После того как святых долго пытали, так что они уже не были в состоянии говорить, а кровь их, словно река, залила весь пол, император приказал вернуть их в темницу. Святые после невыносимых пыток едва могли передвигать ноги. Но вот явился другой посланец и велел им возвращаться. Так как у святых недоставало сил идти, еще кто-то, пришедший от императора, предстал перед ними и стал спрашивать: “Почему вы радовались смерти императора Льва и почему, прибыв к нему, не сумели обратить его в свою веру?”. Святые, с трудом отвечая ему, сказали: “Смерти Льва мы не радовались, но и не приняли его веры, лучше сказать, богопротивной ереси”. Задавший им эти вопросы был логофетом дрома. [323] Он говорит им: “Ступайте, куда вам повелел император”. И только с приходом темноты святых отвели в Преторий.

Спустя четыре дня эпарх, находясь в присутствии своем, велел привести святых. Он начал устрашать их жестокими пытками и угрозами, говоря, что, если не подчинятся поставленным им требованиям, он подвергнет их наказанию, начертает им лица и предаст агарянам. Так как святые отказались исполнить веление императора (при этом присутствовал Христодул, прочитавший ямбы, и его отец), держались с твердостью и были готовы претерпеть тысячи смертей, сказав: “Никогда мы не осквернимся единомыслием с вами, [270] и даже если б ты выколол нам глаза и огнем жег тело наше, мы бы не осквернились согласием с теми, кто отрицает веру и учение христиан”, отец Христодула невольно сказал эпарху: “Эти люди никогда не поклонялись иконе; я не знаю, за что они терпят, придя сюда!”. Христов мученик Феофан суровым голосом сказал ему: “Отступи от нас, враг истины, ибо не ведаешь, что говоришь и что утверждаешь,— мы признаем, чтим и поклоняемся истинному Богу нашему Иисусу Христу, Его иконе и иконам матери Его и святых Его, зная, что почитание иконы восходит к почитанию первообраза. [324] И за Христа, и за Его икону мы отдаем свою жизнь и проливаем кровь свою”. Когда эпарх услышал это, он искательно говорит: “Однажды только признайте — ничего более я не требую — и отпущу вас, и вы пойдете, куда вам угодно”. В ответ мученик Христов Феодор сказал ему: “Эпарх, ты говоришь подобно человеку, уговаривающему другого так: „Я не прошу тебя ни о чем, только дай отрубить себе голову и ступай куда хочешь"”. Так вот знай — посрамление для нас, когда кто-нибудь осмеливается склонять нас к той вере, принять которую уговариваешь нас ты. Я дивлюсь, как такой человек не понимает, что легче небу стать землей и земле небом, чем нам отступить от веры нашей и учения; как невозможно, будучи человеком, подняться на Небеса, так же невозможно нам сделать то, о чем ты говоришь. Поступай, как тебе угодно. У тебя власть над телом нашим, власть же над душами нашими принадлежит Христу”. [271]

Тогда эпарх велит написать им лица. Хотя раны святых уже воспалились и причиняли им муки, вновь приблизились палачи, и бросили святых на ложа, и начертали им лица: много часов уязвляя им лица, они выводили на них ямбы. Когда же кончили писать, заставили святых подняться на ноги и с того дня ничего более не говорили им. Прежде чем уйти от эпарха, святые сказали ему и восседавшим с ним, указывая на свои лица: “Знайте, увидев эту надпись, херувимы и пламенный меч отступят и дадут нам войти в рай [325] из благоговения перед ликами нашими, столь позорно начертанными ради владыки их. Ибо над нами единственными впервые от века свершился неслыханный этот обряд, хотя человеколюбивыми вы и назвали тех, кто в безумии пошел против нашего божественного учения, сами вы еще кровожаднее их! Но сии все надписи вы истинно узрите на лике Христовом, ибо Он рек: „Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"”. [326]

Император, услышав это, ибо эпарх передал ему слова святых, сказал эпарху, сраженный, я думаю, силой этих слов: “Знай я, что это верно, я так бы начертал на всем народе моем”.

Пусть никто, я прошу, не усумнится в том, что я написал правду и не пожелал внести в этот свой рассказ то, чего мученики Христовы не претерпели. Лица святых исповедников Христовых Феодора и Феофана были начертаны восемнадцатого июля четырнадцатого индикта.

