Никская формула должна считаться догматическимъ определениемъ, и историческимъ завершениемъ ариминскаго и селевкийскаго соборовъ, заменившихъ собой первоначально предложенный Констанциемъ вселенский соборъ. При помощи всевозможныхъ средствъ—притеснений, обмановъ, угрозъ, беззастенчивыхъ уловокъ и софизмовъ–вся церковь еще разъ была приведена къ одной формуле. Но победа не досталась ни аномэямъ, ни омиусианамъ, вызвавшимъ последния волнения въ церкви. Никская формула, признававшая Сына только подобнымъ Отцу, безъ всякихъ более близкихъ определений степени этого подобия, не оставляла подле себя места ни темъ, ни другимъ, Около нея соединились теперь другие люди, — во–первыхъ, прежние вожди антиникейской реакции, Урзакий, Валентъ и Георгий александрийский, прямые наследники Евсевия никомидийскаго и Феогниса никейскаго, затемъ съ Востока къ нимъ примкнули лица, доселе значившияся въ рядахъ аномэйства, какъ Евдоксий антиохийский и, наконецъ, Акакий кесарийский съ его приверженцами. Такимъ образомъ, на развалинахъ антиникейской коалиции возникла новая партия, ставшая рядомъ съ аномэйствомъ и омиусианами и получившая въ истории имя омиевъ или подобниковъ. Достигши победы упорной борьбоюсъ противниками, она теперь прочно уселась у кормила церкви и удержала за собой первенствующее положение вплоть до окоячательной победы никейскаго учения. Это возникновение новой омийской партии и нужно признать главнейшимъ результатомъ всехъ техъ сложныхъ событий, какия наполнилй собой последние годы царствования Констанция.

Посмотримъ, что представляли собой омии, какъ догматическая партия?

Характеристическия черты омийства ясны уже изъ процесса его возникновения, обнимающаго собой историю ариминскаго и селевкийскаго соборовъ. Возросши въ непримиримой борьбе омиусианъ съ аномэями, новая партия омиевъ представляла въ своемъ характере какъ бы родъ унии или компромисса между двумя этими крайностями и стремилась соединить въ себе все выделившиеся изъ реакции разнородные элементы. Собственно, въ внутренний процессъ раскрытия учения ο второй ипостаси св. Троицы партия омиевъ не вносила ничего новаго и въ трудномъ вопросе времени не делала ни малейшаго шага впередъ. Въ противоположность аномэйству и омиусианству, отстаи–вавшимъ определенную позицию, у омиевъ догматические интересы отступали на задний планъ. Эта партия состояла изъ людей, не ценившихъ глубокия догматическия изыскания и въ точныхъ формулахъ видевшихъ не приобретение для веры, а лшпь поводъ къ словопрениямъ. О епископахъ, ставшихъ во главе омиевъ, всей церкви было известно, что они каждый разъ меняли свои убеждения, какъ только изменялось наличное положение делъ. Биография Урзакия и Валента намъ известна; безпощадные противники никейцевъ, они после сардикийскаго собора признали единосущие, но потомъ снова перебежали въ антиникейский лагерь, заигрывали съ аномэйствомъ и кончили омийствомъ. Евдоксий былъ открытымъ аномэемъ и покровителемъ Аэция, возмущавшимъ прямолинейностью своихъ воззрений всю церковь. Еще безцветнее въ догматическомъ отношении была личность третьяго вождя омиевъ, Акакия кесарийскаго.

Въ Селевкии онъ защищалъ аномэйство, въ Константинополе сталъ омиемъ, при Юлиане снова сделался аномэемъ, а при Иовиане призналъ единосущие. Это были епископы—политиканы, ловкие въ придворныхъ интригахъ, обладавшие хорошимъ образованиемъ и большею частию державшиеся свободныхъ воззрений на предметы веры. Ихъ единственная цель заключалась въ томъ, чтобы, предоставивъ точное решение спорнаго вопроса усмотрению каждаго верующато, создать краткую формулу, на которой могло бы сойтись большинство, и такимъ списобомъ прекратить давнишние споры и борьбу. Внешний миръ церкви, купленный ценой устранения, α не решения догматическихъ разногласий—вотъ задача, какую ставили себе омии.

