Все творения, в которых раскрывается православное учение о Св. Троице, были написаны св. Григорием Нисским в его полемике с арианами, или по поводу этой полемики. Он или прямо опровергал учение ариан, или опровергал его путем раскрытия и обоснования учения православного. Самый капитальный труд из всех вообще его догматических творений — Λόγοι άντιρρητικοί κατ Εύνομίоυ — носит чисто полемический характер. Это, очень обширное по своему объему, сочинение сохранилось до нас разделенным на отдельные книги, число которых по разным кодексам неодинаково: по кодексам Баварской редакции считается двенадцать книг, по кодексам Ливинейской редакции — тринадцать. Различное деление по тем и другим кодексам зависело от того, что пятая книга Баварской редакции в кодексах Ливинейской разделена на две книги, из которых первая, как и в Баварских кодексах, начинается словами: Περί δέ της Πέτρου του Άποστόλоυ φωνης, а вторая начинается с половины по кодексам Баварской редакции словами: Άλλ' αίσθάνομαι πέρα του δέοντος. Но в некоторых кодексах и Ливинейской редакции, несмотря на это разделение пятой книги, все–таки считается только двенадцать книг. В этом случае соглашение с кодексами Баварской редакции достигается путем соединения двенадцатой и тринадцатой книг в одну, разделенную на два отдела: первый с надписанием — „книга двенадцатая“ и второй с надписанием — „книги двенадцатой часть вторая“ [30]. Кодификация книг против Евномия была сделана очень давно. По крайней мере, в период вселенских соборов отцы церкви цитовали это сочинение св. Григория уже с точным указанием книг. Так, например, в десятом заседании VI вселенского собора были читаны отрывки „из пятой книги против Евномия, начинающейся словами: относительно изречения Апостола Петра“, и „из двенадцатой книги тех же опровержений Евномия, начинающейся словами: но посмотрим и на следующее за сим“. Очевидно, кодификация книг была установлена твердо, но несомненно, что она принадлежит не самому св. Григорию, была сделана после его смерти, и при том сделана весьма неискусно. Книги расположены в ней без всякого плана и порядка, и притом так, как будто все они составляли одно и то же сочинение; между тем как при внимательном исследовании оказывается, что Λόγοι αντιρρητικοί составляют не одно, а три сочинения, совершенно отдельных друг от друга, появившихся в разное время и по разным поводам.

Первое сочинение против Евномия составляют первая книга и вторая часть двенадцатой книги, или лучше сказать — тринадцатая книга по кодексам Ливинейской редакции первого типа [31]. Обе эти книги направлены против одного и того же догматико–полемического сочинения Евномия — ϒπερ άπολογίας απολόγια [32], появившегося в 379 г., вскоре после смерти св Василия Великого [33]. Обстоятельства происхождения этого сочинения Евномия и возбуждения всей его полемики с Григорием Нисским представляются в таком виде. В конце пятидесятых годов IV века литературную защиту арианства принял на себя Евномий, бывший сначала православным, но потом, в силу убеждений Аэтия, уклонившийся в ересь. Свое отступление от православия Евномий объяснил в специальном сочинении, которое назвал „Апологией“ [34], и в котором старался оправдать арианство вообще и себя, как нового проповедника этой ереси, в частности, насчет предполагаемой низменности и малосмыслености вождей православия. Это сочинение имело большой успех, и обрадованные ариане поспешили наградить автора его саном Кизического епископа [35]. Чтобы парализовать вредное влияние Евномия на православные умы, св. Василий Великий взялся опровергнуть его апологию, и представил в трех книгах сочинение — Ανατρεπτικός τον απολογητικού τού δυσοεβούς Εύνομίου [36]. В этом опровержении св. Василий с обстоятельною подробностью и почти исключительным в то время хладнокровием