В штаты 1764 г. были включены не все церкви, лишившиеся своих земель, зато в них значились другие, ранее земли не имевшие. Сельское духовенство вообще не было охвачено этими штатами. После проверки документов каждой из ружных церквей Комиссия по церковным имениям, сократив некоторые штатные позиции, установила следующие размеры руги: для священника — 62 руб. 50 коп., для церковнослужителя — 18 руб., на нужды самого храма — 10 руб. в год. О церквах с ругой менее 10 руб. должны были заботиться епархиальные управления. С 1786 г. руга повсеместно и полностью стала денежной, после чего ее общая сумма составила 19 812 руб. 18 3/4 коп. [1233] Сельское духовенство было опять обойдено. Ввиду неспособности разрешить проблему его обеспечения правительство пыталось хотя бы затормозить возникновение новых приходов и увеличение численности духовенства. Провозглашенные в указе Павла I от 18 декабря 1797 г. «попечение о благоустройстве Церкви и призрение к служащим» на деле затронули лишь небольшое число священнослужителей, которые и без того уже опекались государством.

Комиссия духовных училищ попыталась в 1808 г. разрешить вопрос о содержании духовенства путем выплаты ему государственного жалованья. Свыше 25 000 церковных приходов предполагалось разделить на семь классов и дотировать их в зависимости от уровня образования священников. Но в итоге было решено исключить из их числа 14 619 церквей трех низших классов, предоставив их содержание приходам, которые обязаны были сами изыскивать на свой причт около 300 руб. в год, включая доходы с церковной земли. Для содержания же четырех высших классов требовалось, по подсчетам комиссии, 7 101 400 руб. ежегодно [1234]. Для покрытия этих расходов должно было использовать прежде всего так называемые экономические суммы, т. е. находившийся во владении церквей капитал от церковных доходов — всего 5 600 000 руб., часть которого предназначалась на нужды духовных школ. Эти деньги надлежало вложить в Государственный банк, и вместе с ежегодной казенной дотацией в два миллиона они должны были давать в виде процентов 6 247 450 руб. в год для выплаты жалованья духовенству; в эту сумму входила также выручка от продажи свечей [1235]. В 1808 г. этот план был утвержден императором, и проблема материального обеспечения духовенства представлялась решенной. Однако многие приходы, а также помещики, имевшие право распоряжаться приходскими средствами, поспешили израсходовать экономические суммы, чтобы избежать их конфискации государством. Кроме того, после войны 1812 г. государственная казна сама испытывала трудности. В довершение всего выяснилось, что исчисление доходов от продажи церковных свечей было произведено неверно. Инкассация экономического капитала затянулась вплоть до царствования Николая I и шла с огромными недостачами. В 1721 г. Петр I установил церковную монополию на продажу свечей в храмах, связывая с нею организацию приходских богаделен. С 1740 г. доходы от этой монополии поступали на духовные школы. В 1753 г. монополия была сломана и торговлю церковными свечами разрешили также частным лицам. Лишь в 1808 г. Комиссия духовных училищ добилась от императора восстановления монополии в надежде повысить упавшие доходы и воспользоваться ими. Но ввиду того что многие церкви, прежде всего монастырские, были освобождены от перечисления этих доходов, а причт других церквей в отчетах занижал поступления, общий результат вышел гораздо скромнее, чем предполагалось. По всем этим причинам план комиссии оказался совершенно неисполнимым [1236].

