Происхождение молитвы эпиклезы.

Постановка проблемы. Прежде чем приступить к изучению свидетельств патристических и литургических, говорящих о древности разбираемой молитвы, надо себе уяснить, в чем состоит изучаемая проблема, т. е. какой характер исследования должен быть усвоен православным литургистом. Молитву эпиклезы можно рассматривать с точки зрения, например, исключительно литургико-археологической. Ее можно понимать и изучать, как просто (и только) литургический феномен, явление истории, занимающее мысль только историка церковного обряда. Это подход односторонний, узкий, и потому неправильный. Удовлетворительного ответа он дать нам не сможет. Есть, однако, другой подход. Молитву эпиклезы, как и вообще все наше богослужение, нельзя рассматривать, как исключительно обрядовое явление. Литургика в сознании церковном, в понимании святых отцов, всегда была и есть живая и жизненная философия Православия, т. е. исповедание в гимнографии, иконах, священнодействиях и всем вообще быте церковном, во всем том, во что Церковь верует и символически в догматах веры воплощает. Наряду с богословием трактатов и догматических исповеданий существует богословие литургическое, не только не менее важное, чем первое, но такое же по своему значению ценное и с ним органически в одно целое богословие связанное и поэтому от него неотделимое.

Если Церковь установила в своем вековом литургическом опыте те или другие действия, обычно неправильно именуемые обывателем обрядами, то этими действиями она символически выражает свою веру в ту или иную вечную, непреходящую небесную реальность. Отрицание от сатаны перед крещением и весь чин заклинания крещаемого есть символическое, в церковном ритуале воплощенное отображение и исповедание догмата о первородном грехе; венчание брачующихся венцами, сопровождаемое пением «Святии мученицы…», дает таинству Брака характер шествия на мучение; песнопения предпразднства Рождества Христова, сходные по содержанию с песнопениями Страстной седмицы, раскрывают кенотическое и искупительное значение воплощения Слова Божия; литургическое богословие Богородичных праздников также раскрывает перед нами православную мариологию и т. д. и т. п.

Молитва эпиклезы Святого Духа на Литургии, повторяемая во всех таинствах, показывает, что Церковь литургически исповедует свою веру в Духа Святаго, как Силу освятительную и совершительную, что в каждом таинстве повторяется Пятидесятница. Молитва эпиклезы есть, как и все наше литургическое богословие, молитвенное исповедание известного догмата о Духе Святом. Поэтому изучение этой молитвы, ее содержания, времени происхождения, тех или иных возможных в ней изменений есть вопрос не только археологии церковной, но, главным образом, вопрос догматический. Проблему эпиклезы и все наше разногласие с католической наукой надо рассматривать прежде всего как проблему догматическую, a потом уже как факт истории Литургии, как явление археологическое.

А. Учение Церкви об освящении Святых Даров.

Католическая церковь, как известно, учит, что молитвы призывания Святого Духа не нужны для освящения евхаристических элементов. Священник, по их учению, является совершителем Таинства, «minister sacramenti»; он, как «vice Christus» [заместитель Христа], как «Stellvertreter Christi» [заместитель Христа (нем.)], обладает полнотой благодати, как и Сам Христос; и, как Христу Спасителю нет необходимости призывать нераздельного от Него Святого Духа, так и Его заместителю, полномочному совершителю Таинства, в этом призывании также нет необходимости. С известного времени римская практика выбрасывает из мессы эту молитву или, точнее, так ее скрывает в контексте своих молитв, что она теряет свое значение и характер освятительной молитвы. Освящение Даров совершается исключительно словами Господа: «Accipite, manducate, hoc est enim corpus Meum», etc [Приимите, ядите, сие есть Тело Мое]. Любопытно заметить, что существует среди некоторых католических ученых мнение, что Дух Святой сослужит священнику, является его Mitkonsecrator [Coслужитель (нем.)], συλλειτουργός [Сослужитель]. [450]

Поэтому в полемике со всем Востоком, который всегда и всюду эту молитву читал и бережно хранил, как самую важную наравне с установительными словами Господа, латинские богословы старались доказать, что молитва эта сравнительно нового происхождения, что она есть продукт греческой литургической практики, которую апостольская Церковь не знала. Поэтому все свидетельства святых отцов и самих литургических памятников подвергаются ими жесткой критике, недоверию и очень часто произвольному толкованию. Но тем не менее факты говорят сами за себя, и не признавать некоторых несомненных доказательств невозможно. Католические сомнения направлены главным образом на два момента:

1. Молитва эпиклезы — происхождения не первоначального, она — продукт позднейших домыслов греческих теологов, и

2. Эта молитва на первых порах своего возникновения имела характер не консекраторный, она читалась не ради освящения Даров, a чтобы удостоить молящихся причаститься Евхаристии; иными словами, это была молитва призывания Святого Духа не на Дары, a на молитвенное собрание.

Существуют все же, как мы сказали, такие свидетельства, не признать которые невозможно даже самым крайним латинским ученым. Для примера возьмем классическое место из «Книги о Святом Духе» святого Василия Великого (гл. 27) и от него начнем исследование: «Кто научил знаменовать себя крестным знамением? Какое Писание научило нас в молитве обращаться к востоку? Кто из святых оставил нам на письме слова призывания при показании — τά τής έπικλήσεως ρήματα έπί τή άναδείξει — Хлеба Евхаристии и Чаши благословения? Ибо мы не довольствуемся теми словами, которые Апостол или Евангелие упоминает, но и прежде их, и после произносим и другие, как имеющие великую силу для Таинства, приняв от неписаного учения». [451] Если читать этот текст святого Василия без предвзятости, то ясно, что здесь свидетельствуется об апостольском происхождении эпиклезы. Не лишено значения даже и такое выражение, как «при показании Хлеба», ибо молитва Sanctus’a литургии того же Василия Великого заканчивается словами «показав Тебе Богу и Отцу, благодарив, благословив…», a в молитве эпиклезы той же литургии написано: «Благословити я, освятити и показати Хлеб Сей» и т. д. B подтверждение этому месту из «Книги о Святом Духе» святой Василий Великий в III книге «Против Евномия» пространно разрабатывает церковное учение о том, что Дух Святой есть «Сила освящающая» и «Источник освящения».

Несколько раньше в своих Катихезах святой Кирилл Иерусалимский дает нам ясно формулированное учение о том же моменте Литургии. Так (Myst. 3:3), он говорит: «Евхаристический Хлеб после призывания (μετά τήν έπίκλησιν) Святого Духа не есть уже больше простой хлеб, но Тело Христово,» [452] — или (Myst. 5:7): «Мы просим человеколюбивого Бога низпослать Святого Духа на Дары, чтобы Он сделал хлеб — Телом Христовым, a вино — Кровию Христовою». [453] — «Святый Дух касается, освящает, прелагает (μεταβέβληται)… Святые Дары принимают Святаго Духа». [454] Чтобы не умножать цитаты, сошлемся только на Ефрема Сирина, [455] святого Петра Александрийского, [456] святого Феофила [457] и Оптата Милевского, [458] которые все свидетельствуют в том же духе об освятительной силе Святого Духа и необходимости Его призывания в Литургии.

Если мы обратимся к святому Иоанну Златоусту, то свидетельство его только с особенной яркостью подтвердит сказанное другими. Оставляя в стороне его I и II беседу на «Предательство Иуды» и 82 беседу на евангелиста Матфея, где говорится несколько неясно об освящении, обратимся лишь к нижеследующим текстам, ясность которых не оставляет никаких сомнений о том, как думал по этому поводу Златоуст.