рассмотрел все главные положения в апологии Евномия и доказал их полную несостоятельность. Тогда Евномий с удвоенной энергией принялся за составление нового сочинения, которое должно было, с одной стороны, защитить опровергнутую св. Василием его апологию, с другой — опровергнуть сочинение против него самого Василия, и потому называлось — „Апология за апологию“ [37]. Оно появилось в двух книгах уже по смерти св. Василия Великого и отвечать на него пришлось св. Григорию Нисскому. По откровенному сознанию св. Григория, новое сочинение Евномия произвело очень сильное впечатление на заинтересованных в споре лиц, особенно же на любителей диалектических хитросплетений [38]. Так как этих любителей была громадная масса, то Евномий на них преимущественно и рассчитывал, занимаясь самою кропотливою отделкой своего труда, подбором слов и выражений. Св. Григорий порицает его за особую изысканность речи, „за роскошные эти переливы звуков, за нежные припевы, которые он, может быть, и произносит не с спокойною наружностию, а напротив того выговаривает, притопывая ногою и вместе с тем с удовольствием прищелкивая в лад пальцами, и говорит, что больше уж ни в чем нет нужды, ни в других словах, ни в новых трудах“ [39]. Как только появилось означенное сочинение Евномия, оно приобрело себе массу читателей и быстро распространилось по всему востоку. Экземпляры его были занесены и в Каппадокию, и появились в епископском городе св. Григория — Ниссе. Очевидно, слава Евномия, как наиболее серьезного защитника ереси, помогала распространению его новой апологии, и потому православным пастырям нужно было как можно скорее ответить на нее её критическим разбором. Но сделать это оказалось не совсем легко. Книги Евномия всюду ходили, всем были известны, — не могли достать их одни только защитники православия. Св. Григорий в письме к брату своему св. Петру, епископу севастийскому, жалуется на то, что он не мог с достаточною серьезностью рассмотреть сочинение Евномия, потому что человек, который доставил ему это сочинение, скоро вытребовал себе его назад и не дал ни списать его, ни заняться им на досуге [40]. Тем не менее и в тот короткий срок, в какой св. Григорий мог пользоваться апологией Евномия, он составил на нее критические записки, которые были потом обработаны в связный трактат, составивший первую книгу против Евномия [41]. Побуждением опровергнуть апологию Евномия для св. Григория служило, с одной стороны, желание защитить память умершего брата своего св. Василия Великого, которого Евномий осмеял самым грубым образом [42], с другой — желание дать приверженцам православия необходимое оружие для борьбы с утонченной арианской диалектикой. „Так как слово противника. — писал Григорий Нисский своему брату св. Петру, — имеет в виду две отдельные цели: и оклеветать нас, и осудить здравое учение, то поэтому и наше слово должно быть направлено против того и другого. Но для ясности и для того, чтобы вставками, содержащими в себе опровержение клевет противника, не прерывать связи в исследованиях о догмате, мы, разделив по необходимости это сочинение на две части, сначала занялись оправданием от взведенных на нас (обвинений), а после того, по мере сил, вступили в спор с сказанным против догмата“. Св. Григорий так действительно и сделал. Первая книга его разделяется на две неравные части: первая — меньшая часть (col. 248–296) защищает память св. Василия Великого, вторая — бо́льшая (col. 296–464) содержит опровержение догматического учения Евномия о Сыне Божием и о Св. Духе. Так как св. Григорий представил не только „опровержение еретических предположений, но также и положительное раскрытие православного учения“, — то сочинение его представило собою весьма обширный трактат, хотя в нем была опровергнута только одна первая книга апологии Евномия.

