2) В том же 1874 году, в котором появилась статья Липсиуса, и в том же немецком журнале, в каком напечатана эта статья, помещена обстоятельная статья другого немецкого богослова — Гильгенфельда, под заглавием"Поликарп Смирнский"(Hilgenfeld. Polycarp von Smyrna/ /Zeitschrift u. s. w. S. 305–345). Статья Гильгенфельда начинается собранием древних свидетельств о Поликарпе — Иринея, Тертуллиана, Евсевия; во всех этих свидетельствах Поликарп представляется учеником апостольским, слушавшим христианские уроки у Иоанна Богослова и у других апостолов. Этот ученый, приведший вышеупомянутые свидетельства, приходит к вопросу: правда ли, что Поликарп, как обыкновенно полагают в немецкой литературе, не был учеником Иоанна Богослова, что вообще не был учеником ни одного из апостолов? Рассмотрев этот вопрос обстоятельно, критик находит подобное мнение неосновательным. Вот тот вывод, к которому приходит Гильгенфельд:"Не догадка, а историческая истина, что Поликарп был учеником Иоанна, малоазийского апостола, писателя Апокалипсиса". Касательно исторической даты смерти Поликарпа Гильгенфельд находится в зависимости от Ваддингтона и, в частности, остается при тех воззрениях, какие высказаны незадолго перед тем Липсиусом, только он с большей решительностью отодвигает смерть Поликарпа с 155 года на 156 год. Более заслуживают мнения Гильгенфельда об исторической достоверности актов Поликарпа, к которым с такой притязательностью относится Липсиус. Вопреки Липсиусу, он заявляет: в актах Поликарпа заметна эта отличительная черта первохристианства чрезмерная вера в чудеса, но нет ничего в собственном смысле фантастического и сагального."Нет никакого основания, — добавляет Гильгенфельд, — оспаривать мысль, что известие о смерти Поликарпа записано очевидцами в год его смерти. Если притом сравним Игнатия, как его изображают его письма, с Поликарпом, то Поликарп, как он описывается в вышеуказанном известии, производит впечатление вполне исторической истины". Затем Гильгенфельд в подробности анализирует так называемые акты Поликарпа и приходит к самым благоприятным для их достоинства выводам. Начало актов (гл. I‑V), по его суждению, носит печать полной достоверности. То, что рассказывается в актах об обстоятельствах, какими сопровождался арест Поликарпа, — это, по суждению ученого, носит1 характер истинности, правда, он старается здесь найти у составителя намерение в некоторых отношениях уподобить (провести параллель) последние дни Поликарпа последним дням земной жизни Господа, но это не вредит достоинству рассказа. Суд и произнесение приговора над Поликарпом со стороны проконсула, по мнению критика, рассказано с полным историческим правдоподобием (гл. IX — XII). Обстоятельства самой мученической смерти Поликарпа Гильгенфельд в целом считает исторически правдивым, за исключением, впрочем, некоторых подробностей, носящих характер чудесного (гл. XIII — XVI). Так, в актах рассказывается, что пламя, в котором находился Поликарп, приняло вид паруса или свода, а также рассказывается, что распространилось благовоние, как бы сжигался драгоценный аромат; то и другое критик считает недействительными явлениями, а лишь субъективными представлениями, создавшимися в душе христиан, видевших кончину Поликарпа. В доказательство своего мнения Гильгенфельд приводит то, что первое чудо видели не все, а лишь те,"кому было дано видеть". К таким же не действительным, а субъективным явлениям критик относит как рассказ о том, что тело мученика не сгорало, почему необходимо было служителю казни пронзить проповедника мечом, так и о том, что излившаяся при этом случае кровь исповедника затушила огонь. Передавая содержание рассказа о погребении мученика (гл. XVII — XVIII), критик замечает: все это носит печать полной достоверности. Гильгенфельд не соглашается с тем, кто считает позднейшей приставкой заключительные главы актов (гл. XXI‑XXII). В этих главах только то составляет позднейшую прибавку, что приписано позднейшим переписчиком актов (то есть вторая половина XXII главы).

