«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Первые произведения православных полемистов против аполлинарианства, как и всякие новые богословские опыты, представляют некоторое колебание в приемах защиты, в {стр. 149} выборе технических слов. Поэтому у одних и тех же отцов встречаются выражения, которые впоследствии сделались характеристикою различных направлений.

Наприм., Афанасий В. (оставляем в стороне вопрос о μία φύσις του Θεου Λόγου σεσαρκωμένη) говорит о Христе: ίνα εις (= мужеский род для выражения ипостаси) η τά έκάτερα (= средний — для природы), «да будет один — оба, совершенный Бог, Он же и совершенный человек». Он говорил также о «целой природе Слова (όλη φύσις του Λόγου), не в разделении лиц (προσώπων), но в бытии (υπάρξει) Божества и человечества». Образ соединения: ή άσύγχυτος φυσική ενωσις, ενωσις κατά φύσιν; но употребляется также и название «συναφή»; Божество и человечество во Христе действуют συνημμέναως, соприкосновенно, в общении столь полном, что Христос плюнул, как человек, но и плюновение Его было божественно. Однако, с другой стороны, и действительное различие Божества и человечества выдерживается иногда с антиохийскою строгостию, — человечество называется домом, органом, храмом Божества: «прокаженный, как в созданном храме, покланялся Творцу всего».

Григорий Богослов дал классически точное христологическое выражение: «две природы, Бог и человек, не не два Сына и не два Бога; ибо то, из чего Спаситель, есть „другое и другое“, но не „другой и другой“, да не будет!» (φύσεις μέν δύο, Θεός καί άνθρωπος, υιοι δέ ού δύο, ουδέ Θεοί αλλε μέν καί άλλο τά εξ ών Σωτήρ, — ούκ άλλος καί άλλος, μή γένοιτο!). Вообще слову φύσις соответствует средний род прилагательного, мужеский род — понятию ипостаси (впрочем: τά γάρ άμφότερα εν τη συγκράσει. Образ соединения: a) μίξις, σύγκρασις, b) συνάφεια κατ’ ουσίαν.

У Григория Нисского также встречается непоследовательность в языке с точки зрения позднейшей терминологии. а) С одной стороны: «восприявшая природа, десница Божия, возвысила соединенного с нею человека (άνθρωπος) до своей собственной высоты», б) С другой стороны, образ соединения — μίξις, άνάκρασις, и в самых сильных выражениях излагается обожествление человека во Христе, как μεταποίησις.

Но особенно сильное сопротивление вызвало учение Аполлинария в Сирии, где в борьбу с ним вступили Диодор тарсский и Феодор мопсуэстийский.

{стр. 150}

Энергия этой борьбы объясняется особым положением сирийской церкви. Сирия находилась на границе с Персией, на окраине востока — страны дуализма и фатализма. Здесь манихейство настолько сильно было распространено, что Диодор опровергал его в 25 книгах; в сочинении «Против рока» (ειμαρμένη) он опровергал и дуалистов. Феодор писал против магов и против августиновского учения о предопределении (этот спор на окраине востока только и сделался известен из сочинения Феодора: в Chronicon Edessenum под 428 годом замечено: «сделалась известна ересь тех, которые говорят, что грех лежит в самой природе человека»). Еще держались на востоке и маркиониты: Феодорит кирский в своей парикии обратил 8 маркионитских селений в православие. Таким образом восточные учители должны были энергично отстаивать: а) учение о действительности человеческой природы в Христе (против докетического дуализма), и б) о высоком достоинстве свободы человека (против фатализма).

Учение о высоком достоинстве человека они старались раскрыть и в антропологии, и в христологии.

а) В антропологии. Человек сотворен по образу Божию, но образ Божий заключается не в духовности человека, потому что и ангелы — духи, но о них не сказано, что они сотворены по образу Божию. Образ Божий состоит, прежде всего, в преобладании человека над природой, над всеми тварями, а это имеет свое основание в отношении человека к миру. Человек является венцом мира; в человеке дано гармоническое объединение духа и материи, и он, как микрокосм, обладает над материальной природой.

б) В христологии. Поэтому и в Лице И. Христа человеческая сторона имеет высокое значение. Он имел все человеческое и самую свободу. Афанасий В. и Григорий Богослов прямо утверждают, что во Христе была «свобода Божия», допускающая избрание только благого. Григорий Нисский, признавая, что в человеке «свобода» есть великое благо, полагает, что в Лице Христа она была бы только недостатком, «изменяемостью», τρεπτόν; в Лице Богочеловека он понимает ее не как вообще способность человеческой природы. Антиохийские писатели признают, напротив, полную человеческую свободу в Лице Христа. Христос, по их системе, является человеком — аскетом. Перед Ним {стр. 151} реально лежала страшная возможность выбора между добром и злом, и Он реально избрал только доброе. Действительное различие естеств выставлено было на вид так выпукло, что единство Лица Христа выступало уже тускло. Это можно показать на вопросе, напр., о поклонении Христу.

Аполлинарий, в своей критике православного учения, относил поклонение к естествам, которые он представлял в резкой обособленности, как не сходящиеся две параллельные линии, начинающиеся от зрителя.

Афанасий В. разбил это возражение простым заявлением, что поклонение относится к ипостаси, как тому пункту, где два естества объединяются, и к которому устремляется мысль зрителя, с какого бы пункта он ни смотрел.