Въ общемъ ходе после — никейскихъ движений возникновение такой политической партии, преследовавшей внешние интересы мира въ ущербъ внутреннему единству веры, не представлялось случайнымъ. Почва для утверждения омийства была подготовлена въ церкви. Споры ο Божестве Сына Божия тянулись уже более четверти века, но все еще имъ не виделось конца; никейцы были изгнаны съ Востока и единосущие отвергнуто, но сами противники никейцевъ распались на партии, поднявшия еще более; горячую, взаимную борьбу. Безчисленные соборы, ежегодно сменявшияся формулы, низложения епископовъ и ссылки наскучили всемъ. Многие въ церкви были глубоко убеждены, что для мира церкви и пользы верующихъ лучше оставить все эти спорные вопросы, сойтись на чемъ–нибудь общемъ, неподлежащемъ соомнению, чем продолжать попытки, въ успешность которыхъ было трудно верить. Желание мира, требования покончить прения начали раздаваться даже изъ среды техъ, которые сами участвовали въ борьбе. Съ другой стороны, и опытъ прежнихъ летъ наглядно показывалъ, что всякая точно формулированная доктрина не можетъ расчитывать на победу въ церкви: аномэйство не имело никакихъ опоръ въ церковномъ сознании, для возстановления никейскаго учения время еще не настало, и никто ο немъ пока не говорилъ. Даже омиусианская догматика, посредствовавшая между никейцами и восточнымъ консерватизмомъ, не сумела удержаться въ церкви; торжество ея низверглось такъ же быстро, какъ и возникло. Оставалось лишь испробовать более общия формулы и на нихъ попытаться соединить разрознившиеся элементы. Навстречу этой потребности и шли омии со своимъ учениемъ ο подобии. Отстраняя отъ себя точное решение вопроса ο существе Божиемъ, даже прямо проповедуя его неизследимостъ и запрещая вследствие этого разсуждения ο сущности Божией, омийская партия въ то же время предлагала такую формулу догмата, которую каждая изъ прочихъ партий могла приспособить къ своимъ собственнымъ воззрениямъ. Консервативные элементы Востока, державшиеся въ стороне отъ бурныхъ споровъ, удовлетворены были уже темъ, что учение ο Сыне Божиемъ омии излагали въ тоне благоговейномъ и возвышенномъ, пользуясь лучшими выражениями, взятыми изъ наиболее популярныхъ символовъ предыдущей эпохи, и прямо отвергли грубое аномэйство. Въ этомъ отношении никское вероизложение построено было такъ хорошо, что его теоретическую истииность едва–ли стали бы оспаривать и сами никейцы. Умеренныхъ аномэевъ омийство привлекало темъ, что оставляя терминъ: όμοιος безъ всякихъ разъяснений, оно давало имъ возможность понимать его въ узкомъ филологическомъ смысле и относить подобие только къ качествамъ или даже къ одной воле, но не къ сущности. Для омиусианъ же, многочисленныхъ на Востоке, было важно то, что омии не ставили препятствий расширять значение основного термина и доводить подобие до безразличнаго тожества. Α главное, посредствуя между всеми этими партиями, омийская формула сглаживала ихъ взаимныя резкости и давала въ себе точку опоры для того, чтобы, устраняя непримиримые элементы каждой партии въ отделыюсти, всехъ ихъ вместе держать въ возможныхъ границахъ мира.