3) Обэ. История гонений на Церковь (Aube. Historie des persecutions de l'Eglise. Paris, 1875. P. 320–327).

Обэ принял с полным доверием мнение своего соотечественника Ваддингтона о том, что смерть Поликарпа последовала в царствие Антонина Пия. В своем сочинении о"гонениях"он говорит:"По известиям Аристида (ритора), Кодрат вступил в управление Азией в 154 году и, следовательно, оставался еще там в феврале 155 года (нужно сказать, что проконсулы начинали управлять известной провинцией обыкновенно с 1 апреля или с 1 мая и управляли год, а затем сменялись). В актах же Поликарпа говорится, что этот мученик скончался 2 ксантика, а это соответствует 23 февраля, следовательно, в этот день и скончался Поликарп. Обэ обращает особое внимание на то, что в 155 году 23 февраля падает на субботу, в чем этот историк усматривает согласие выводов Ваддингтона с актами Поликарпа, в которых говорится, что Поликарп претерпел мученическую кончину в"Великую субботу"(это предполагаемое согласие, как для всякого очевидно, равно полному несогласию, так как"Великая суббота"и просто суббота далеко не одно и тоже). В критике содержания актов Поликарпа Обэ близко подходит к скептическим немецким ученым. Обэ не считает достоверными рассказы актов об обстоятельствах и подробностях мученической кончины исповедника, в особенности рассказы о чудесах, но допускает достоверность основных фактов, описанных в актах.

4) Гебхардта сообщение о московской рукописи"Мученичество Поликарпа"(Gebhart. Collation einer Moskauer Handschrift des Martyrium Polycarpi//Zeitschrift fur historishe Theologie. 1875. S. 355–395). Статья немецкого ученого Гебхардта, напечатанная в немецком журнале, замечательна тем, что она знакомит научный мир с одной очень ценной рукописью, хранящейся в Московской Синодальной библиотеке:"Мученичество Поликарпа". Названный ученый сравнивает содержание этой рукописи с изданием актов Поликарпа Дресселя и с"Церковной историей"Евсевия; находит, что рукопись по своему тексту близко подходит к"Церковной истории"Евсевия и в этом видит ее высокое достоинство. Это согласие показывает, по словам исследователя, что Евсевий, в его время, пользовался в своей"Истории"такой же редакцией актов Поликарпа, которая дошла до нас в форме Московской Синодальной рукописи. С тех пор как Гебхардт сделал свое сообщение, в науке стало правилом при изучении -мученической кончины принимать во внимание текст рукописи нашей Синодальной библиотеки. В других отношениях статья Гебхардта дает мало нового и оригинального. В вопросе о хронологии мученической кончины Поликарпа он следует научным выводам Ваддингтона, причем он принимает в расчет те дальнейшие изыскания, которые сделаны Липсиу–сом и Гильгенфельдом, почему годом смерти Поликарпа он считает или 155, или 156 год.

5) Самое замечательное исследование о мученической смерти Поликарпа составляет исследование немецкого ученого Кейма"Двенадцать мучеников смирнских и смерть епископа Поликарпа"(Die 12 Martyrer von Smyrna und der Tod des Bischops Polycarp. Напечатано в сочинении Кейма: Aus dem Urchristenthum. Zurich, 1878. S. 90–170). Это исследование Кейма полно, отличается богатой эрудицией и строго критически относится к мнениям ученых касательно актов Поликарпа. Передадим его содержание по возможности подробно.