С началом царствования Николая I Святейшему Синоду пришлось заняться вопросом об увеличении доходов духовенства. Уже с 1827 г. из фонда духовных школ выплачивалось ежегодно 25 000 руб. на нужды духовенства, пострадавшего от пожаров; с 1828 г. эти ежегодные суммы достигли 40 000 руб. 6 декабря 1829 г. был утвержден синодальный проект дотаций беднейшим приходам и для этой цели назначена сумма в 142 000 руб. из государственной казны, в 1830 г. она была увеличена до 500 000 руб. В годовом бюджете Святейшего Синода эти деньги проходили особой статьей — на жалованье духовенства. В первую очередь принимались во внимание беднейшие приходы западных губерний — Минской, Могилевской и Волынской [1237]. С 1838 г. начала работу комиссия, состоявшая из представителей Святейшего Синода, обер–прокурора и министра внутренних дел, которая опять–таки занималась вопросом о содержании духовенства. После возвращения в 1838 г. униатских приходов в православную Церковь и секуляризации их земель в 1841 г. (§ 10) духовенство Литовской, Полоцкой, Минской, Могилевской и Волынской епархий было частично переведено на штаты (1842). Общины разделили на семь классов с числом прихожан от 100 до 3000. Жалованье священников составляло 100–180 руб., диаконов — 80 руб., церковнослужителей — 40 руб. При этом большинство священников должно было отказаться от платы за требы [1238]. Эти нормальные штаты со временем были распространены и на другие губернии. В 1855 г. жалованье получали 57 035 священно–и церковнослужителей и в штаты было включено 13 862 прихода с общей суммой выплат в 3 139 697 руб. 86 коп. [1239] На 1862 г. общее число церквей составило примерно 37 000, из которых 17 547 были штатными, получая в общей сложности 3 727 987 руб. [1240] В 1862 г. было учреждено Особое присутствие для изыскания способов к обеспечению быта духовенства; оно имело низовые организации в губерниях, в которых участвовали и представители дворянства. Однако его заседания, к которым общественность проявляла живейший интерес, не вылились в какое–либо определенное решение. Как паллиатив с помощью специального Устава о приходах, изданного в 1869 г., а также Прибавлений к нему 1871 г. была предпринята попытка добиться сокращения числа приходов. В 1871 г. казна выплатила духовенству 17 780 приходов жалованье общей суммой в 5 456 204 руб. Вскоре после своего вступления в должность обер–прокурора К. П. Победоносцев жаловался императору Александру III, что в 17 епархиях духовенство живет нищенски и не получает никакого жалованья. В начале правления Александра III (1884) небольшое увеличение жалованья произошло в особо бедствовавших епархиях (Рижской и Грузинского экзархата). Лишь в 1892 г. общий фонд был увеличен на 250 000 руб., а в 1895 г. — еще на 500 000 руб. [1241]

Манифест Николая II от 26 февраля 1903 г. снова провозгласил меры по «проведению в жизнь мероприятий, направленных к улучшению имущественного положения православного сельского духовенства». В 1910 г. при Святейшем Синоде был вновь организован особый отдел по разработке плана мероприятий для материального обеспечения духовенства. Выплаты из казны на содержание приходского духовенства были в 1909 и 1910 гг. увеличены на 500 000 руб., в 1911 г. — на 580 000 руб., а в 1912 г. — на 600 000 руб., но и они все еще не покрывали потребности. Подсчеты Святейшего Синода еще в 1896 г. показали, что при выплате в среднем на каждый приход по 400 руб. ежегодно потребуется дополнительная сумма в 1 600 000 руб. С тех пор число приходов значительно увеличилось. В 1910 г. жалованье получало духовенство 29 984 приходов, а в 10 996 приходах — все еще не имело его, хотя государство выделило на эти цели сумму в 13 млн руб. [1242] Представленный в 1913 г. в IV Государственную думу законопроект Об обеспечении православного духовенства предусматривал для священников годовой доход в 2400, для диаконов — в 1200 и для псаломщиков — в 600 руб. Основой этих доходов должны были стать государственные «нормальные оклады» в 1200, 600 и 300 руб. соответственно; другую половину предполагалось получить за счет постоянного налога на приходы или поступлений с церковных земель, если таковые имелись. Внезапное начало в 1914 г. первой мировой войны помешало дальнейшему обсуждению этого законопроекта. Бюджет Святейшего Синода на 1916 г. предусматривал на содержание духовенства (включая и миссионеров) сумму в 18 830 308 руб.; ее едва хватило, чтобы обеспечить чуть более двух третей всех приходов [1243]. Тем не менее надо признать, что во 2–й половине XIX и в первые два десятилетия XX в. материальное положение духовенства значительно улучшилось. Введение налога с приходов могло бы в перспективе вполне удовлетворительно разрешить проблему, причем, возможно, даже вообще без участия казны (cм. таблицу 6 в конце тома).