Когда святые, как мы уже сказали, вышли от эпарха, император повелел заточить их в тюрьму [272] рядом с наставником их и пастырем, я разумею богоносного Михаила. Христов исповедник весьма возликовал, когда услышал, что, претерпев за Христа и за икону Его удары бича по груди и спине и начертание лиц, они смело возвещали тайну домостроительства Божия и не были сломлены или побеждены, прияв по воли императора столь жестокие пытки. И в посланиях к ним говорил так (святые ведь не видели друг друга и могли только, да и то с трудом, обмениваться письмами): “Я радуюсь, дети мои духовные, стойкости вашей, услышав, что вы подвизались и пострадали за Христа, и блаженными почитаю члены ваши, изнуренные бичеванием во имя Создателя и Господа нашего Иисуса Христа, за нас предавшего тело Свое бичам. Восхваляю и обнимаю рамена ваши и грудь, обагренные кровью, потому что нас ради из пронзенного копнем животворящего бока истекала божественная и искупительная кровь. Чту пресвятые и любезные мне лики, начертанные за святой образ Христов, лобызаю эти одушевленные образы и изображения, уязвленные железом и вычерненные им за поставленный и написанный образ и лик искупителя моего и спасителя. Радуйтесь этому, дети мои, и пусть сердце ваше укрепится, потому что вы явили себя подлинно жителями Святого града Иерусалима, потомками и согражданами трех святых отроков, угасивших пещь вавилонскую, [327] и других семерых (я разумею маккавейских отроков со старцем Елеазаром), посрамивших идолопоклонника Антиоха. Молю Бога даровать вам силу и твердость до конца, чтобы мы, жители Святого града Иерусалима, всецело посрамили и [273] уничтожили безбожную веру этого тирана. Расскажите мне в письме, что начертано на лицах ваших, что уготовал вам нечестивейший тиран, что вам угрожает, что еще враги замышляют против вас, злосчастных. Мой поклон вашей святости с письмом сим передаст муж твердый, второй Иов. [328]Какова ваша участь, известно вашей божественной и боголюбезной мудрости. Также и великий поборник и защитник благочестия Мефодий [329] посылает вам через меня поклон и неустанно за вас молится, узнав о подвиге вашем, посрамляющем нечестие”.

Этот всеблагой и великий поборник благочестия Мефодий написал множество посланий пресвятому Михаилу, величая его владыкой, отцом, покровителем и достойным Царствия Небесного. Писал он также и соратникам его, я разумею Феодора и Феофана, укрепляя их своим словом, когда те были в ссылке на острове Афусия. По воле нечестивых иконосжигателей святой и великий Мефодий вынес множество различных ссылок и пыток во имя Христа и Его святого поклоняемого образа и немало лет был заточен в той же тюрьме Преторий, где содержались святые и богоносные отцы наши. Они не переставали писать друг другу и укреплять один другого на подвиг благочестия.

Какое же чудо творит всемогущий Бог, когда святые исповедники и отцы наши уже седьмой год томятся в тюрьме Преторий? Он, не желая долее терпеть скиптр грешных, правящим клиром праведных, дабы праведные не протянули рук своих в беззаконии, очистил церковь Свою от врагов ее. Ибо рек Петру: “На камне веры твоей Я создам церковь Мою, и врата ада не одолеют ее”, [330] назвав [274] вратами ада постоянно сменяющие друг друга соблазны церкви своей.

Вскоре упомянутый нечестивый император скончался, чтобы вечно мучиться в неугасимом вечногорящем огне. Царство его и власть перешли к супруге его Феодоре и сыну их Михаилу. [331] Феодора прежде всех прочих деяний и свершений, которыми императоры обычно утверждают славу свою, обращает прилежную и великую заботу на то, чтобы укрепить власть свою, являя, будучи женщиной, подлинное мужество и благородство умилостивлением Бога честным восстановлением благочестивых его догматов и святых икон и объединением несогласных, чтобы в этом единении блюлись нерушимость апостольских и отеческих догматов и подлинная чистота веры.

