15. Столица республики и принципата, город Рим лишился былого политического значения. Культурный центр Римской империи переместился на Восток; и новой столицей стал Константином основанный Константинополь. Тем самым доминат Диоклетиана превратился в христианскую деспотию..

16. Однако подлинным политически–экономическим единством новая империя уже не обладала. Кроме того, ее границам угрожали варвары. Поэтому первостепенной задачей Диоклетиана и его преемников была реорганизация армии. Диоклетиан поделил армию на приграничные войска и действующую армию; первые со временем превратились в оседлые поселения. Эти поселения, как и сама действующая армия, скоро стали варваризироваться, поскольку при недостатке новобранцев приходилось нанимать варваров и полуварваров. Появилось множество варварских отрядов, варваров союзников (foederati); наконец, целые германские племена обосновались на землях империи в качестве ее воинов. Варваризированная армия начинает играть видную политическую роль; ее командующие избирают и низлагают императоров. Варваризировалось и само общество.

17. Раздражавшая людей варваризация империи неминуемо обернулась гибелью империи, вернее — Западной империи, поскольку в V веке на Западе повсеместно хозяйничали варвары, и варвар Одовакар даже низложил последнего римского императора. Однако в правовом отношении и этот факт можно было интерпретировать патриотически, усматривая в нем воссоединение Западной империи с Восточной.

18. Как сами римляне не заметили гибели империи, так и варвары в целом не стремились ее уничтожить. Кроме того, погибла только Западная империя, а стало быть, Римская империя не погибла, но лишь сосредоточилась вокруг Константинополя.

IV. Духовная культура империи

19. Рассматривая гибель империи, историк не может доискиваться причин и факторов этой гибели, но может и должен описать гибель и, по мере возможности, обнаружить общий, сущностный, повсеместно проявляющийся факт. Факт же этот — социально–психический.

20. Энергичная, но всецело консервативная и безъинициативная политика императоров была выражением этого сущностного социально–психического факта. Еще лучше мы понимаем его, познакомившись с обществом, чей патриотизм и чувство общности неуклонно угасали. Что позволяет нам говорить об атонии общества и атрофии политических и социальных чувств.

21–22. Можно назвать эту атрофию индивидуализмом, выражением которого служила и энергичная деятельность императоров. Индивидуализм обогащал человеческую душу, однако самого человека ослаблял. Познать характер этих людей позднего Рима лучше всего позволяет рассмотрение знатной и образованной части общества: магнатов–литераторов. Они хотя и состояли на государственной службе и, стало быть, жили в городах, однако предпочитали свои поместья; вели хозяйство, охотились, интересовались литературой. Литературные интересы объединяли их в кружки 23. Литература и культура в целом, — несомненно, главный интерес магнатов. Однако римская культура была культурой эллинистической, и в культурной сфере римляне были неоригинальны, оставаясь организаторами и подражателями. Они лишь популяризировали эллинистическую культуру, со II века клонившуюся к упадку. 

24. Даже в литературе, еще в V веке переживавшей своеобразный расцвет, оригинальных идей не было, исключительно — реминисценции древности и превосходная техника.

25. Единственно христианская литература отличалась новизной, что выдвигает на первый план проблему истории религии.

V. Языческое общество и христианство

26. Поскольку языческие боги постепенно смешивались с христианскими святыми, а языческие праздники превращались в христианские, языческий народ неприметно христианизировался и крестился, сам о том, можно сказать, не ведая.

27. Труднее было креститься людям образованным. Последние упорствовали в язычестве, верные не столько религиозной, сколько политической и патриотической традиции. Однако римское язычество утратило религиозное и моральное свое значение, и образованные люди обратились к поискам нового мировоззрения. Распространение получили философские системы эпикуреизма, стоицизма, скептицизма и эклектизма. Однако системы эти, хотя и обладали, за исключением разве что эпикуреизма, религиозным смыслом, неспособны все же были удовлетворить просвещенное общество.

28. Языческая знать была, как сказано (§ 27), сторонницей антихристианской политики императоров, стремившихся к возрождению империи (§§ 14–15, 67). Но подлинно религиозного смысла в деятельности магнатов уже не было. Что обнаружила и история алтаря Виктории. Но и крестившиеся магнаты литераторы были скверными христианами. Не слишком ладили с христианством языческие их воззрения и весь их нрав. В их среде родились, тем не менее, и новые люди.