В лице Льва на византийский престол взошел исавриец [123], чего давно уже не было (со времени Зинона). С восшествием на престол человека нового, естественно, могло явиться или подняться новое направление. Господствовавшее до иконоборцев политическое направление можно назвать в условном смысле церковным, или вернее клерикальным, понимая под этим словом такую политику, которая интересы духовенства, как известного класса общества, уважает более, чем требования и задачи самой церкви. При Юстиниане II духовенство стояло в Византии высоко и занимало даже высшие государственные должности. В 695 году γενικός λογοθέτης (должность вроде министра финансов) был назначен затворник авва Феодот, прославившейся крайнею жестокостью и неправдами при сборе податей, и в 696 году был убит чернью. При Артемии в 715 г. войсками, сосредоточенными в Родосе, командовал в звании στρατηγός тогдашний λογοθέτης γενικός, παπάς Ίωαννάκις, Т. е. диакон великой церкви Иоанн, и тоже был убит войсками. Духовные лица вмешиваются даже в темные интриги и злоумышления византийской политики: в низложении Юстиниана II с престола в 696 году были самыми видными участниками Павел, μοναχός των Καλλιστράτου, И Григорий, μοναχός καί ηγούμενος τών Φλώρου. С другой стороны, в 695 году патриарх Каллиник, несмотря на категорическое заявление: «ευχήν επί συσταίει εκκλησίας έχομεν, επί δέ καταλύσει εκκλησίας ού παρελάβομεν» («молитву на создание церкви {стр. 511} мы имеем, а на разрушение церкви не получили»), принужден был императором ех tempore читать молитву на разрушение (точнее: на сломку и снос в другое место) церкви Богородицы τών μητροπολίτου (место которой потребовалось для здания цирковой партии голубых) и произнес: «δόξα τώ Θεώ τώ άνεχομένω παντοε, νυν καί αεί καί εις τους αιώνας τών σιώνων, άμήν» («слава Богу терпящему всегда, ныне и присно и во веки веков, аминь»). Право убежища в моменты политических переворотов (напр. 711 г.) было попираемо самым грубым образом. Этот порядок вещей низводил духовенство до положения политической партии и притом далеко не популярной и не симпатичной (Феодот, Иоаннакис). Естественно, что новое и противоположное политическое направление стремилось вытеснить духовенство из занятой им позиции и выступило с программой антиклерикальной.

Иконоборство, таким образом, представляет аналогию с недавним немецким Kulturkampf'ом и с современною борьбою французского республиканского правительства против клерикализма, respective против католичества, respective против христианской религии. В противоположность церковному направлению, как его понимали предшествующие византийские правители, иконоборцы выступили с направлением «сtrekzhbpjdfnm». со стремлением «секуляризовать» и самую церковь. Вражда этого нового направления к монашеству (как к главному выразителю предшествующего церковного направления и к силе, способной оказать наиболее упорное сопротивление) едва ли менее характеристична, чем и самая борьба против иконопочитания: известно, какое видное место «во внутренней политике» Константина Копронима занимала его борьба с «σκοτένδυτοι». и «άμνημόνευτοι». Византиец прежнего направления был благочестив, строг, в соблюдении церковных обрядов. Kulturkämpfer'ы иконоборческого лагеря щеголяют своею религиозною индифферентностью. Кто проводил ночи в церквах, в бдении, кто привык к возгласу «θεοτόκε βοήθει», кто не «божился нещадно», тот уже считался политически неблагонадежным, «ως έχθρος του βασιλέως έκολάζετο καί άμνημόνευτος ωνομάζετο» (Theophanes a. 6259). Принимать участие в кутежах, ругаться и клясться нещадно, брить бороду — считалось хорошим тоном в лагере иконоборцев. В связи с этим стоит, конечно, и та черта, что византийцы прежнего направления говорили: «иду είς τον άγων {стр. 512} μάρτυρα Θεόδωρον, εις τούς άγιους άποστόλους», а люди нового направления: «εις τον μάρτυρα Θεόδωρον, εις τούς άποστόλους» (нежелание показаться благочестивым? или некоторый протест против слишком расточительного, даже и в титулах, употребления слова άγιος?). В речах Константина не было (обычных у предшествовавших императоров молитвенных обращений в начале или в конце. Иконоборство в программе императоров этого направления имело такой смысл: они хотели направить по новому пути (наряду с другим) и религиозную жизнь народа; порывая с традициями прежнего времени, они выступили на борьбу против иконопочитания, потому что и оно являлось характеристичным для прежнего церковного направления. Не отрекаясь от христианства и церкви, они хотели довести обрядность, внешние формы благочестия до minimum'а: чествовали св. крест и отметали св. иконы. [124]

Б) Но чем руководствовались представители иерархии, ставшие на сторону иконоборчества?