И вот императрица, в великой своей мудрости и проницательности обдумав это и рассудив, повелела призвать и освободить всех, кто за православную веру был отправлен в изгнание или заключен в тюрьму, и предуставила им прибыть к ней в царственный град. Повсюду рассылались указы, собирающие исповедников Христовых и мучеников, и из всех земель и городов, как с весенних лугов прекрасные цветы, явились одушевленные столпы Христовы. И на глазах исполнялось слово Священного писания: “Возведи очи твои, Сион, и посмотри вокруг — все собираются к тебе отпрыски твои. Ибо идут от восхода и от заката, от севера и от юга поклониться царю твоему здесь”. [332] Когда они сошлись, благочестивая Феодора повелела собрать все духовенство и мучеников в одном из покоев дворца, чтобы в присутствии [275] всего синклита и великого множества народа ясно возвестить всем православное постановление относительно святых икон. И по божественному решению упомянутой императрицы и юного сына ее, я разумею императора Михаила, а также иерархов Божиих и святых мучеников, восставшие на святые иконы были преданы всяческой анафеме, так что из-за неожиданности и внезапности происшедшей в государстве перемены нечестивый Иоанн, [333] который во время то по смятению и помрачению умов правил троном архиерейства, едва не отдал злую свою душу. Постановлением благочестивых императоров и священного собора святых отцов Иоанн, эта губительная язва, был осужден, предан вечной анафеме и с позором изгнан с апостольского престола и из города. У всех была одна общая забота — кого откровение Господа Бога поставит управлять высшим престолом церкви. Взоры всех обратились на великого поборника благочестия, я разумею премудрость Михаила, дабы ему было вверено церковное кормило, так как он был синкеллом Святого града Господа нашего Христа, отличался в богословской мудрости и претерпел множество утеснений и пыток за Христа и Его икону.

Но отец наш, великий Михаил, не принял этого, ибо всегда имел подлинное смирение перед Христом, говоря, что он по малости своей недостоин такой чести. И вот святой собор вместе с упомянутой императрицей по божественному совету премудрого Михаила решил обратиться к великому Иоанникию, [334]который вместе со своим сподвижником чудотворным Евстратием, игуменом Агаврского монастыря, подобно светильнику, блистал [276] тогда на горе Олимпе своей угодной Богу жизнью, предзнанием и чудесами. Они сделали это, послав двух мужей от святого собора и одного придворного, так называемого спафария. Те отправились, дошли до горы Олимпа и, найдя праведника в лавре во имя святого пророка Илии, где он скрывался от еретиков, сообщили ему постановление святого собора и христолюбивых императоров.

Человек Божий, великий Иоанникий, выслушав их, весьма возликовал и тут же обратил к Господу Богу мольбу, прося Его сжалиться над Своими овцами и открыть того, кто достойно будет пасти православное Его и святое стадо, которое Он искупил кровью своей. Затворив перед упомянутыми святыми мужами двери сходного с пещерой малого того покоя, он велел им тоже молиться о том, чтобы Господь указал мужа, который им надобен. На восьмой день моления своего Иоанникий, отперев упомянутую дверь и выйдя наружу, вручает им посох, сказав так: “Ступайте, дети, и отдайте посох сей монаху и пресвитеру Мефодию, сейчас изгнаннику в Элеовомитском монастыре”. [335] И, сотворив молитву, отпустил их.

Упомянутые богобоязненные мужи, архиереи и спафарий, вернувшись в счастливый Константинополь, сообщили это собору и царям. А те тотчас через скорохода приказали упомянутому пресвятому мужу прибыть в царственный град. Ибо так указывал полученный от святого посох, который следовало вручить тому, кому предстояло пасти Святую и Апостольскую Церковь Божию. Муж этот, братья,— Мефодий, о котором мы выше упомянули. [277]

Когда это случилось и святой Мефодий прибыл в счастливый град Константинополь, где претерпел множество мук за Христа и Его святую и пречистую икону, его по воле Божией и святого вселенского собора поставили патриархом, и он занял предназначенный ему Богом апостольский престол. Он многажды предал еретиков анафеме и, изгнав всех их священнослужителей, очистил церковь Божию от власти еретиков. Тогда-то повелению православных императоров он делает поборника благочестия, отца нашего богоносного Михаила, своим синкеллом и игуменом великого Хорского монастыря.