Допустив в пылу полемики несколько резких выражений, св. Григорий стеснился было выпускать свою книгу, боясь осуждения в запальчивости, но св. Петр севастийский убедил его как можно скорее обнародовать свое опровержение и советовал не оставить без разбора и вторую часть апологии Евномия [43]. Св. Григорий так именно и поступил. Ко времени второго вселенского собора у него был готов новый обширный трактат — „Опровержение второй книги Евномия“ (πρός τον Εύνομίου δεύτερον λόγον). Этот трактат по изданию Миня составляет вторую часть двенадцатой книги, но историческая связь его именно с первою книгой против Евномия доказывается как предисловием к нему, так и самым его содержанием. В предисловии св. Григорий прежде всего вспоминает о „первом отделе состязаний с Евномием“, и потом уже объясняет причины составления своего нового сочинения. „Так как, говорит он, у него (Евномия) составлено против благочестия еще вторая, так сказать, разбойническая книга, то истина опять при содействии Божием вооружается“ [44])…. Ясно, что появление второй части двенадцатой книги хронологически следовало непосредственно за первою книгою, которая представляет собою опровержение первой книги апологии Евномия, и, следовательно, первый отдел состязаний с Евномием св. Григория. Это подтверждается и самым содержанием второй части двенадцатой книги. Свою первую книгу св. Григорий закончил указанием на теорию имен, которая лежала в основе рассуждений Евномия об отношении Сына Божия к Богу Отцу, как рожденного к нерожденному. Во второй же части двенадцатой книги, после краткого предварительного рассуждения о значении имен „рожденный“ и „нерожденный“, идет буквальное изложение и опровержение отрывков из сочинения Евномия относительно теории имен и приложения этой теории к богословским спорам между православными и арианами. Ясно, что содержание этой книги составляет прямое продолжение содержания первой книги. Еще более это ясно из заключения двенадцатой книги, где св. Григорий сопоставляет богословие св. Василия Великого с богословием Евномия и делает вывод, что Евномий напрасно задумал литературную борьбу с умершим вождем православия, потому что ученику св. Василия, хотя и обладающему только частицей мудрости своего учителя, нетрудно разбить скорлупу еретического коварства и обнаружить недобросовестность еретической полемики. Это заключение показывает, что сочинение св. Григория было направлено именно на „Апологию апологии“ Евномия, потому что эта „Апология“ была написана прямо в опровержение сочинения св. Василия Великого, память которого взялся защищать св. Григорий Нисский. Таким образом, вторая часть двенадцатой книги должна быть признана — или самостоятельною второю книгою, или же продолжением первой книги. С её появлением была разобрана вся „Апология апологии“ Евномия, память Св. Василия Великого защищена от незаслуженных нареканий, низложение догматов истины сделано.

Весь этот труд был окончен ко времени II вселенского собора. На этом соборе арианство было окончательно поражено, — но Евномий не считал себя пораженным. Вскоре после соборных заседаний он выпустил новое сочинение, в котором пытался обосновать свою доктрину на чисто библейской почве, и вместе с тем опровергнуть православную аргументацию св. Василия Великого и св. Григория Нисского. Так как борьба была объявлена теперь уже лично самому св. Григорию, и при том объявлена по поводу его книг против Евномиевой апологии, то само собою понятно, что св. Григорий не мог оставить без ответа этого нового сочинения своего противника. Он написал опровержение и на это сочинение, и таким образом явились III–XII книги его против Евномия.

Третья книга начинается общим введением для всего сочинения. В этом введении объясняется, что Евномий, „два раза уже низложенный в предшествующих книгах“ (т. е. в первой и во второй, или — по печатному изданию — во второй части двенадцатой книги), еще в третий раз на обычном поприще лжи возметает пыль словопрения против благочестия“. Эту пыль поднял Евномий в „новом сочинении“, которое подобно первому „также лживо и несостоятельно, не согласно ни с истиною, ни само с собою“ [45]. Очевидно, здесь идет речь не об „Апологии“, а о другом каком–то сочинении, которое явилось уже после опровержения обеих книг „Апологии“, когда оба отдела состязания были уже окончены. Заглавия этого нового сочинения св. Григорий не указывает нигде; по содержанию же, как видно из отрывков его, оно было систематическим сводом толкований на излюбленные арианами библейские тексты. По словам св. Григория, Евномий обратился за доказательством справедливости своего учения к св. писанию, при чем исключительно упирал только на букву его, между тем как „и на то, что кажется ясным, непременно возможно некоторое высшее воззрение, которое дается здравомыслящим чрез тончайшее исследование священного текста“ [46]. К этому „тончайшему исследованию“ св. Григорий немедленно же и переходит, последовательно разбирая всю библейскую аргументацию Евномия. Так как все библейские тексты у Евномия давали один и тот же арианский вывод, то опровержение св. Григория по необходимости вышло далеко не систематично. Об одном и том предмете он говорит в разных местах и даже книгах с весьма значительными перерывами. Впрочем, нужно заметить, что расположение книг в этом сочинении св. Григория, кажется, испорчено. У Фабриция приведена заметка Sirmond’a, что книги св. Григория против Евномия „обыкновенно цитуются у древних неодинаково“, и в подтверждение этого приведены два факта: а) Факунд гермианский и Анастасий библиотекарь приводят отрывки из „Опровержений“ св. Григория и цитуют их третьей книгой, — Леонтий Византийский цитует те же самые отрывки второй книгой, а на самом деле по теперешнему греко–латинскому изданию творений св. Григория эти отрывки находятся в четвертой книге; b) Факунд приводит отрывки из четвертой книги, между тем как они находятся в пятой [47]. Ясно, что порядок книг по разным спискам был не одинаков.