в) Вопрос о наделении приходского клира землей ставился в течение синодального периода неоднократно — всякий раз, когда обсуждалась проблема обеспечения духовенства. Причины тому две: во–первых, это было традиционным способом, с помощью которого государственная власть привыкла решать финансовые проблемы, а во–вторых, в XVIII в. земля все еще оставалась тем капиталом, которым правительство располагало в избытке. До предстоятельства патриарха Филарета (1619–1634) наделение приходского духовенства землей не было привычной или установленной законом нормой. Отводимые приходам церковные земли (приписные) в противоположность землям, пожалованным епископам, соборам или монастырям, не являлись вотчинами. Они были незаселенными, лишенными каких бы то ни было привилегий, но зато и освобожденными от налогов (окладов). В Патриаршей области, согласно разверстке поземельных книг 20–х гг. XVII в., к приходским церквам приписывались участки в 10–20 четей, т. е. в 5–10 десятин. Эти участки значились в писцовых книгах как находящиеся в пользовании духовенства, и при следующих земельных росписях их размеры и местоположение могли пересматриваться.

На севере России крестьяне еще и прежде XVII в. имели обычай выделять на содержание клира собственную землю. Коль скоро эта земля являлась тяглой, т. е. обложенной государственным налогом, духовенство становилось налогообязанным. Точно так же обстояло дело и с землями, которые отходили приходским церквам по завещаниям помещиков. В 1632 г. такого рода отказы по завещаниям были запрещены, хотя сделанные ранее оставались в силе. По Уложению 1649 г. эти земли также не экспроприировались, но на просьбы церковных общин о выделении дополнительных земель, а помещиков — о разрешении передавать землю церкви правительство отвечало отказом. В 1676 г. вышел указ, решительно запрещавший всякое наделение церквей землею, однако уже в следующем году другим указом снова разрешались наделения из частного (но не государственного) фонда в размере от 5 до 10 десятин. В ходе земельной разверстки в 1674 г. всем церквам, построенным после разверстки 20–х гг., по желанию патриарха Иоакима (1674–1690) были предоставлены земельные имения, а указ 1685 г. даже обязывал помещиков, желавших построить на своей земле церковь, выделять ей 5 десятин земли [1244].

