другом случае приходилось признать Бога несправедливым. Он был бы несправедлив, если бы допустил младенцев мучиться, когда они ни в чем неповинны; Он был бы не менее несправедлив, если бы предоставил им и блаженную жизнь, когда они её ничем не заслужили. С таким недоумением Гиерий обратился к св. Григорию Нисскому, и таким образом вызвал появление трактата, заглавие которого нами выписано. В этом трактате св. Григорий решает недоумение Гиерия тем предположением, что младенцы находятся в состоянии безразличия, пока не достигнут меры совершенного возраста, и по этому–то случаю излагает общее учение об условиях и сущности блаженства. Он полагает сущность блаженства в совершенном познании Бога, а условия его — в развитии умственных сил младенца. Пока эти силы находятся в зачаточном состоянии, младенец находится в состоянии безразличия, а как только его умственные силы разовьются, состояние безразличия должно исчезнуть. Точно определить время появления „Слова об умерших младенцах“ нельзя; известно только, что оно было написано св. Григорием в старости [99].

В рассмотренных трактатах св. Григорий представил чисто философское построение христианской эсхатологии. Как свободный философ, он не хотел стеснять себя буквой писания и в некоторых случаях удалялся от неё довольно далеко, надеясь найти себе твердую опору в глубине его духа. Однако, в качестве церковного учителя, он не решался строго проводить то, в чем вполне был убежден, как философ. Так, например, в своей церковной „Беседе на шестой псалом“ он совсем устраняет свои философские размышления и резко склоняется к букве писания. Это раздвоение мысли дало повод многим ученым заподозрить целость философских трактатов св. Григория, именно — дало повод думать, что эти трактаты были интерполированы оригенистами; но о полной неосновательности этого мнения будет речь ниже.

Мы указали все те творения св. Григория, на основании которых будет составлена его догматическая система. Глубже всматриваясь в те разнообразные вопросы, которые занимали св. отца, и в тот особенный характер богословской мысли, который весьма ясно отпечатлелся в раскрытии и решении им этих вопросов, нельзя не заметить, что св. Григорий всюду является пред нами, как богослов–философ и как богослов–ученый. Он — вполне философ при изложении христианской космогонии, антропологии, сотериологии и эсхатологии; он — вполне ученый при изложении теологии и христологии. Его догматико–полемические трактаты были капитальными трудами даже и в обширной замечательными творениями святоотеческой письменности IV века; его догматико–философские трактаты были не только замечательными, но в свое время почти единственными. После этого, всего целесообразнее будет закончить библиографию творений св. Григория теми словами, какими мы начали характеристику его богословия: если св. Григорий заслуживает с нашей стороны особенного внимания, то прежде всего и главным образом в области христианской мысли.

III. Печатные издания творений св. Григория Нисского и опыты систематизации его догматического учения.

Время усиленного издания творений св. Григория Нисского падает на XVI и начало XVII века, когда под влиянием горячей полемики между римскими и протестантскими богословами ясно была сознана необходимость оглянуться назад, в глубину прошедших веков. В это время, наряду с творениями других отцов церкви, в западных библиотеках стали отыскиваться и манускрипты творений св. Григория, которые немедленно же и издавались в свет. Так как эти издания, главным образом, преследовали чисто практическую цель простого ознакомления образованного общества с свято–отеческой литературой, то в течение всего XVI века общие издания творений св. Григория были сделаны в одном только переводе их на латинский язык, без обнародования подлинного, греческого текста. Первое греко–латинское издание явилось только в 1615 г., благодаря трудам французского ученого издателя ле–Дука, который собрал все, известные в то время, творения св. Григория и издал их в Париже на греческом и латинском языках в двух томах in folio. В 1618 г. Иаков Гретсер дополнил издание ле–Дука изданием „Прибавления“ (Appendix), составившего третий том творений св. Григория тоже in folio. Это издание было самое исправное. Перепечатанное и дополненное вновь открытыми творениями св. Григория в 1688 г„ оно до последнего времени служило единственным ученым изданием этих творений, пока в 1858 г. снова не было перепечатано в том же Париже французским аббатом Минем в 44–46 томах греческой серии его полного курса патрологии. Минь сделал в своем издании некоторые, очень немногие, впрочем, улучшения: а) он выпустил шесть заведомо неподлинных творений св. Григория, b) прибавил четыре трактата, две проповеди и двадцать три письма его, которые не были известны ле–Дуку и взяты Минем из библиотеки Галландия и из сборника Анжело Маия, и с) снабдил свое издание ученым описанием творений св. Григория из библиотеки Альберта Фабриция. Во всем остальном парижское издание 1688 г. осталось неизменным.

