Гандальв возвращался, завершив свои труды и исполнив поручение, домой, в землю Валар.

Уход за Море — это не Смерть. Данная «мифология» эльфоцентрична. Согласно ей, изначально подлинный Земной Рай, дом и королевство Валар, существовал как физическая составляющая земли.

Ни в этой истории, ни в мифологии в целом «воплощения» Творца нет. Гандальв — это «сотворенное» существо; хотя возможно, что и дух, существовавший прежде в физическом мире. Его функция как «мага» — аngelos{234}, или посланника Валар, или Управителей, — содействовать разумным созданиям Средиземья в их сопротивлении Саурону, чья власть оказалась слишком велика, чтобы справиться с ней без помощи свыше. Но поскольку в контексте данного предания и мифологии Власть — когда она подчиняет или стремится подчинить чужую волю и умы (кроме как с их осознанного согласия) — есть зло, эти «маги» приняли облик обитателей Средиземья и потому испытывали боль как физическую, так и душевную. Они также, по той же причине, тем самым подвергались опасности существ воплощенных: возможности «падения», греха, если угодно. В их случае опасность главным образом облекалась в форму нетерпения, что вело к желанию принудить других поступать во благо им же самим, и так, неизбежно, под конец — к просто-напросто желанию утверждать свою волю любыми средствами. Этому злу и предался Саруман. А Гандальв — нет. Однако с падением Сарумана положение настолько ухудшилось, что от стороны «добра» потребовалось больше усилий и жертв. Так Гандальв встретил и принял смерть; и вернулся, или был послан назад, как говорит он сам, обретя еще большую силу. Но хотя это отчасти напоминает Евангелие, на самом деле это — совсем не то же самое. Воплощение Господа — явление бесконечно более великое, нежели все, о чем я дерзнул бы написать. Здесь меня интересует только Смерть как составляющая природы Человека, как физической, так и духовной, и Надежды без каких-либо гарантий. Вот почему я считаю повесть об Арвен и Арагорне наиболее важным из Приложений; это — часть ключевой истории, и помещена она в Приложения лишь потому, что невозможно было включить ее в основное повествование, не нарушив его структуры: оно задумано как «хоббитоцентричное», то есть в первую очередь как рассказ об облагораживании (или освящении) смиренных и малых.

Ни один из черновиков, из которых составлен этот текст, закончен не был.

182 Из письма к Анне Барретт, «Хоутон-Мифлин»

Не датировано; 1956

Теперь я непременно, если получится, частично опубликую те грандиозные исторические хроники, что были написаны первыми — и отвергнуты. Но (оч. неожиданно для меня) успех «Властелина Колец», по всей видимости, заставит пересмотреть отказ. Хотя не думаю, что эта книга сравнится по притягательности с «В.К.» — без хоббитов-то! Зато там полным-полно мифологии, эльфийскости и всего этого «heigh stile»{235} (как выразился бы Чосер), от которых столько рецензентов воротят нос. Однако руки до нее просто не доходят. Я тону с головой не только в проблемах с «В.К.» (без секретаря), но еще и в делах профессиональных — один из способов заставить нас, профессоров, «тихо уйти» практически без всякой пенсии, это сделать для нас последние два-три года пребывания на должности невыносимо тяжкими — в то время как с выходом «В.К.» меня просто-таки взяли в клещи. Большинство моих коллег-филологов шокированы{236} (безусл. за моей спиной, но порою и открыто) тем, что филолог опустился до «банальной беллетристики»; в любом случае молва трубит: «Вот теперь-то мы знаем, на что вы разбазаривали свое время двадцать лет кряду!» И ныне вот гайки закручиваются в том, что касается множества всяческих работ более профессионального плана, давным-давно просроченных. Увы! Мне нравится и то, и другое, однако времени-то мне отпущено на одного человека. Кроме того, лет мне уже немало; чтобы не сказать, одряхлел я! Этим летом ушли на пенсию сэр Джон Бизли и лорд Черуэлл, и я остаюсь самым старшим из профессоров этого древнего учебного заведения: я сижу на своей должности с 1925 г. — 31 год, хотя никто вроде бы этого факта не замечает. За исключением одного-двух, которые взывают: «Доколе, о Господи, доколе же?» — мечтая о мягком кресле (на самом-то деле набито оно чертополохом, как один из них однажды обнаружит).

183 Заметки по поводу рецензии У. X. Одена на «Возвращение Короля»

Комментарий, написанный Толкином, по всей видимости, для себя самого, и никому более не отосланный и не показанный, по поводу рецензии на «Возвращение Короля» под названием «В финале Квеста — победа» за авторством У. X. Одена, опубликованной в «Нью-Йорк таймс бук ревью» от 22 января 1956 г. Приведенный здесь текст представляет собою переписанную впоследствии раннюю версию, ныне утраченную, и, по всей вероятности, составленную в 1956 г. В рецензии Оден писал: «Жизнь, как я испытал на своем опыте, в первую очередь — непрерывная череда выборов между разными возможностями….. Естественным наглядным воплощением этого опыта является образ путешествия с некоей определенной целью, связанного с преодолением серьезных опасностей и препятствий….. Но, когда я гляжу на своих ближних, образ этот кажется мне фальшивым… Вижу я, например, что путешествовать могут лишь богачи и те, кто в отпуске; большинство людей большую часть времени вынуждены работать на одном и том же месте. Я не вижу, чтобы они делали выбор; вижу лишь их действия и, если я знаю человека достаточно хорошо, то обычно могу предсказать, как он поведет себя в данной ситуации….. И тогда, если я попытаюсь зафиксировать то, что вижу, точно беспристрастный фотоаппарат, у меня выйдет не Квест, но «натуралистический» документ….. Разумеется, обе крайности жизнь искажают. Средневековые квесты подтверждают критическое замечание Эриха Ауэрбаха из его книги «Мимесис»: «Мир рыцарских испытаний — это мир приключений….. [Рыцарские] подвиги…. это деяния, свершенные наобум, они не вписываются в систему политических целей»….. В использовании традиционных свойств Квеста мистер Толкин преуспел куда лучше всех предшествующих авторов, работавших в этом жанре».