Исследование разделяется на две части. В первой части рассматриваются те известия о смерти Поликарпа, которые знал историк Евсевий, а Евсевий знал почти полные акты Поликарпа, за исключением двух заключительных глав, находящихся в актах Поликарпа, дошедших до нас независимо от Евсевия (21 и 22 глава актов). Кейм начинает свое исследование тем, что высказывает высокое мнение о достоверности и правдивости рассказов, касающихся обстоятельств смерти Поликарпа. Затем Кейм предлагает себе вопрос: справедливо ли мнение большинства ученых, что акты Поликарпа, как их знал Евсевий, составлены в год смерти Поликарпа? И отвечает на этот вопрос отрицательно. Для подтверждения своего мнения Кейм приводит многое. 1) Он обращает внимание на некоторые отдельные изречения, будто бы доказывающие, что акты составлены спустя длительное время после смерти Поликарпа. Так, он указывает на следующие выражения актов. В актах говорится:"Пламень сильно поднялся, и те из нас, которым дано было видеть, увидели чудо и пересказали его другим, быв для сего сохранены сами". Кейм в последних словах видит указание на то, что акты, по признанию их писателей, составлены спустя длительное время после смерти Поликарпа. Между событием смерти Поликарпа и временем написания актов, по приведенным словам актов, проходит более или менее значительный промежуток, который пережили не все, а лишь те, кому как бы предназначено было стать повествователями событий. К тому же заключению о значительно позднем, сравнительно со смертью Поликарпа, происхождении актов Кейм приходит, когда обращает внимание на другое выражение актов, а именно такое:"Изо всех мучеников (в Смирне) он один (Поликарп) живет в памяти даже язычников, которые везде говорят о нем"(гл. 19). Кейм рассуждает: такое широкое распространение славы Поликарпа по Римской империи не только между христианами, но и язычниками, не могло произойти в год смерти Поликарпа, а могло случиться только после этого события. Если при том же из числа мучеников в Смирне в памяти людей сохранился один Поликарп, а прочие мученики смирнские забылись (и таких было одиннадцать филадельфийцев), то из этого следует, по Кейму, что акты составлены в значительно позднейшее время, чем когда последовала смерть Поликарпа и прочих смирнских мучеников. 2) Кейм обращает внимание на то, что в актах нет подробностей, которых вправе было бы требовать от современника и очевидца. Он недоумевает, почему писатель ничего не сказал ни о причинах гонения, ни о продолжительности гонения, не записал имен мучеников (из числа филадельфийцев упомянуты только Германии да отступник Квинт), почему писатель молчит, быть может, о половине фактов, относящихся к гонению? Это недоумение порождает в уме критика сомнение в том, что акты были написаны тотчас после событий гонения в Смирне. 3) Кейм усматривает в актах двоякого рода протест. Именно, он усматривает здесь протест, с одной стороны, против неумеренного стремления к мученичеству, с другой, против чрезмерного почитания мучеников. Что в актах заключается протест против неумеренного стремления к мученичеству, это Кейм усматривает в рассказах актов о некоем отступнике Квинте. Квинт сам напросился на исповедничество, сам произвольно предстал перед лицом властей и объявил себя христианином, но его последующее поведение не оправдало его поступка: он испугался зверей, которым хотели его отдать, поколебался в вере, принес языческую жертву. По этому поводу акты замечают:"Мы не похваляем тех, кто добровольно ищет мученичества; не так учит Евангелие".