Книги III–XII появились, по всей вероятности, в 882 г. Какое впечатление произвели они на общество, мы не знаем, но только Евномий нисколько не удовлетворился разъяснениями св. Григория. В 383 г., по требованию императора Феодосия, он представил свое „Изложение веры“ (εκθεσις πίστεως) [48], в котором еще раз кратко изложил сущность и основания своего учения, выразив самое горячее убеждение в его истинности. Тогда св. Григорий снова выступил на борьбу с Евномием и представил опровержение его „Изложения веры“. Это опровержение составило вторую книгу из числа тринадцати книг против Евномия.

Так появились XII, точнее — XIII книг св. Григория Нисского против Евномия. В них представлено опровержение трех разных сочинений Евномия: а) „Апологии за апологию“, явившейся на защиту опровергнутой св. Василием Великим первой апологии Евномия, b) неизвестного по заглавию сочинения, в котором Евномий пытался защитить свое учение библейскими свидетельствами и с) „Изложения веры“. Временем их написания были 379–383 годы. Значение их в истории богословских споров было несомненно большое. На них ссылались не только отдельные церковные писатели, но и целые соборы, и не только на востоке, но и на западе [49]. Причину такого внимания к ним мы вполне объясним, если укажем на отзыв о них св. патриарха Германа. По его мнению, св. Григорий Нисский в своих книгах против Евномия „предал этого еретика совершенному позору“ [50], т. е. вполне доказал несостоятельность арианства и тем самым доказал истинность учения церкви.

„Опровержение Евномия“ несомненно представляет собою капитальный труд св. Григория, — но, взятое отдельно от других его сочинений, оно далеко не полно охватывает все те вопросы, которые возбудил догмат о Св. Троице в богословских спорах IV века. Оно подробно говорит о божестве Сына Божия, кратко касается учения о Св. Духе, и почти совсем не касается общего учения об отношении единства сущности к троичности Лиц в Божестве. Вследствие этого оно необходимо требует дополнений, и св. Григорий дал эти дополнения в нескольких других своих трактатах, в которых он раскрывает учение о Св. Троице не во всем его объеме, а в отдельных, частных его пунктах. В самой тесной внутренней связи с содержанием книг против Евномия находится содержание двух трактатов св. Григория, открытых в Ватиканской библиотеке и изданных в 1833 году Анжело Майем в VIII томе его „Нового собрания древних писателей“ [51]. Это — „Слово против Ария и Савеллия“ (Λόγος κατά Αρείου καί Σαβελλίου) и „Слово против македониан духоборцев“ (Λόγος κατά μακεδονιαν πνευματομάχων). По характеру своего изложения оба эти трактата весьма близко напоминают друг друга. В них совершенно нет того полемического пыла, который довольно резко бросается в глаза в „Опровержении Евномия“; изложение учения ведется совершенно спокойно и, благодаря этому, в высшей степени последовательно, так что если бы нужно было точнее определить их отношение к „Опровержению Евномия“, то мы нисколько бы не погрешили, если бы указали в „Опровержении“ капитальный научно–богословский труд со всеми его внешними недостатками, а в этих трактатах — простую популяризацию этого труда со всеми её внешними достоинствами.

