В 1859 году выбившаяся из сил в борьбе с о. Иоасафом и запутанными делами Дивеевской общины начальница ее Е. В. Ладыженская, чрезвычайно слабохарактерная, ничего не понимавшая в ведении хозяйства и нервно больная, решилась совсем покинуть Дивеево, но прежде для вида отпроситься в Москву для поклонения мощам преподобного Сергия и к себе в г. Пензу. От казначеи Е. А. Ушаковой не могло скрыться, что Екатерина Васильевна собирается совсем со своим имуществом из обители, и она в ужасе и страхе просила объяснить намерения начальницы, заявляя при этом, что она отказывается от должности и исполнения обязанностей начальницы по случаю ее отъезда. Сперва Ладыженская успокаивала Елисавету Алексеевну, говоря, что она еще, вероятно, вернется, но потом сама была не в силах скрывать истину и призналась в решении совсем покинуть обитель. Испуганная своим положением, Елисавета Алексеевна заболела. Тринадцать дней она лежала без памяти, получив в управление общину, в которой ничего не было и даже нечем было замесить хлебы; духовная и нравственная сторона пошатнулась от раздвоения сестер на два лагеря, и на обители считалось 13 тысяч долга. Твердая в своем решении удалиться, Е. В. Ладыженская уехала и из города Пензы подала прошение об увольнении на покой. Когда Елисавета Алексеевна несколько оправилась, то поехала в Нижний Новгород к преосвященному Антонию отказываться от настоятельства. Владыка, видя положение дел общины, мог только посоветовать одно: потерпеть. Таким образом Елисавета Алексеевна, невольно поставленная Провидением во главе Дивеевской обители, вернулась домой совершенно разбитая, больная, с ней делались беспрестанно дурноты и обмороки.

С 1842 года в Дивееве проживала, кроме Христа ради юродивой Пелагеи Ивановны Серебренниковой, еще блаженная Наталья Дмитриевна. О ней имеются весьма скудные сведения, так как она из смирения никогда ничего не рассказывала о себе, но, по собранным показаниям от современниц ее в обители, была родом из Оренбургской губернии, принадлежала к крестьянам казенного ведомства и проживала по увольнительной бумаге от своего общества на бессрочное время. В 1848 году весной она пришла в Дивеевскую обитель на богомолье со странниками и осталась в ней по благословению начальницы Ирины Кочеуловой и с согласия казначеи Юлии Маккавеевой и благочинной Татьяны Бучумовой. Ее поместили в келье Прасковьи Павловны Ерофеевой. Некоторые странности ее, которые присущи всем блаженным, вначале выводили из терпения сестер и начальствующих в обители, так что в конце лета того же 1848 года казначея Юлия Маккавеева хотела ее выслать за то, что она становилась в церкви около клироса с непокрытой головой и гримасничала. Несмотря на замечания, она не слушалась, но когда был назначен день ее высылки, то в эту ночь благочинная Татьяна Бучумова видела сон, что будто бы блаженная Пелагея Ивановна Серебренникова пришла к ней в келью и показала ей бумагу, на которой было написано крупными буквами: «Не трогайте Наталью, ей назначено здесь жить!» С тех пор ее действительно не трогали, и она до сего времени проживает в Дивеевской обители.

С начала своего вступления она, по показаниям Е. А. Ушаковой (впоследствии игумений Марии), знала всегда только одну церковь, в которой находилась ежедневно у всякой службы; никогда не ходила по кельям, кроме своей, и имела сестру для присмотра за ней. Послушание ее было: читать по ночам Псалтирь и потом в полночь ударять в колокол на полунощницу. Как писала Елисавета Алексеевна: «По своему блаженному пути Наталья имеет свои странности, ходит боком, не позволяет обходить кругом себя и тому подобное, но все эти ее странности никому не вредят. В свободное от молитвы время она занимается чтением духовных книг, но более всего она любит читать Евангелие. Преосвященный Иеремия, посещая нашу обитель, каждый раз приказывал ей одеться в черное платье, чтобы быть в числе сестер обители, но она не переменяла своего пути и говорила: "Я от рождения дурочка и недостойна носить, что монашки носят". Сестрами она уважаема; но всеми ли, это неизвестно, потому что она находится всегда в церкви и некоторым иногда делает замечания. Странники же ее уважают по ее назидательным наставлениям».

При составлении этой летописи Серафимо-Дивеевского монастыря желательно было иметь более подробные сведения о Наталье Дмитриевой, и поэтому мы обращались к ней с просьбой написать о себе, но она положительно нашла невозможным что-либо передать, что могло послужить к ее земному прославлению. Нам остается к вышесказанному прибавить свои личные наблюдения.