В конце II и начале III века Климент Александрийский неодобрительно относился к тем, кто с излишним жаром и энтузиазмом стремился к мученичеству; но в то же время Тертуллиан указывает уже многих христиан, неохотно расстававшихся с жизнью при виде мученичества. Вообще, по суждению Кейма, акты, выражая протест против неумеренного стремления к мученичеству, тем самым показывают, что они составлены для оправдания взглядов на мученичество, появившихся позднее, и, следовательно, акты появились позднее эпохи Поликарпа. Кроме этого, как мы сказали, Кейм находит в актах протест против чрезмерного почитания мучеников. Это находит Кейм в следующих словах актов:"Некоторые подучили Никиту доложить проконсулу, чтобы он не отдавал христианам тела Поликарпа, дабы они не начали поклоняться ему, оставив Распятого. Это говорили они по наущению и настоянию иудеев, — замечают акты, — иудеев, которые заметили наше намерение взять его из огня, — не понимая, что мы никогда не можем оставить Христа, Который пострадал для спасения всего мира, ни поклоняться кому либо другому; потому что Ему мы поклоняемся как Сыну Божьему, а мучеников достойно любим за их неизменную приверженность к своему Царю и Учителю. Да сподобимся и мы быть их сообщниками и соучастниками". На основании этого места из актов Кейм приходит к следующим соображениям. Почитание мучеников было и во II веке, но это было почитание умеренное и благоразумное; не таким стало оно впоследствии, а именно в III веке,"когда, — по словам Кейма, — христиане слишком высоко стали смотреть на мучеников и когда язычники и иудеи стали смеяться над христианами за это". Вывод отсюда для Кейма получается тот, что акты отображают на себе позднейшую эпоху христианства, а следовательно, и явились в это время. Представив вышеприведенные доказательства сравнительно позднего происхождения актов Поликарпа, Кейм приходит к такому общему заключению: акты эти вовсе не так древни, какими выставляют их составители и какими считают их некоторые новейшие исследователи. Кейм одобряет тех исследователей, которые полагают, что акты составлены, быть может, в гонение Деция, но сам не удовлетворяется этим результатом, а отодвигает время появления их еще дальше. Он утверждает, что эти акты составлены если не в царствование Диоклетиана, то когда‑либо в эпоху между царствованием Галлиена и Клавдия II, то есть незадолго до Диоклетиана. Акты, по суждению Кейма, могли быть составлены при таких обстоятельствах и таких представлениях, какие существовали лишь в III веке.