В церковной истории иконоборство было не без единичных прецедентов. Сюда не относится 36 правило Эльвирского (Гранадского) собора, запрещающее делать св. изображения в церквах, потому что оно было направлено не против самых изображений, но к охранению Христианской святыни от поруганий языческого фанатизма (can. 36 consil. Illiberitani: placuit picturas in ecclesiis esse non debere, ne quod colitur aut adoratur, in parietibus depingatur). Но отрицательный ответ Евсевия кесарийского Константин, желавшей иметь образ Спасителя, и поступок Епифания кипрского в Анаблате характеризуют переходную эпоху от священных изображений символических к иконографии исторической и доказывают сомнения некоторых в законности или уместности последней. На вопрос Константии, желавшей найти истинный телесный образ Христа, где можно найти этот образ, Евсевий кесарийский ответил, что истинный образ Христа всякий христианин должен носить в своем сердце. Епифаний кипрский, зашедши однажды в храм г. Анаблаты (который даже не входил в его епархию), увидел там изображение человека; Епифаний до того был поражен этим фактом, что, немедля разорвал это изображение и отдал его в качестве погребального покрова на нищих. A вместо испорченной им ткани отдал в храм чистый кусок материи. Несмотря на то, что монофиситы в целом призна{стр. 513}ют чествование св. икон, такие видные представители монофиситства, как Филоксен иерапольский и Севир антиохийский, ратовали против изображения бесплотных сил — ангелов, Христа и Св. Духа (в виде голубя).

Вероятно, на востоке остался вовсе неизвестным случай, бывший на западе в 598–99 г. Серен, епископ марсельский, видя неразумное боготворение икон своею паствою, сорвал иконы и выбросил вон из церкви, чем произвел большой соблазн в народе. Поступок Серена получил значительную огласку на западе, так что дело дошло до папы Григория Великого. Узнав об этом, Григорий в 599 г. писал к Серену послание, в котором хвалил его за ревность, хотя и не по разуму, inconsideratum zelum, по которой он не потерпел поклонения неправильного, но порицал его за уничтожение икон, которые даны неграмотным людям вместо книги. Получив это послание, Серен сделал вид, что сомневается в его подлинности. В 600 году Григорий В. писал к Серену другое послание, в котором требует от него, чтобы он утишил соблазн, произведенный в его пастве его неразумным поступком, восстановил иконы, объяснил народу и смысл прежней своей выходки и то, как правильно следует чествовать св. иконы. Еще в 599 году отшельнику Секундину Григорий В. посылал иконы Спасителя и святых апостолов и объяснял образ должного чествования их.

В подобных объяснениях нуждались не только на западе, но и на востоке. В VІ и VII вв. церковные писатели (Анастасий Синаит, Леонтий неапольский, Иоанн фессалоникийский) имели побуждения защищать чествование свв. икон против возражений иудеев и, может быть, муслимов, усматривавших в том идолопоклонство. В VIII в. были епископы (Константин наколийский во Phrygia salutaris), не умевшие согласить вторую заповедь десятословия с чествованием икон. Масса народа, еще более невежественная, ставила апологетов иконопочитания в затруднение, когда им возражали, что народ чтит иконы совершенно божеским поклонением. Исторически засвидетельствованные проявления темного суеверия византийцев (в 717 г. в Пергаме с целью колдовства была вскрыта живая беременная женщина, в предположении, что её кровь даст непобедимость воинам, защищавшим город) показывают, что далеко не все умели чество{стр. 514}вать иконы правильно и согласно с учением церкви. Перед 825 г. император Михаил II ό τραυλός («косноязычный», 820–829) в международном документе (epist. ad Ludovicum Pium) констатирует, что некоторые избирали иконы в восприемники своих детей или в евангельские отцы для себя; то некоторые тело Христово принимали в свои уста, положив его сначала в руки святых на иконах; другие служили на иконах вместо престолов в частных домах и пренебрегали богослужением, совершаемым в церкви; были священники, которые соскабливали краску икон, влагали ее в потир в кровь Христову и этою смесью причащали народ.

Если в отдельных случаях в некоторых из этих неправильностей проявлялась такая непосредственная теплая вера, что пред нею преклонялись и высокопросвещенные богословы (св. Феодор Студит не осудил, а похвалил за ревность одного вельможу, избравшего икону великомученика Димитрия крестным отцом своему сыну), то в массе этих явлений несомненно давало себя знать грубое извращение церковного обряда, и чествование икон приближалось к идолослужению, разрешаясь в чествование самого вещества их. И можно думать, что и на востоке нашлись епископы в духе Серена марсельского, готовые tollere usum ad tollendum abusum, в надежде, что ни учение веры, ни подобающая честь святым, не потерпят ущерба от этой отмены икон, а церковный обряд приблизится к идеалу поклонения Богу — (только) духом и истиною. Они стали на сторону новых Kulturtrâger'oв, которые (вероятно) и невежество народа ставили в вину низвергаемому ими «клерикальному» режиму, и даже пошли далее их. Другие, конечно, примкнули к этому преобладающему политическому течению, чтобы этим компромиссом с ним удержать за собою высокое положение в обществе [125].