С появлением первого греко–латинского издания творений св. Григория явилась полная возможность не только простого ознакомления с этими творениями, но и серьезного изучения их, а вместе с этим, естественно, явилась возможность и научной систематизации догматического учения св. отца. Однако первый опыт такой систематизации явился более чем через двести лет со времени парижского издания 1615 — 1618 г., в цитованном уже нами сочинении Гейнса — „Disputatio historico–theologica de S. Gregorio Nysseno“. В этом сочинении, после биографии св. Григория и библиографии его творений, Гейнс изложил его догматическое учение в шести отделах : а) theologia, anthropologia, c) angelologia et daemonologia, d) christologia, e) sotereologia и f) eschatologia. До Гейнса были только простые попытки наметить общие пункты догматической системы св. Григория, и притом — попытки далеко неудовлетворительные [100], так что Гейнс, взявшись за составление этой системы, жаловался на тяжесть своего труда [101]. Главным руководительным пособием для него в расположении догматического материала служил один только „Великий Катихизис“ (Λόγος κατηχικός о μέγας) самого св. Григория. Об этом замечательном сочинении ничего не было сказано в библиографическом очерке, потому что оно заключает в себе изложение не какого–либо отдельного догмата, а всей христианской догматики. В нем св. Григорий представил опыт систематизации догматического учения по всем тем вопросам, о которых он говорил в своих специальных трактатах. По своему объему „Великий Катихизис“ — очень обширное сочинение, разделенное на сорок глав, с особым общим введением. Во введении св. Григорий говорит, что его сочинение имеет своею целью дать защитникам православия необходимое оружие в борьбе с язычниками и еретиками. Имея в виду привести к христианству лиц, или совершенно не знающих христианства, или враждебно расположенных к нему, катихизатор счел необходимым отстранить положительные доказательства христианской истины и идти к цели чисто философским путем, по которому свободно могли идти с ним и сами заблуждающиеся. Вследствие этого, Великий Катихизис представляет собою попытку философского раскрытия христианских догматов, и потому некоторые ученые ставят его на ряду с такими гениальными произведениями древне–христианской мысли, как Περί άρχών Оригена и De civitate Dei бл. Августина [102]. В своем содержании Великий Катихизис обнимает полный круг догматических вопросов, исследование которых в нем планируется почти совершенно так же, как и в теперешних догматических системах. Этому–то сочинению и следовал Гейнс в построении догматической системы св. Григория, и притом следовал настолько близко, что повторил в плане своего сочинения даже и те недостатки, которые можно отметить в Катихизисе св, Григория. Так, напр., свой первый отдел (Theologia) Гейнс делит на три главы: а) doctrina de Deo, b) doctrina de trinitate и с) doctrina de creatione. Последняя глава — „учение о творении“ — только потому введена в теологию, что так это учение изложено в Катихизисе св. Григория, который, излагая учение о Логосе и Духе Божием, доказывал их личное, божественное бытие творческою их силою, и потому говорил о творении при изложении учения о св. Троице. Но если в Катихизисе такое построение было необходимо, или, по крайней мере, вполне естественно, то у Гейнса оно — совершенно неверно, потому что „учение о творении“ вовсе не есть „богословие“ в собственном смысле. Равным образом, „учение о добрых и злых духах“ Гейнс ставит после „учения о человеке“ только потому, что в Катихизисе св. Григория это учение затронуто при изложении грехопадения первых людей; на самом же деле, с точки зрения самого св. Григория, учение о мире духов должно быть рассмотрено в истории творения прежде учения о человеке. Но больше всего неуклонное следование Катихизису вредно отозвалось в сочинении Гейнса на полноте догматической системы св. Григория. Так, например, в учении о спасении Гейнс говорит только о двух спасительных средствах — крещении и причащении, потому что только о них сказано в Великом Катихизисе, — между тем как в других творениях св. Григория он нашел бы весьма ясное учение о церкви и о священстве, о чем Гейнс даже и не упоминает. В виду этого, работа Гейнса вышла не вполне удовлетворительна. Впрочем, автор и сам считал свой труд только первым и далеко не совершенным опытом построения догматической системы св. Григория.

ВСТУПЛЕНИЕ

В ДОГМАТИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ СВ. ГРИГОРИЯ НИССКОГО.

1. Догматы и значение их в христианстве, по учению св. Григория Нисского.

Двоякий смысл термина δόγμα и стремление св. Григория сделать из него специальный научный термин. Понятие о δόγμα, как о таинственной истине веры, открытой в св. писании и содержимой церковию. Взаимное отношение друг к другу δόγμα и εντολή. Учение св. Григория об особенной важности догматических истин.