Хотя обстоятельства появления „Слова против Ария и Савеллия“ достоверно и неизвестны, однако с большою вероятностью можно предположить, что оно составлено из церковных поучений св. Григория Нисского, и потому действительно имеет своею целью популяризировать научное опровержение арианства и савеллианства. Что трактат составлен из поучений, на это указывают частые обращения св. Григория к предполагаемым слушателям. В самом начале трактата, например, св. Григорий рассуждает: „многие, уклоняясь от одной западни, делаются добычею другой, но ты, кажется, боясь впасть в которую–либо из них, бежишь и от самого пути истины, думая, что не должно заниматься рассуждениями о Боге. Смотри, чтобы опасаясь заблуждений той и другой стороны (арианства и савеллианства), не подпал ты осуждению за недостаток благочестия“ [52]. Если бы мы имели только это одно обращение, то, конечно, еще не имели бы права делать отсюда какие–либо заключения, потому что оно могло быть не сказано, а написано какому- нибудь неизвестному по имени православному лицу. Но вот еще одно обращение совершенно иного рода: „или ты, мудрствующий савеллиански, не читал следующего места апостольского послания, противоречащего твоему мнению, где между прочим сказано: по действу державы крепости Его“ [53]…, и так далее из послания к Ефесянам, I, 19–21. Здесь обращение сделано уже не к православному, а к мудрствующему савеллиански, т. е. совсем к другому лицу, чем первое обращение. Если бы св. Григорий писал свой трактат для утверждения в вере частного лица, то последнее обращение не имело бы смысла. Оно может быть понятно только при предположении, что св. Григорий говорил эту речь и имел пред собою, или, по крайней мере, предполагал в числе своих слушателей мудрствующих савеллиански. Св. Григорий действительно показывает, что он именно предполагал таких слушателей: „да услышат, говорит он, склоняющиеся своею мыслию к какому либо из этих заблуждений (к арианству или савеллианству)“…. [54]. Здесь употреблено такое выражение, которое ясно показывает, что речь произносилась, и именно произносилась в многолюдном собрании. Об этом же говорит и еще одно обращение, которое так же ясно свидетельствует, что св. Григорий произносил свою речь: „помню, говорит он в начале третьей главы трактата, что я прежде обещал вам показать, как бы в зеркале, образ отношений между Отцем и Сыном“. Св. Григорий вспоминает о своем обещании, продолжая прежнюю речь, а в конце второй главы он действительно коснулся неверно разрешаемого савеллианами вопроса об отношении Сына к Отцу; следовательно, св. Григорий вспоминает в начале третьей главы о том, о чем только что написал. Было бы слишком странно видеть это в цельном трактате, между тем как вся странность исчезает, если мы примем трактат за составленный из нескольких поучений. Из скольких именно поучений составлен он, категорически ответить нельзя, — но можно с большою вероятностью предположить, что из трех. Первое из них составило первые две главы трактата, в которых, после определения отношения православия к арианству и савеллианству, ставится прямо вопрос о божестве Сына Божия и о равенстве Его с Богом Отцом, излагается в нескольких словах арианское решение этого вопроса, и затем высказывается приглашение слушателям исследовать спорное учение на твердом основании веры. Здесь кончается один отдел трактата, а с ним вместе кончается и та проповедь, из которой он составлен. Следующая (III) глава начинается приведенными уже выше словами: „помню, что я обещал показать вам, как бы в зеркале, образ отношений между Отцем и Сыном“. В исполнение этого обещания св. Григорий действительно показывает этот образ (III–V гл.) в толковании двух библейских текстов: Пс. СІХ, 3, и Притч., VIII, 22, 25. Здесь кончается второй отдел трактата, а вместе с ним кончается и вторая проповедь, из которой он составлен. Третий отдел начинается с VI главы, в начале которой св. Григорий обещает заняться разбором библейской аргументации ариан и савеллиан, указывает ложно понимаемые теми и другими библейские тексты, и на первый раз обращается к савеллианам. Против них он выясняет (VII–VIII гл.) подлинный смысл двух библейских текстов: 1 Кор. XV, 24. и Иоан. X, 30. С IX главы трактата св. Григорий обращается к „ариано–неистовствующему Ахиллу“ и разбирает библейскую аргументацию ариан, а вместе с тем диалектические возражения против православного понимания библии. Этим и кончается трактат, заключающий в себе четырнадцать небольших глав.