Во второй части своего исследования Кейм занимается рассмотрением заключительных глав актов — 21 и 22, не находящихся в"Церковной истории"Евсевия. Эти главы известны в науке под именем appendix'a, т. е. прибавки. Прежде всего, Кейм занимается вопросом, когда возникла эта прибавка? Он находит, что appendix появился намного позже составления самих актов. В актах представлено так, как будто писателем последних слов, где излагается история актов, был Пионий, но кто этот Пионий? Обыкновенно думают, что здесь должно разуметь Пиония, который был в гонение Деция епископом Смирнским и пострадал мученически в это гонение. Кейм соглашается с тем, что писатель последних слов appendix'a действительно хочет отождествить себя с известным христианским учителем, апологетом и мучеником Пионием, жившим и скончавшимся в гонение Деция, но он, Кейм, не допускает тождества Пиония–мученика с Пионием, упоминаемым в appendix'e. Кейм находит, что вся прибавка (21 и 22 гл.) составлена намного позже времени Деция, после времени Евсевия и Иеронима, так как ни тот, ни другой не знал appendix'a ни в целом, ни в какой‑либо другой форме, приближающейся к теперешнему арpendix'y. Поэтому он заключает, что appendix возник не раньше, как между 400–450 годами. Затем Кейм входит в изыскание касательно года смерти Поликарпа, так как к этому больше всего дает поводов appendix, ибо здесь упоминается имя азийского проконсула, при котором пострадал Поликарп, имя Стация Кодрата. Он входит в критику известной гипотезы Ваддингтона о том, что Поликарп пострадал в 155 году, при Антонине Пие, указывает некоторые неточности в выкладках. Но главнее всего в изыскании Кейма о годе смерти Поликарпа то, что он совершенно отвергает мнение Ваддингтона, что этот мученик пострадал во времена Антонина Пия. Для этой цели он пользуется содержанием актов и на основании этого содержания превосходно доказывает, что акты, как в них описано положение дел, вполне приличествуют времени императора Марка Аврелия и нимало не приличествуют эпохе Антонина Пия. Кейм возвращается, таким образом, к древне–церковному преданию о смерти Поликарпа, вопреки Ваддингтону, подрывающему своими исследованиями это предание. Согласно с Евсевием Кейм утверждает, что Поликарп мученически пострадал в 166 году. Вот доказательства, которые приводит Кейм. Гонение в Смирне в 166 году представляется более возможным, чем в пятидисятых годах: в 165–166 году на Востоке была распространена чума, эта чума могла воспламенять ненависть язычников к христианам, доводя ее до тех размеров, в каких эта ненависть представляется в актах. Далее известно, что Поликарп в правление Церковью папы Аникета приходил сюда, проводя здесь некоторое время, ведя ревностную борьбу с еретиками. Когда это было? Аникет правил Римской церковью между 155–166 годами. Если допустим, что Поликарп скончался в 155 или 156 году, то выйдет, что этот епископ посещал Рим или в год своей смерти, или за год до нее, но это немыслимо. Поликарп, как говорится в актах, на суде у проконсула заявил о себе, что он"восемьдесят шесть лет служит Господу", — видно, что он был в это время преклонным старцем. Можно ли допускать, чтобы такой преклонный старец предпринимал отдаленную и деятельную поездку в Рим при самом конце своей жизни? Сомнительно. Вопрос о поездке Поликарпа в Рим решится с легкостью, если будем утверждать, что Поликарп умер в 166 году, а в Риме, следовательно, был лет за 10 до смерти. Или вот еще доказательство Кейма против мнения Ваддингтона о кончине Поликарпа в царствование Антонина Пия, в 155 году. В актах Поликарпа можно находить указание на появление монтанизма. Но по лучшим церковно–историческим исследованиям, монтанизм возникает никак не раньше 160–166 года. Опять получается вывод, что Поликарп умер не в царствование Антонина Пия, а Марка Аврелия. В заключение Кейм останавливается на критике текста актов по сравнению их с текстом Евсевия, рассказывающего о Поликарпе. Наш ученый, сравнивая эти тексты, находит, что в полном тексте актов есть несколько интерполяций, внесенных сюда уже после времени Евсевия. К числу таких интерполяций он относит замечание актов о том, что когда тело мученика было пронзено мечом, то из пламени"вылетел голубь"."Известно, — говорит по этому поводу Кейм, — что у Евсевия нет никакого упоминания о голубе, он упоминает лишь о великом количестве крови, излившейся из тела мученика; если в том тексте, какой был под руками Евсевия при составлении его истории, было вышеприведенное замечание о голубе, то он, конечно, не опустил бы его, ибо он отличался доверчивостью к чудесам, в особенности когда дело касалось чудес, сопровождающих мученичество"(см. его сочин."О Палестинских мучениках", гл. 9). Следовательно, замечает Кейм, сказание о голубе есть позднейшая вставка в актах Поликарпа.

6) Одновременно с вышеизложенным исследованием Кейма, направленным против Ваддингтона, появилось такого же рода исследование Визелера:"Мученичество Поликарпа и его хронология"(Wiseler. Das Martyrium Polykarps und dessen Chronologie. Это исследование напечатано в сочинении Визелера под заглавием Die Christenverfolgungen der Casaren bis zum dritten Jahrhundert. Ciitersloh, 1878. S. 34–78).

Визелер начинает свой трактат тем, что объявляет о своем несогласии с выводами Ваддингтона. В частности, Визелер старается разрешить следующие вопросы: когда составлены акты Поликарпа? Ученый критик не соглашается с мнением, что акты эти составлены в год смерти Поликарпа; он полагает, что они составлены некоторое время спустя после смерти Поликарпа, когда еще были живы некоторые очевидцы этого события. При этом Визелер старается устранить те доказательства, на которых основывается мнение о том, что акты написаны в год смерти Поликарпа. Так, одним из таких доказательств служат следующие слова актов:

