И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделено, потому что дает знание; и взяла его и ела (Быт. 9, 16; 3, 4—6).

Это и значит: «Высшее блаженство для человека в знании», – не в самом бытии, а в его отражении; не в том, чтобы человеку быть в Боге, а чтоб «быть, как Бог». «Эти люди, как боги, elli son quasi dei», – говорит Данте о людях, достигших высшего знания[2].

Знание и Вера, в первоначальном согласии, подобны двум близнецам в одной колыбели, Каину и Авелю. Но, выросши, Каин восстает на Авеля, Знание – на Веру, в братоубийственной распре. Будет ли когда-нибудь распре положен конец, совершится ли великое чудо примирения воскресшего Авеля с убившим его Каином, – нового, верующего Знания – с новою, знающей Верой? Этот вопрос, не только не разрешенный, но и не услышанный святыми в церкви, грешным Данте, первым, услышан и поставлен в миру, в «двух книгах: в „Пире“ и в „Комедии“, или точней, в „Пире“ и в „Аде“, или еще точнее, где-то между „Адом“ и „Пиром“.

Как ни трудно поверить, что «Пир» одновременен «Аду», – это несомненно. В 1308 году кончен «Ад», а «Пир» начат между 1306 и 1308 годами: следовательно, обе книги пишутся вместе[3]. В 1291 году, вскоре по смерти Беатриче, когда появляется «Жалостливая Дама», Donna pietosa, будущая «Прекрасная Дама Философии», – Данте изменяет первой любви своей к Беатриче для этой, второй. Та же измена повторяется и в 1307 году, так что шестнадцати лет любви как не бывало: точно проснувшись от страшного сна – Ада, он все начинает сызнова, с того же времени и места, когда и где заснул: снова выходит из «темного леса, selva oscura, столь горького, что смерть немногим горше» (теми же почти словами говорится в обеих книгах, об этом исходе в «Пире»[4]: «Ты заблудилась, душа моя», tu... se smarrita anima nostra[5]; и в «Аду»[6]: «Верный путь был мною потерян, la via diritta era smarrita, „я заблудился“); снова видит озаренную солнцем „блаженную Гору“, dilettoso monte[7], – самодовлеющее, от веры освобожденное знание. В эти дни Данте „покинул теологию“, – скажет сын его, Пьетро, в истолковании Ада[8]. „Теологию покинул“ это и значит: покинул Беатриче, – Вере изменил для знания.

«Всякую другую мысль изгоняет из души моей сладость этой новой любви, так что я забываю ту первую любовь мою для второй»[9]. «Пир» и есть не что иное, как «забвение» – измена первой любви и попытка оправдать измену перед людьми, перед самим собой и перед Богом.

«Я боюсь, чтобы эта меня поработившая страсть (к Милосердной Даме) не показалась людям постыдною. Но всякий стыд прекратится, если я скажу, что движущей силой во мне была не страсть (к смертной женщине), а святая любовь» (к бессмертной Даме Философии)[10].

Вы, Ангелы, движущие мыслью Третье Небо (любви), внимайте тому, что сердце мое говорит, и чего никому, кроме вас, я сказать не могу, – таким оно кажется странным мне самому... Странное сердце мое вам одним я открою... ...Против воли смиренной, что мне всегда говорит о Женщине-Ангеле, в небе венчанной, мысль иная, чтоб разрушить ее, восстает... Но все еще плачет душа моя о первой любви... «Ты заблудилась, Душа, – оттого так страдаешь», – Дух новой любви мне говорит. — ... «Страхом низким страшишься ты этой Дамы (философии). Но разве не видишь, как милосердна она и смиренна... в величии своем? Назови же ее единственной Дамой своей, — и такие чудеса ее увидишь, что скажешь: «истинный Владыка мой, Любовь, — се, раба твоя, да будет мне, по слову твоему!»[11]

Главная противоположность этих двух прекрасных Дам заключается в том, что ко всему неумолимая и равнодушная Беатриче – Вера незнающая – уходит от земли на небо, а Дама Философия – Знание неверующее – нисходит с неба на землю, «милосердная», pietosa; та порабощает людей, а эта их освобождает: ум, погруженный в знание, «освобождается». – «Дама Философия свободой прославлена»[12].

«Пир» и «Ад», в самом глубоком существе своем, в движущей их воле, так не похожи друг на друга, так противоречивы, что кажется, написаны не одним человеком, а двумя: «Ад» – христианином, «Пир» – язычником. Если в той книге, – Данте, то в этой – Анти-Данте, или наоборот. Но это кажется только на первый взгляд, а вглядываясь глубже и пристальнее, видишь, что две эти книги писали не два человека, а две души в одном.

Ах, две души живут в моей груди! Хочет одна от другой оторваться; В грубом вожделенье, одна приникает к земле, Всеми трепетными членами, жадно, А другая рвется из пыли земной К небесной отчизне...

«Ад» написан «душою, рвущейся к небу» – незнающей Верой; «Пир» – «душою, к земле приникающей», – неверующим Знанием. Но если опять-таки вглядеться глубже и пристальней, то видишь, что каждая из этих двух книг написана обеими душами вместе; в каждой – борются они и не могут победить одна другую. В «Аде» есть уже все, что будет в «Пире», а в «Пире» есть еще все, что уже было в «Аде». Там христианин побеждается язычником, здесь – язычник – христианином; но обе эти победы не окончательны, и после каждой из них борьба ожесточается.

«Небожественная – Противобожественная комедия», – это возможное заглавие «Пира» понял ли бы Данте? «Будете, как боги», – этот обман Люцифера, невидимого Дантова спутника в Аду, – не лучший ли эпиграф к «Пиру»?

«Сюда пришел я не своею волей, но тот, кто там стоит (Виргилий), ведет меня, быть может, к той (Беатриче), которую ваш Гвидо презирал» – так можно бы истолковать очень темный и загадочный ответ Данте, в Аду, на вопрос Кавальканти-отца о сыне его, Гвидо[13]. Если так, то в этом «быть может», forse, слышится уже, сквозь вещий сон Ада (потому что вся «Комедия» – видение сна) заглушенный отзвук того, что произойдет в «Пире», наяву. Данте уже и здесь, в «Аде», сомневается, не знает наверное, какая из двух Прекрасных Дам ждет его, в конце пути, – первая ли его любовь, небесная, или вторая, земная, – Беатриче, или философия?

Хочет одна душа от другой оторваться, —