{стр. 515}

История иконоборства.

Движение против иконопочитателей началось в сфере Церковной в Византии, по-видимому, ранее, чем в кругах политических. С тремя именами связано это движение. Епископ Наколии (в Phrygia salutaris) Константин, не умея согласить со второю заповедью чествование икон, сделал что-то для отмены иконопочитания в своей церкви, вызвал этим поступком негодование против себя в своем митрополите Иоанне синнадском и других епископах своей епархии, прибыв в Константинополь, заверил Германа, что он и не думал вооружаться против чествования святых, которых он чтит, как бесчисленные Маргариты нашей веры, а шел только против «προσκύνησις χειροποίητος»; с своей стороны он соглашался даже лишиться кафедры; выслушав объяснение Германа относительно смысла иконопочитания, заверил «ώς έπί τού Θεου των ολων», что согласен с ним в этом, но, возвратясь на свою епископию, не исполнил того, что от него требовал Герман для умиротворения христиан, и не передал послания Германа митрополиту Иоанну [126].

{стр. 516}

Еще решительнее был Фома, еп. клавдиопольский, вероятно, митрополит онориадский [127]. В Константинополе он не выражал никаких сомнений относительно иконопочитания, а, прибыв в свою церковь, «ώς άπό δόγματος κοινού καί αναντίρρητου τινος διαοκέψεως τήν των είκόνων καθαίρεοιν έποιήσατο».

В послании, приписываемом папе Григорию II, говорится, что беззаконный сын Апсимара, ефесский митрополит Феодосий, был также на стороне противников иконопочитания. Папа пишет Льву: «εκείνου ήκουσας τού παρανόμου μώρου (Феодосия эксарха) ’Εφέσου τού υίού Άψιμάρου (низложенного императора Тиверия) καί των όμοίων αύτώ».

Прошло немало времени прежде, чем в политических кругах созрела мысль о гонении на иконопочитание. Случай, записанный в Chronicon paschale (в ноябре 533 г. после страшного землетрясения некоторые константинопольцы пели «Трисвятое» С монофиситской прибавкой «ό σταυρωθείς δι’ ημάς» и потом взывали к императору Юстиниану: «αρον καυσον τον τόμον τον έχτεθέντα υπό των επισκόπων τής συνόδου Χαλκηδόνος»), показывает, что в Византии физические бедствия пробуждали мысль о перемене вероисповедания. В десятый год царствования Льва Исавра, летом 726 г., было сильное вулканическое извержение в Средиземном море; появился даже новый кикладский остров, который примкнул к так называемому Священному острову (συνήφθη τή Ίερα νήσω). В Византии увидели в этом гнев Божий, занялись вопросом о том, что́ его вызвало, и в политических сферах нашли, что византийцы прогневали Бога своим иконопочитанием. При этих совещаниях, по-видимому, обошлись без участия патриарха Германа. Издан был немедленно указ против иконопочитания; мнение, будто в 726 г. Лев приказал иконы поставить, только повыше, чтобы народ не мог целовать их, неосно{стр. 517}вательно. Шварцлозе думает, что гонение Лев начал в другом эдикте от 730 г. Но остановившись внимательно на этом обстоятельстве, увидим, что эдикт 730 г. (принимаемый Шварцлозе) покоится на недоразумении, что черты, предполагаемые в этом эдикте, относятся к эдикту 726 г. Кажется, прежде всего решили применить эдикт против весьма чтимого в Константинополе изображения Христа Поручителя (τού’ Αντιφωνητού), стоявшего на Халкопратийских воротах (следовательно, достаточно высоко). Посланный императором спафарокандидат Ювин, несмотря на мольбы (народа и) женщин (γυναικες ζηλώτριαι καί μυροφόροι — ревнительницы и мироносицы) не трогать священного изображения, поднялся по лестнице, καί τρίς (έτυψε) μετά της άξίνης εις το πρόσωπον τού χαρακτηρος τού Σωτήρος. Присутствовавшие женщины опрокинули лестницу и засекли Ювина прутьями (fustibus) до смерти. Император приказал казнить их. Память этих мучеников за иконопочитание празднуется 9 августа. Этим определяется время издания эдикта.