Омийская партия окончательно сформировалась на соборе 361 г., составившемся въ Константинополе по случаю освящения храма. После победы надъ омиусианами, акакиане продолжали оставаться въ столице, при дворе императора и, воспользовавшись предстоящимъ торжествомъ, пригласили вифинскихъ епископовъ, чтобы еще разъ обсудить вопросы ο вере. Соборъ былъ открытъ, какъ только явилось до 50–ти епископовъ, но во время заседаний прибыло еще нееколько лицъ, такъ что общее число заседавшихъ въ Константинополе достигало до 72–хъ. Пытался было пробраться на соборъ и Иларий пуатьеский, въ намерении переубедить омиевъ, но Констанций, узнавший ο его целяхъ, послалъ его назадъ въ Галлию, чтобы своимъ вмешательствомъ онъ не смущалъ Востокъ, хотя прежняго эдикта объ изгнании и не изменилъ. Собравшимся отцамъ была предложена для подписи никская формула, но въ несколько переработанномъ виде. Впрочемъ, переработка казалась только внешней стилистической стороной: Сынъ Божий, какъ и въ никской формуле, исповедывался подобнымъ родившему Его Отцу по писаниямъ, самое же рождение Его объявлялось недоступнымъ никакому человеческому ведению. Въ заключении къ символу запрещалось употребление въ богословскихъ разсужденияхъ слова: ούσία, такъ какъ оно нигде не встречается въ писании и вызываетъ соблазвть у простого народа. Такому же остракизму подвергался и терминъ «ипостась», начавший входить въ употребление въ кружкахъ омиусианъ.

Последовательность и благоразумие требовали, чтобы после установки такой формулы былъ торжественно осужденъ Аэций, какъ виновникъ аномэйскаго учения. Это было необходимо и въ целяхъ самоочищения акакиаяъ въ виду возможныхъ подозрений со стороны восточныхъ епископовъ и даже самого императора. Члены собора объявили Аэция низложеннымъ за то, что онъ составилъ сомнительныя книги, допустилъ въ нихъ неблагочестивыя выражения и внесъ смуту въ церковь, а императоръ отправилъ его въ ссылку. Такъ какъ некоторые изъ присутствующихъ епископовъ отказались подписать осуждение Аэция, то они были низложены и посланы въ изгнание.

Расправившись съ аномэями, омии постарались упрочить свое положение и со стороны омиусианъ. Такъ какъ осудить омиусианъ за веру было невозможно, ибо они подписали никскую формулу, то придуманы были другие предлоги къ обвинениямъ, и главари омиусианъ, Василий анкирский, Евстафий севастийский, Македоний константинопольский и другие, пошли въ изгнание. Осуждеяию подпалъ и Кириллъ иерусалимский, обвиненный въ томъ, что во время голода въ иерусалиме продалъ драгоценныя ризы, подаренныя Константиномъ Великимъ иерусалимскому храму, которыя потомъ какъ–то оказались иа плечахъ актрисы. Места изгнанныхъ епископовъ заняли лица, рукоположенныя Акакиемъ, при чемъ столичная кафедра, освободившаяся после Македония, досталась Евдоксию. Новая константинопольская формула была послана для подписи всемъ восточнымъ епископамъ, и большинствомъ изъ опасения предъ насилиями была принята. Между прочими епископами ее подписали Григорий Старший, отецъ св. Григория Богослова и Дианий кесарийский, покровитель и другъ св. Василия Великаго.

Константинопольский соборъ состоялся въ феврале 361–го года, а въ томъ же году въ ноябре скончался Констанций. Припоминая на смертномъ одре все события своего смутнаго и тяжелаго для церкви царствования и оценивая ихъ результаты, онъ имелъ некоторое право думать, что цель, поставленная имъ въ церковной политике, после долгихъ трудовъ осуществилась. Вся церковь получила одну формулу веры и примирилась съ государствомъ.

Догматическия движения въ царствование Юлиана и Иовиана

Характеристика второго периода тринитарныхъ споровъ. — Значение царствования Юлиана. — Опытъ унии между омиямн и аномэями, — Историческия свидетельства ο постепенномъ сближении омиусианъ съ никейцами: памятная записка Василия и Георгия; сочинения ο соборахъ Илария и Афанасия, — Александрийский соборъ 362 года; его история и значение. — Антиохийская схизма. — События царствования Иовиана.