В результате церковная земля стала основой материального обеспечения приходского духовенства. Тем самым оно было вынуждено заниматься обработкой этой земли, по своему образу жизни, как отмечали Посошков, Татищев и др., ничем не отличаясь от крестьян. Петр I не ограничивал отвод земли церквам. Из его указа от 28 февраля 1718 г., который предписывал приходам выкупать находившуюся в частной собственности недвижимость духовенства, построенную на церковной земле, явствует, что он признавал церковное землевладение законным [1245]. Один из докладов Святейшего Синода от 1739 г. свидетельствует, что еще в то время указ 1685 г. оставался в силе. В 1–й половине XVIII в. часто возникали судебные тяжбы из–за попыток помещиков или крестьянских общин (миров) урезать церковную землю или присвоить ее; в особенности это было распространено на Украине, где указ 1685 г. не действовал и отвод земли был исключительно добровольным [1246]. Во время государственного межевания, начавшегося в 1754 г., безземельным приходским церквам, согласно указу 1685 г., выделялась пахотная земля и пастбища [1247]. Однако уже начатые было обмеры пришлось приостановить, так как не оказалось точных инструкций, а ошибки повели к бесчисленным жалобам потерпевших. Всеобщее межевание было возобновлено лишь в 1765 г. В подробных инструкциях предписывалось для приходских церквей, находившихся на помещичьей земле, отводить по 33 десятины (30 десятин пахоты и 3 десятины луга); городским церквам земли не полагалось [1248]. По указу Павла I от 18 декабря 1797 г. наделение землей было распространено на новые, перешедшие от Польши губернии с тем, однако, условием, что прихожане возьмут на себя обработку церковной земли в пользу клира. Сенату и Святейшему Синоду было поручено разработать инструкцию по исполнению этого распоряжения. После совместного обсуждения обоими учреждениями на подпись императору были представлены следующие несколько измененные положения: 1) минимальная норма надела должна составлять 33 десятины; 2) отведенная земля считается предоставленной в долгосрочное пользование, но ее обработка остается за прихожанами; 3) урожай духовенство получает натурою (зерном, сеном и соломой), но имеет право договариваться о замене натуры деньгами; 4) при наделах более 33 десятин избыток должен сдаваться в аренду, но никоим образом не обрабатываться собственноручно, «чтоб белое священство имели образ и состояние, важности сана своего соответственные»; 5) садовые участки остаются в личном пользовании духовенства. 11 января 1798 г. эти положения были опубликованы в виде императорского указа [1249]. Их осуществление натолкнулось на сопротивление со стороны крестьян, особенно в отношении обработки церковной земли и размеров отчисляемого урожая. 3 апреля 1801 г. этот указ ради «союза мира, любви и доброго разумения, каковой между всеми сынами Церкви, а паче между пастырями церковными и стадом их словесным вера полагает», был снова отменен Александром I — решение выглядело поистине соломоновым: царь выражал надежду, что «мирское духовенство, чтя в основателях веры и древних патриархах первобытной Церкви первых землепашцев и ревнуя святому их примеру, неуклонно пребудет в сей апостольской простоте нравов и упражнений» и станет обрабатывать церковную землю своими руками. И впоследствии наделение церквей землею происходило весьма вяло из–за сопротивления помещиков, хотя указов по этому поводу было немало (в 1802, 1803, 1804, 1814 гг.) [1250].

Удобное решение предоставить приходскому духовенству самому с «апостольской простотой» обрабатывать церковную землю оставалось в силе и при Николае I. Утвержденный императором 6 декабря 1829 г. проект Святейшего Синода предписывал: 1) продолжать отвод земли; 2) увеличить наделы для крупных приходов; 3) увеличить наделы приходов, находящихся на государственной земле, до 99 десятин; 4) строить дома для духовенства; 5) поддержать духовенство бедных приходов путем предоставления им добавочных наделов за счет упраздненных приходов или же посредством государственных субсидий в размере 300–500 руб. Для этой цели из государственной казны выделялось 500 000 руб. [1251] Процесс наделения землей при Николае I шел крайне медленно, причем в западных и юго–западных епархиях сопротивление помещиков–католиков и новоприсоединенных униатских приходов создавало особые трудности [1252]. Для поощрения занятий духовенства землепашеством в 1840 г. в семинариях были введены новые учебные предметы: сельское хозяйство и естествоведение. Митрополит Филарет, который еще в 1826 г. в своей записке, поданной лично императору, рекомендовал наделение землей, начал теперь сомневаться, полагая, что из–за этого могут пострадать пастырские обязанности духовенства: «Если по обстоятельствам места возложит он (священник. — И. С.) руки на рало, то редко будет брать в руки книгу» [1253].

При Александре II в 1869–1872 гг. были изданы новые указы о земельных наделах. В 1867 г. отчисления духовенству натурой в юго–западных (а в 1870 г. — и в северо–западных) епархиях были заменены соответствующими денежными суммами [1254]. В 60–е гг. общественное мнение отстаивало мысль о жалованье или добровольном церковном налоге в пользу духовенства, которое возымело надежду на освобождение от тяжелого сельского труда и не выказывало особой заинтересованности в наделении землей. Тем не менее наделение продолжалось и не было завершено даже к моменту созыва Предсоборного Присутствия в 1905 г. В 1890 г. в европейской части России церквам принадлежало 1 686 558 десятин, из них 143 808 десятин неурожайных земель и 92 550 десятин дворовых и садовых участков. С начала XVIII в. по инициативе государства церквам было выделено свыше 1 000 000 десятин (за вычетом уже находившихся в церковном владении земель, особенно на Севере). В Сибири и Туркестане сельские церкви были немногочисленны. Поэтому общая площадь церковных наделов исчислялась здесь только 104 492 десятинами. На Кавказе она была еще меньше — 72 893 десятины. Таким образом, для всей империи получаем 1 863 943 десятины, которые пусть не юридически, но фактически являлись неотчуждаемой собственностью приходского духовенства. Стоимость этой земли на 1890 г. оценивалась в 116 195 000 руб., а доход с нее — в 9 030 000 руб. С учетом последующих отводов на 1914 г., по самым грубым оценкам, можно принять доход 10 млн руб. при 30 000 церквей, располагавших наделами, т. е. в среднем примерно по 300 руб. на причт каждого прихода [1255].