"Мы собрали его (Поликарпа) кости — сокровище, драгоценнее дорогих камней, и положили их, где следовало. Туда, как можно только будет, мы станем собираться с весельем и радостью; и Господь соизволит нам праздновать день его мученического рождения". В этих словах, по–видимому, находится указание, что акты писаны тотчас после события. Но Визелер находит такое заключение поспешным. Здесь не сказано ни того, что это было первое празднование мученической кончины Поликарпа, ни того, что оно было в год его мученичества. Из слов"как только можно будет", по Визелеру, следует лишь заключать, что были какие‑то препятствия со стороны нехристиан, не позволявших христианам собираться на указанном месте. Второй вопрос: все ли нужно считать достоверным и историческим, что рассказывается актами об обстоятельствах смерти Поликарпа? Визелер нечто в актах считает недостоверным. Так, рассказ актов о том, что пламень угас при известном случае, он считает за субъективное представление составителя. Но не сомневается в достоверности рассказа, что тело Поликарпа не сгорало, так что потребовалось исполнителю казни пронзить его мечом, хотя и находит, что это повествование стоит в некотором противоречии с повествованием о том, что Поликарп предсказал свою смерть именно от огня. Недостоверным он считает и рассказ о голубе, вылетевшем из костра при последнем издыхании мученика, так как это представляет позднейшую вставку в актах; Евсевий не знал этого факта. К числу недостоверных черт в актах он относит и замечание их о благовонии, распространившемся при кончине Поликарпа. Он находит, что"благовоние"нужно понимать в образном, духовном смысле, а не в смысле буквальном и материальном. Как смотреть на гипотезу Ваддингтона? Визелер подвергает строгой критике вычисления Ваддингтона о времени проконсульства Стация Кодрата. Он находит, что Стация Кодрата никак нельзя считать преемником Севера по должности. Для этого у Ваддингтона существуют лишь догадки. Преемником Севера более правильно будет считать Руфина, другого друга Аристида. Этого мало. Визелер, вопреки Ваддингтону, доказывает, что несправедливо было бы отождествлять Кодрата, о котором упоминают акты. Он старается указать, что был еще другой Кодрат проконсул, который и мог быть проконсулом азийским во времена смерти Поликарпа, в 166 году. Со значительной силой против Ваддингтона Визелер пользуется известием о посещении Поликарпом римского папы Аникета. Посещение Рима при Аникете, говорит критик, относится к несомненнейшим историческим фактам. Но, с точки зрения Ваддингтона, такого факта совсем не было, ибо Поликарп, умерший в 155 году, по Ваддингтону, не мог посетить папы, начавшего править Римской церковью или с 157, или с 158 года. Вообще, Визелер крепко держится церковного предания, что Поликарп мученически скончался в 166 году. Что же касается вопроса о том, в какое время этого года скончался Поликарп, то Визелер считает позднейшей вставкой все указания актов на это, за исключением указания, что Поликарп умер в Великую субботу. Поэтому для него, Визелера, теряют значение вопросы, что разуметь под 2–м числом месяца ксантика и как переводить эту дату того времени?

7) Ренан."Мученичество Поликарпа"(Renan. Martyre de Polycarpe. Этот трактат помещен в его L'Eglise chretienne. Paris, 1879. P. 452–466). Ренан, говоря о мученической смерти Поликарпа, имел случай и даже необходимость коснуться тех вопросов, которые соединяются в науке с этим предметом, но ничего такого не сделал. Он решительно встал на точку зрения Ваддингтона, как будто бы не существует никаких возражений по поводу суждений Ваддингтона. Он явил себя каким‑то старовером в науке. Было бы несправедливо думать, что Ренан не знаком с лучшими исследованиями о Поликарпе, явившимися после Ваддингтона, нет, он знает их и цитирует, но не придает им важного значения. Об исследовании Визелера он прямо заявляет, что не обращает на него внимания, а об исследовании Кейма он говорит, что оно идет"против всякого правдоподобия". Как француз, Ренан ни в чем не хочет отступить от выводов своего соотечественника Ваддингтона. Впрочем, нужно сказать, что по одному вопросу он, кажется, готов сделать некоторую уступку немецким ученым: он не решительно стоит за 155 год Ваддингтона, а, пожалуй, не прочь принять 156 год как год смерти Поликарпа.

