Under the Roof of the Almighty

— Я провалился!

— Дай руку, тащи меня!

Я подошла к детям, сказала им:

— Да вы не шумите, ведь лесник не глухой.

— Он ночью стережёт, а сейчас день! — кричали мне дети в ответ.

Но вот на тропинке из села к нам медленно приближался человек с ружьём, на поводке он держал собаку.

— Лесник! Лесник! — закричали ребята. — Кидайте топор в снег!

Стук прекратился, ёлки бросили, выскочили все на дорожку, бегут ко мне. Я им говорю:

— Ребята, я вас будто не знаю. Со мной только двое малышей. А вы идите вперёд, навстречу леснику, не бойтесь...

Усадила я опять Федю с Кирой, повезла. Смотрю — лесник детей остановил:

— Ёлки рубили? Где топоры?

— Нету топоров! Мы потеряли...

— Вы чьи? Откуда?

— Здешние, приезжие, из Москвы!

Обогнули дети по сугробам лесника с собакой и бегом прочь. А я тащу тяжёлые санки, малыши поглядывают со страхом.

— Чьи это ребята? — спрашивает лесник.

— Мои на саночках сидят, — отвечаю.

Мужик махнул рукой и пошёл туда, где снег был утоптан. Так и вернулись ребята ни с чем. А к ночи за ёлками решили идти взрослые: брат Володи Василий, сосед наш и третий — шофёр наш Тимофеевич. Им ёлки нужны были к Новому году.

Я говорила детям: «Нечего спешить! Люди встречают Новый год, и никому больше в голову не придёт идти в лес за ёлками. А сколько их там срубленных будет валяться -тех, что лесник отобрал! Вот тогда мы и выберем себе самую красивую ёлку! До Рождества ещё целая неделя»-Однако мужчины пошли в лес. Неверующими всегда владеет стадное чувство: как все — так и мы. Дети подошли к окнам, открыли форточки, прислушались: лай собак, выстрелы. Ривва Борисовна в панике: «Ой, в моего Тимофея стреляют! Зачем он пошёл? Мы бы в Москве себе ёлку купили. Убьют мужа!» А выстрелы повторялись. Вскоре вернулся Василий, он был зол и мрачен: «На лесника нарвались! Собаки злющие, а сам ружьём грозит: «Стрелять буду, стой, бросай ёлки!» Мы с Иваном ёлки бросили, идём, а Тимофеич бежать в лес пустился. Так лесник ему вдогонку палил».

Школьный учитель Покровский А. А. тоже был в эти часы в лесу. Мороз, луна, видно все далеко. «Гляжу, — говорит, — человек ко мне бежит. Лесник! Я от него помчал, а он за мной несётся. Я — к домам, человек — за мной. Так и преследовал меня, пока я не скрылся за своей калиткой. Ну, думаю, проследил, теперь знает, кто я. Что-то будет!»

Страх нападал на людей, боялись в те годы всегда и всего, ведь лагеря с заключёнными ещё были повсюду. А бежал-то за учителем не кто иной, как наш шофёр Тимофеич, удиравший от лесника. Вернулся Тимофеич не скоро, ведь крюк больше километра сделал, да и бежал-то по рыхлым сугробам. Он весь дрожал, задыхался, был красный, как рак. «По мне стреляли...» — еле вымолвил. Жена — радостно: «Провались она, эта ёлка! Я чуть вдовой не осталась, а Толька — сиротой!» На колокольне часы били двенадцать, дети спали.