Как говорят, она приняла тайный постриг в Киеве, где получила весьма тяжелое послушание от старца, которое и исполняет свято поныне. Можно догадываться, что обет, данный ею, чрезвычайно строг; судя по образу ее жизни, странностям и подвигам, это послушание состоит, во-первых, из обещания иметь в жизни только «три порога», как выражаются ее послушницы: в церковь, в келью и трапезу. Ныне она по старости лет и истощению сил не в состоянии ходить в церковь ежедневно, но если решится пойти, то живет в ней почти безвыходно, во всяком случае не возвращаясь в келью по неделям и даже месяцам. В келье своей она живет не всегда, а периодами; большей частью сидит в сенках (или род шалаша), под крышей, но на открытом воздухе, зимою, летом, осенью и во всякую погоду и непогоду. Здесь она постоянно молится, исполняет монастырские правила, беседует с приходящим народом и по ночам читает и пишет. Пища ее чрезвычайно скудная, и в постные дни совершенно ничего не вкушает. Ежедневно она получает после поздней обедни частицу антидора с теплотой, что и составляет ее отраду и пищу. Если же она ест кашицу или молоко с лепешкой, то раз в день, до вечерни, но бывает так, что народ не дает ей пообедать до вечерни, и тогда она уже не вкушает вовсе в тот день. Когда утомление ее доходит до крайности, потому что здесь под навесом она терпит стужу, сырость, морозы, то Наташа уходит в свою келью, где уже затворяется и не принимает никого. В то время, когда она в келье, никто не имеет права входить, а без нее допускаются послушницы. По рассказам, ее келья никогда не убирается, не метется, и стены закрыты образами и лампадами, а на полу помещаются два корыта, одно с водой, а другое с корками и остатками хлеба, в которых предлагается пища для крыс, дабы они были всегда сыты и ей не мешали заниматься или молиться. Для самоумерщвления плоти ее послушание, видимо, обязывает не снимать белья и платья до тех пор, пока оно не истлеет на ней и не спадет само. Также она никогда не умывается, не расчесывает волосы. Для того ли, чтобы освежать свое тело или с целью причинить физическую боль, Наташа иногда в ватном своем халате выходит под проливной дождь и стоит так, пока не вымокнет до костей; потом это платье преет на ней и впивается в тело. Говорят, она сменяет белье раз в год, на Покров Пресвятой Богородицы. Затем она никогда не ложится, и если дремлет, то сидя; должно быть, это самоистязание входит в послушание, полученное ею от старца в Киеве. Часто видят, как она борется со сном и, взирая на св. иконы, старается силой Божией побороть в себе дремоту. Весьма редко она смотрит на человека, приходящего к ней, и только на духовных лиц засматривает иногда исподлобья. Обыкновенно она сидит согнутая в талии и облокотившись локтями о колени, чтобы не смотреть на людей и они не могли видеть ее лица. Также редко она допускает подходить к себе приходящих к ней за советом и благословением; большей частью народ останавливается за 5-6 сажен, и слова Наташи, говорящей довольно тихо, передает публике послушница, стоящая на середине расстояния от народа до нее. Она никогда не берет ничего в руки, кроме священных предметов, бумаги и карандаша; ее кормят послушницы и все делают за нее, перелистывают страницы книг, собирают деньги, оставляемые народом, и проч. В послушание ее входит также тяжелая обязанность двигаться всегда боком и непременно по той же дороге или половице пола и туда, и назад. Странности эти, непривычные для свободных людей, кажутся неразумными, скучными, пожалуй, бессмысленными, но поэтому-то они и даны ей мудрым старцем, чтобы побороть в человеке разум и волю и при помощи подобных тяжелых послушаний, даже невыносимых для большинства, заставить отречься от мира, находящегося не в окружающей человека обстановке, а внутри него, в сердце. Немногие бывают в состоянии понять, по своему духовному развитию, истину тяжелых подвигов, которые налагают на себя добровольно праведники, и светские люди ужасаются нечистоплотности подвижников, воображая, что это доставляет, вероятно, удовольствие им. Но то, что редко кто в состоянии выдержать страдания нечистоплотности и все ужасаются такого положения, и составляет подвиг, доказывающий, что праведник поборол духом свои плотские мудрования и торжествует победу сладчайшим чувством любви ко Христу.