1. Царствование императора Юлиана, последняго представителя династии Константина Великаго, запятнавшаго ея память своимъ отступничествомъ отъ христианства, въ развитии богословскихъ движений IV века открываетъ последнюю, завершительную ихъ стадию, оканчивающуюся полнымъ торжествомъ никейскаго учения на второмъ вселенскомъ соборе. Съ одной стороны, начиная съ Юлиана вплоть до Феодосия Великаго, во главе империи встаютъ государи, которые отказываются отъ проведения какой–либо определенной догматической программы, заботясь лишь ο сохранении внешняго мира, и если иогрда прибегаютъ къ принудительнымъ мерамъ, то не проводятъ ихъ систематически и вообще стремятся избегать резкихъ, вызывающихъ протестъ, приемовъ борьбы. Съ другой стороны, и во взаимныхъ отношенияхъ спорящихъ партий наблюдаются новыя течения: старое поколение борцовъ сходитъ со сцены, и его место занимаютъ новые руководители, не принимавшие участия въ прежнихъ распряхъ и потому склонные обсуждать спорные пункты въ более спокойномъ и примирительномъ тоне. Изменяются и самые предметы спора: кардинальный вопросъ ο Божестве Сына Божия, поглощавший собой богословскую энергию предыдущей эпохи, мало–по–малу теряетъ монополию надъ умами и подле себя уступаетъ место обсуждению другихъ не менее важныхъ и сложныхъ пунктовъ веры. Ha сцену истории сначала протесняется вопросъ ο Божестве Духа Св., а затемъ въ 70–хъ годахъ. IV–го века вопросъ ο Лице Богочеловека и способъ соединения въ Немъ двухъ природъ, — вопросъ, которому суждено было принести церкви более тяжкия испытания, чемъ все пред–шествующие споры, вместе взятые. Возникновение новыхъ трудныхъ задачъ невольно заставляетъ всехъ подвести итоги старымъ счетамъ, покончить давнишния разсуждения ο Сыне Божиемъ, чтобы съ срединенными силами приступить къ решению новыхъ проблемъ. Замечательно, что за весь двадцатилетний периодъ, протекший отъ смерти Констанция до воцарения Феодосия, мы не видимъ ни одного такого собора, который многочисленностью своихъ членовъ и страстностью заседаний напоминалъ бы собой эпоху Констанция. Соборная деятельность, конечно, не прекращается и теперь, но соборы уже носятъ иной, примирительный характеръ и не претендуютъ на то, чтобы сделать свои постановления обязательнымъ закономъ въ церкви и государстве. Ожесточенная горячность, характеризовавшая собой прежнюю эпоху, видимо начинаетъ остывать, и развитие догматическихъ партий, не стесняемое внешнимъ давлениемъ государственной политики, движется соответственно своимъ особенностямъ, направляясь къ тому результату, который и долженъ былъ явиться неизбежнымъ концомъ всей сложной богословской работы IV века по выяснениио догмата ο Троице.

Уже правление императора Юлиана, несмотря на его противохристианский характеръ, оставило по себе благия последствия во внутренней жизни церкви. Меры, принятыя Юлианомъ къ возстановлению язычества и уничтожению христианства, заставили спорящия стороны на время отложить свою старую вражду и сблизиться, чтобы дружными усилиями дать отпоръ надвигающейся опасности.

Посягавшия на историческую будущность христианства реформы Юлиана многихъ лучшихъ людей того времени заставили глубже взглянуть въ пропасть, отделяющую церковь отъ язычества и, возбудивши въ христианскомъ обществе реакцию противъ внесения языческихъ началъ въ христианство, порвали ту основу, на, которой развивалась борьба противъ чистаго церковнаго учения. Съ этой точки зрения можно сказать, что старания Юлиана оживить язычество только способствовали успеху никейскаго дела.