Зачем меня покинул ты, отец?

не повторяется ли вопль Другого:

Боже Мой! Боже Мой! для чего ты Меня оставил?

Вот когда мог бы Данте вспомнить надпись на двери Ада:

Создало меня Всемогущество Божие, Высшая мудрость и первая Любовь.

«Величество Божие – в Трех Лицах... Всемогущество – в Отце... В Сыне – премудрость... в Духе – Любовь», – объясняет сам Данте не в Аду, а в другой книге, в «Пире», – как бы дает ключ к двери Ада[37]. Но если бы, вспомнив эту надпись, подумал он о крестной муке сынов человеческих и Сына Божия, то, может быть, услышал бы в вечных воплях ада три вечных вопроса; первый – к Отцу Всемогущему: «Доколе будут страдать невинные?», второй – к Сыну Премудрому: «Зачем страдают?» и третий – к Духу Любящему: «За что страдают?» И на все эти вопросы один ответ – молчание.

«Что же, понял, наконец, за что я восстал? А ты покоришься?» – шепчет на ухо Данте, сходящего в ад, невидимый Спутник, и Данте молчит, так же, как те Трое. Но ужас этого молчания больше, чем душа человеческая может вынести. Не вынесла бы и душа Данте: сойдя уже не во внешний, а во внутренний ад – безумие, осталась бы в нем навсегда и погибла бы, если бы не спасло ее чудо, – какое, этого он не говорит, так же об этом молчит, как обо всем самом главном для него и последнем. Но кажется, есть у него два намека на это; оба – в Чистилище. Встреченная там, на втором уступе Горы, тень Гибеллиновского вождя, Буанконте да Монтефельтро, павшего в бою под Кампальдино, в котором и юный Данте участвовал, вспоминает о том, как, в последнюю минуту перед смертью, погибавшая душа его спаслась:

Бежав с пронзенным горлом, Я обагрял горячей кровью землю. Уже потух мой взор, когда, с последним вздохом Я прошептать еще успел: «Мария!» И пал на землю, мертв... Скажу тебе я правду, ты же людям Перескажи ее: взял Ангел душу Мою; но дьявол закричал: «Он мой! Зачем ты хочешь у меня Отнять его из-за одной слезинки?»[38]

Ангел все-таки отнял душу у дьявола, потому что и одной слезинки довольно, чтобы омыть ее от всех грехов и спасти.

...«Это первый намек, а вот и второй. Встреченная Данте, у подножия святой Горы Очищения, тень Манфреда, юного, „белокурого и прекрасного“, отлученного от Церкви, великого грешника, убитого в бою под Беневенто, тоже вспоминает, как душа его погибала и спаслась.

«Кто я такой, ты знаешь ли?» – спросил он. Когда же я ответил, что не знаю, То, на груди показывая рану, Он мне сказал с улыбкой: «Я – Манфред... Пронзенный насмерть, я отдался, плача, Тому, Кто с легкостью прощает все. Я знаю, что грехи мои ужасны; Но бесконечной Благости объятья К ней приходящих обнимают всех. О, если б люди это лучше знали, — Моих костей, лишенных погребенья, Не мыл бы дождь и не сушил бы ветер В чужом краю, на берегу пустынном! Но пусть я проклят пастырями Церкви, — Так погубить не могут их проклятья, Чтоб не спасала вечная любовь, Коль цвет надежды в сердце зеленеет!»[39]

Чудом вечной Любви будет разрушен ад: это поняв, может быть, спасся и Данте.

...Вдруг молнией был поражен мой ум, Я понял все...

Это будет в Раю; но может быть, и Ада кромешную тьму озарила лучом небесной надежды та же молния.