К сожалению, нет точных данных о том, как практически отразились эти меры на материальном положении духовенства в первые полтора десятилетия XX в. Можно лишь с уверенностью сказать, что в разных местах ситуация была различной — например, вполне благополучной в епархиях с плодородными почвами или там, где зажиточное крестьянство удерживало старые традиции добровольных приношений за требы (наряду с обязательной платой). Здесь среди духовенства имелись владельцы недвижимости и частнособственнической земли. В корне иным было материальное положение духовенства в бедных епархиях, где оно бедствовало вместе с крестьянами.

г) Все описанные меры имели в виду исключительно штатное, т. е. реально служащее, духовенство и никак не способствовали обеспечению священнослужителей, ушедших на покой, вдов и сирот, а также безместных клириков. В Московском государстве эти вопросы решены не были. Неспособные к служению престарелые духовные лица ввиду недостаточного числа богаделен были предоставлены заботам своих детей. По этой причине духовенство так цепко держалось за наследование мест, которое гарантировало поддержку в старости. На Украине наследственный порядок распространялся не только на зятьев (как то было повсюду), но и на вдов священников, которые продолжали владеть приходом, используя для исполнения служб викариев (см. § 11). Духовному начальству было удобно решение проблемы обеспечения духовенства путем наследования мест, и оно стремилось сохранить замкнутость духовного сословия, препятствуя проникновению в него лиц из других сословий. В остальном же выходили из положения, предоставляя вдовам духовенства монополию на печение просфор или просто полагаясь на волю Божию. После 1764 г. ситуация осложнилась, так как многие священнослужители остались за штатом.