Трактат против Ария и Савеллия представляет собою прекрасную популяризацию только одной части содержания книг против Евномия, именно — учения о Сыне Божием. Другая же часть содержания этих книг — учение о Св. Духе популяризируется в другом, открытом Анжело Майем, трактате — в „Слове против македониан духоборец“. Здесь точно также, как и в первом трактате, очень заметно стремление автора в возможно кратких и ясных чертах изложить церковное учение о Св. Духе с опровержением всех ходячих возражений против этого учения. Ради ясности в изложении, он написан по самому простому плану: почти каждая глава его начинается вопросом, на который немедленно же дается простой и краткий ответ; некоторые главы заключают в себе по нескольку таких вопросов и ответов, и весь трактат представляет собою последовательный ряд вопросов и ответов на тему, выраженную в его надписании. Такой катихизический характер „Слова“ показывает, что оно было назначено для простых читателей или слушателей, хотя, впрочем, в нем совершенно нет таких ясных признаков, по которым бы можно было с достаточною вероятностью предположить его гомилитическое происхождение. Обстоятельства его появления высказаны в первой главе, которая составляет общее введение ко всему трактату. В этом введении кратко доказывается необходимость отвечать „на пустые речи“, потому что иначе злостная гангрена ереси может распространиться и внести яд заразы в здравое учение веры. В видах предотвращения такой опасности, необходимо „исправлять вредные мнения“ и „ниспровергать безрассудные и ошибочные мысли еретиков“. Со второй главы и начинается это исправление и ниспровержение. Рядом частных вопросов и ответов решаются два общих вопроса относительно догмата о Св. Духе: а) о божестве Св. Духа и b) о равенстве Его с Отцом и Сыном. Вопрос об единосущии Св. Духа с Отцом и Сыном затрагивается только мимоходом, — но нужно заметить, что трактат не окончен. В той рукописи, в которой открыл его Анжело Маий, последняя (XXV) глава его в нескольких местах имеет пропуски и обрывается на полуслове [55].

Таким образом, в „Опровержении“ Евномия св. Григорий сделал подробное научное изложение догмата о Св. Троице, а в трактатах против Ария и Савеллия и против македониан духоборцев он представил общедоступную популяризацию того самого, что было подробно изложено в его капитальном труде против Евномия.

Но утверждая церковное учение об истинном божестве Сына Божия и Св. Духа, св. Григорий необходимо должен был коснуться самого трудного и вместе с тем самого важного вопроса: как можно мыслить единство Бога, если признается, что существуют три равных по Своей природе и достоинству Божеских Лица? Выше было уже замечено, что в „Опровержении“ Евномия он лишь мимоходом коснулся этого вопроса, между тем как специальные интересы православия в борьбе с арианством и савеллианством обязательно требовали немедленного и обстоятельного его решения. Арианство ради сохранения единства в Божестве требовало признания Сына и Духа иносущными Отцу и потому не божественными; савеллианство ради сохранения того же единства требовало уничтожения реального различия ипостасей. Православие отвергало то и другое требование, а потому и должно было поведать, как же нужно мыслить взаимоотношение единства и троичности, сущности и ипостасей. В ответ на этот именно вопрос появилось послание св. Григория „ К Авлавию о том, что нельзя говорить: три Бога“ (Προς Άβλάβιον περί τού μή λέγειν τρεις Θεούς). Кто был Авлавий, ради которого и по просьбе которого было написано св. Григорием это догматическое рассуждение, — неизвестно. Из вступительной части трактата мы знаем только, что он был молодой человек, принадлежал к почитателям св. Григория, вел богословские споры с еретиками, держась в вопросе о взаимоотношении Лиц Св. Троицы основоположения Василия Великого и Григория Нисского. Защищая это основоположение, именно — что единство и троичность в Боге относятся друг к другу, как общее к отличительному, он встретил обвинение со стороны ариан в разделении неделимой сущности Бога, т. е. в тритеизме. И