8) Ревиль."О годе и дне, когда пострадал Поликарп Смирнский"(Reville. De anno dieque, quibus Polycarpus Smyrnae martyrium tulit. Genevae, 1880). В диссертации под вышеуказанным заглавием Ревиль главным образом исследует так называемый appendix актов (гл. 21 и 22), так как здесь сообщается точная дата смерти Поликарпа. Но он не оставляет без внимания и других вопросов, возникающих в уме исследователя при изучении актов. Так, он рассматривает вопрос, когда написаны акты Поликарпа, и приходит к тому мнению, что они написаны не в год смерти мученика, а много спустя. Это мнение Ревиль подтверждает следующими доводами: 1) В актах порицаются только те, кто добровольно устремился к мученичеству, — что неудивительно, так как во времена Поликарпа уже появился монтанизм, — но и подвергается порицанию самое почитание мучеников, а это показывает, что акты составлены в то время, когда почитание мучеников достигло высшей степени, перешло в обоготворение (adoratio) мучеников и их останков, то есть значительно позднее. 2) В актах пять раз встречается выражение"кафолическая Церковь", а это выражение раньше конца II века в церковной литературе не встречается. 3) Из некоторых выражений актов видно (гл. 16, 19), что уже прошло известное время после смерти Поликарпа. С другой стороны, Ревиль не видит оснований в самих актах, впоследствии которых акты относятся иными учеными по их происхождению к самому году смерти Поликарпа. Что касается appendix'a, то Ревиль находит, что он составлен не одновременно с самими актами, а приложен к ним позднее. Для подкрепления этого мнения Ревиль приводит много доказательств: он находит странным, что после того, как 20 глава заключена славословием, в 22 главе снова встречается славословие; непонятно, далее, почему в appendix'e снова встречаются все те указания, какие уже сделаны в актах (например, обозначается, что Поликарп пострадал в Великую субботу, при Ироде и первосвященнике Филиппе); еще страннее представляется то, что в appendix'e находим такие указания, которым надлежало бы быть всего приличнее в самих актах (например, проконсул, судивший Поликарпа, хотя восемь раз упоминается в актах, ни однажды не назван по имени, а в appendix'e вдруг почему‑то назван по имени). Необъяснимо, замечает, наконец, Ревиль, что если appendix был приложен к актам при их составлении, то почему не знал appendix'a Евсевий: Евсевий внес в свою"Историю"до половины актов Поликарпа (а не больше?) и, однако же, не внес appendix'a. Это странно, если примем во внимание, что историк всегда дорожил хронологическими указаниями. Присоединение appendix'a к актам произошло, по мнению Ревиля, не ранее конца IV века. Затем Ревиль входит в подробную критику мнений о времени смерти Поликарпа, высказанных немецкими учеными по поводу Ваддингтоновской гипотезы, и присоединяется к тем воззрениям, которые направляются против Ваддингтона."Мнение о годе смерти Поликарпа, основанное на выводах Ваддингтона, — говорит Ревиль, — и принятое почти всеми — не верно". Свои воззрения на вопросы Ревиль выражает в следующих словах:"Достаточно утверждать, что Поликарп, достигший глубокой старости, скончался мученически в Смирне около 160 года, в Великую субботу (Ревиль находит, что нужно принимать что либо одно из двух: или что Поликарп умер в Великую субботу, как говорят акты, или 23 февраля, как обозначается в appendix'e,* так как соединить в одно эти даты нет возможности), в царствование Марка Аврелия, может быть, даже в 166 году, во время великих игр в Смирне. Решительное же мнение Ревиль опасается высказывать, находя что nihil prodest affirmare, ubi dubitare tutius est (Ничто не выгодно укреплять, где должно питать сомнения относительно всего).

______________________