Только в 1791 г. императрица Екатерина II заложила основу пенсионного фонда. Святейшему Синоду было поручено регулярно класть в банк излишки доходов Синодальной типографии, а проценты использовать на пенсии священно–и церковнослужителям [1256]. Однако этих денег хватало только для меньшинства, большинство же оставалось на содержании своих семей. По мнению П. Знаменского, их спасала «крепость семейных уз», а также то, «что почти каждое духовное лицо всегда считало своим неизбежным долгом разделять свой иногда самый нищенский достаток с бедной родней и с первого же дня своей службы делалось тружеником–кормильцем большею частью огромной семьи лиц разного пола и возраста» [1257]. Император Павел I издал 7 марта 1799 г. указ Святейшему Синоду, которому поручалось обсудить вопрос о пенсиях городскому духовенству. Уже 4 апреля Синод представил императору обширный доклад. Основные его положения, одобренные Павлом, подтверждали действовавший наследственный порядок и замкнутость духовного сословия: 1) сыновья умерших священнослужителей обучались за казенный счет в духовных школах, причем за ними сохранялись места их отцов; 2) дочери по достижении брачного возраста должны были выходить замуж за священно–или церковнослужителей, которые получали преимущественное право занятия вакансий, в первую очередь — места своего тестя; 3) вдовы преклонного возраста помещались в церковные или монастырские богадельни, а до тех пор занимались печением просфор, матери взрослых и обеспеченных детей содержались этими последними. Все это уже практиковалось в епархиях и теперь было лишь официально санкционировано. С утверждением штатов 1764 г. имевшиеся при епархиальных управлениях богадельни получали на каждого жильца по 5 руб., а с 1797 г. — по 10 руб. в год. Святейший Синод велел выплачивать такое же вспомоществование и вдовам, которые не попадали в богадельни, а кроме того, распорядился, чтобы те из них, кто желал принять постриг, принимались в монастыри в первую очередь. В фонд богаделен поступали доходы с кладбищенских храмов, сюда же шли штрафные деньги за проступки духовенства, а также «добровольные» взносы ставленников (со священника — рубль, с диакона — 50 коп.). В богадельни принимались только старики и больные [1258]. Очень скоро обнаружилось, что средства богаделен совершенно недостаточны. Их единственной прочной базой были скромные суммы из казны — в целом по 500 руб. на епархию. Из прочих источников, на которые слишком оптимистично рассчитывал Святейший Синод, средства поступали нерегулярно. Несмотря на то что некоторые епархиальные архиереи время от времени вспоминали о вдовах сельских священнослужителей, в целом бедственное положение последних не было никак смягчено, поскольку упомянутый указ касался только городского духовенства. Отчеты епархиальных архиереев побудили обер–прокурора князя А. Н. Голицына потребовать в 1822 г. от Синода заняться проблемой неимущих. Об этом поступила докладная записка от митрополита Московского Филарета, в которой предлагалось устроить при епархиальных управлениях «попечительства о бедных духовного звания» [1259]. Представленный в 1823 г. проект Святейшего Синода содержал следующие меры: 1) установку в церквах кружек для пожертвований; 2) ежегодные отчисления по 150 000 руб. из сумм, вырученных от продажи церковных свечей; 3) использование поступлений от кладбищенских храмов и штрафных денег, как то предусматривалось указом 1799 г.; 4) вложение сумм в Государственный банк; 5) создание в епархиях предложенных попечительских служб под управлением нескольких священников. Указ Александра I последовал 12 августа 1823 г. [1260] и дал некоторые положительные результаты только благодаря деньгам от продажи церковных свечей — другие статьи не обеспечили постоянных поступлений. При разверстке приходских штатов в 1842 г. предусматривалось, что 2% от жалованья подлежит отчислению в пенсионный фонд. С 1791 по 1860 г. эти отчисления возросли до 5,5 млн руб. С 1866 г. священникам со служебным стажем в 35 лет начислялась пенсия в 90 руб., а их вдовам — 65 руб. В 1876 г. пенсионным обеспечением были охвачены протодиаконы, а в 1880 г. — диаконы (65 руб., вдовам — 50 руб.). В 1878 г. пенсии священников были повышены до 130 руб., а их вдов — до 90 руб. С 1866 г. из жалованья городских священников в пенсионный фонд отчислялось 6–12 руб., сельских — 2–5 руб., городских диаконов — 2–5 руб. и сельских — 1–3 руб. ежегодно [1261]. Живительный дух 60–х гг. проявился прежде всех в Орловской епархии, где было создано первое церковное Общество взаимопомощи (1864), а затем — в Самарской епархии с организацией здесь первой епархиальной эмеритальной (пенсионной. — Ред.) кассы (1866); оба учреждения действовали на добровольных началах [1262]. С переходом синодального пенсионного фонда в казну в 1887 г. духовенство почувствовало себя несколько увереннее, так как пенсии теперь не зависели от состояния епархиальных касс [1263]. Эти государственные меры были дополнены в 1902 г. Уставом о пенсиях и единовременных пособиях епархиальным священнослужителям [1264]. Наряду с этим продолжали существовать и упомянутые церковные организации взаимопомощи. Правда, величина пенсий духовенства еще далеко не соответствовала государственным нормам, повышение их до уровня пенсий государственных служащих предусматривалось в законопроекте, внесенном в IV Государственную думу партией октябристов, но обсудить его не успели. Таким образом, вопрос о пенсиях духовенства к концу синодального периода полностью решен не был.

§ 17. Социальное положение приходского духовенства

а) Нравственное, душевное и умственное состояние белого духовенства решительным образом зависело от совокупности тех условий, в которых возникло и развивалось духовное сословие. Кроме того, особенности правового положения и материального обеспечения белого духовенства глубоко влияли на его место в обществе, и прежде всего — на взаимоотношения с приходом, да и на всю его деятельность.