К затруднительным и скучным особенностям приема посетителей у Наташи относят ее принуждение подходить к ней не сразу, а постепенно, делая несколько шагов вперед и назад и читая все время Богородицу. Некоторых она утомляет подобными хождениями по 5 и 10 минут, пока начнет свою беседу. Однако причину такого хождения нетрудно разгадать; заставляя молиться входящего и молясь в свою очередь, она испрашивает у Господа внушения, что ей говорить на пользу души каждого, и пока, так сказать, внутренний голос не ответит ей, она продолжает молиться и приказывает ходить и молиться требующему ответа и помощи.

Наташа обладает даром совета. Речь ее прямая, ясная, не иносказательная. Премудрость и начитанность ее велика, и не лишена она прозорливости. В молодых годах Наташа несколько юродствовала, но под старость перестала*{Она скончалась в 1899 г.}.

Глава XXVI

Возрождение Дивеевской обители под управлением Е. А, Ушаковой. Назначение в Нижегородскую епархию преосвященного Нектария и объяснение его с Ушаковой. Представления ее об утверждении монастыря. Смута и возмущение в обители. Объяснение невидимой, духовной стороны дела. Сон благодатной старицы Евдокии Ефремовны. Поездка блаженной Прасковьи Семеновны Мелюковой в Саров. Возмущение источника, предсказание. Неожиданный приезд в Дивеево Мотовиловых, разъяснение видения Прасковьей Семеновой за семь лет до смуты. Юродство ее, видение о. Серафима и предсказания. Беспокойство блаженной Пелагеи Ивановны. Приезд в обитель преосвященного Нектария. Объяснение с Ушаковой и возмущение сестер. Избрание в начальницы Лукерьи Занятовой. Всеобщее раздражение против преосвященного Нектария, оскорбление его блаженными Пелагеей Ивановной и Прасковьей Семеновной

В официальном кратком описании Серафимо-Дивеевского монастыря, хранящемся в Нижегородской консистории, говорится следующее:

Хорошо понимая все лжеухищрения и козни чуждопосетителя и лжеученика свято почитаемого ею старца Серафима, она энергично начала восстановлять все святым заведенное и заповеданное и столь же энергично прекратила все посягательства иеромонаха Иоасафа. Тогда отдохнули Серафимо-Дивеевские сироты, но тем не менее и наипаче отделились от них духом не имеющие более произвола и временно присмиревшие Иоасафовские приверженницы».

В сентябре месяце 186o года в Нижегородскую епархию был назначен преосвященный Нектарий. Елисавета Алексеевна поехала в ноябре месяце представиться к нему. По обычном приветствии преосвященный Нектарий, указывая на целую кипу бумаг, лежащих пред ним, сказал: «Вот это все ваши дела! Скажите, почему у вас община, а не монастырь?» Елисавета Алексеевна объяснила Владыке, что старцем Серафимом, основателем общины, заповедано не просить и не искать утверждения монастыря, и у них кроме многолюдного общества бедняков, живущих подаянием и милостыней, ничего нет, никаких капиталов, обеспечивающих их существование. «Сами виноваты! — гневно воскликнул преосвященный Нектарий. — Если бы вы приняли о. Иоасафа в строители собора, то ручаюсь, что и стены были бы золотые!» На это настоятельница общины ответила от имени всех сестер обители, что они готовы есть один кусок хлеба, но не примут о. Иоасафа. Тогда преосвященный Нектарий сказал: «Если не хотите иметь постороннего человека, то тем более просите скорей об утверждении монастыря!» Объяснение их на этом кончилось, и Владыка приказал Елисавете Алексеевне по приезде в обитель немедля подать ему прошение о возведении Серафимо-Дивеевской общины в монастырь, что в декабре месяце 1860 года и было исполнено настоятельницей. Указ об утверждении монастыря преосвященный Нектарий получил очень быстро, в январе 1861 года, но держал у себя до мая месяца, когда сам поехал в Дивеево.

Настало наконец то ужасное время для Дивеева, о котором предсказывал о. Серафим! «Скоро, уж скоро никого у нас не останется, — говорил батюшка сестре Дарье Фоминой. — И как на Саров бури, так и на вас еще хуже Сарова будут бури! Но я вас поручаю Господу и Царице Небесной! Ничего не бойтесь, хотя бы и все на вас, да Господь-то за вас! Мать вам Сама Царица Небесная, а по Ней все управят!»

Старице Агафье Лаврентьевне о. Серафим сказал: «Boт доживешь ты, матушка, большое у вас будет смятение, большое смятение, и многие разойдутся!»