вот, не имея средств к отражению „стрел, какие противники мечут в истину“, он обратился за помощью к св. Григорию Нисскому, и поставил категорический вопрос: почему три Лица Св. Троицы нельзя называть тремя Богами, когда единство сущности ничего не говорит против такого названия, и мы называем же Петра, Иакова и Иоанна тремя человеками, не смотря на единство их сущности? В ответ на этот вопрос и явилось рассуждение св. Григория „о том, что нельзя говорить: три Бога [56]“. Рассуждение написано не особенно ясно и не вполне систематично, так что правильно понять ход мыслей св. Григория и представить все отдельные положения трактата в цельной связи их друг с другом не совсем легко, и потому–то, может быть, позднейшие церковные писатели избегали пользоваться в своих богословских рассуждениях этим сочинением, а когда и пользовались, то излагали мысли св. Григория не буквально, а так, как понимали их. Например, Евфимий Зигабен в Panoplia dogmatica для разъяснения догмата о Св. Троице приводит отрывок „об Отце, Сыне и Св. Духе τού Νύσσης εκ τού Προς Άβλάβιον λόγου [57], — между тем как буквально всего того, что привел Зигабен от лица Нисского, в трактате Πρός Άβλάβιον совершенно нет. Здесь можно бы было предположить одно из двух: или известное нам послание к Авлавию интерполировано, или же существовало другое послание, написанное к Авлавию, но до нашего времени не сохранившееся. Однако, при ближайшем рассмотрении дела, ни то ни другое предположение оказывается ненужным. Сохраненный Евфимием отрывок представляет собою краткий, но цельный конспект к тому рассуждению св. Григория, которое мы имеем теперь под руками. В нем сжато и в связи передаются все главные положения этого рассуждения с прибавлением только одного пояснительного примера [58], которого нет в рассуждении и который можно признать за собственный комментарий к словам св. Григория составителя конспекта, самого Евфимия Зигабена.

Но если трактат — „о том, что нельзя говорить: три Бога“ — изложен туманно, требует необходимых пояснений и значительной доли труда для верного его понимания, то еще более туманно изложен другой трактат св. Григория о том же предмете — „К язычникам на основании общих понятий“ (Προς 'ελλήνας εκ των κοινών εννοιών). Здесь так много туманности и диалектической игры словами, что некоторые ученые совершенно отказываются признать его подлинным трактатом св. Григория. Дюпен в своей „Новой библиотеке церковных писателей“ говорит: „трактат к язычникам на основании общих понятий (έκ των κοινών εννοιών) составлен во вкусе схоластиков применительно к тем выражениям, какими пользовались древние для объяснения тайны троичности“ [59]. Мнение Дюпеня повторяет Гейнс в своем рассуждении о творениях св. Григория и притом с добавлением, что больше об этом трактате и сказать нечего [60]. Но несмотря на такой суровый приговор, большинство ученых признает трактат подлинным творением св. Григория или, по крайней мере, не возбуждает о нем никаких сомнений [61]). Кто же теперь прав? Ответом на этот вопрос служит третье мнение, по которому рассматриваемый трактат можно приписать св. Григорию Нисскому, только не в качестве самостоятельного сочинения, а в качестве фрагмента от какого–то большого, не дошедшего до нас, сочинения. Так именно думают Рупп и Фесслер. Рупп замечает, что употребленный в нашем трактате метод исследования, решительность в его проведении, научность в оправдании церковно–отеческого понимания догмата „не оставляют никакого сомнения в том, что это сочинение имеет своим автором Григория Нисского“. Но так как оно обрывается почти на полуслове, то Руппу „кажется, что этот апологетический опыт против язычников — только фрагмент“ [62]. Мнение Руппа можно признать совершенно справедливым. По крайней мере, его подтверждает несомненная неоконченность трактата, в силу которой собственно он и является каким–то бесцельным и потому довольно странным явлением в отеческой литературе. Эта странность немедленно же исчезает, как только мы допустим, что имеем дело не с целым сочинением, а только с фрагментом его.