Уважаемый Тиллер!

«Властелин Колец»

Я пока что успел только дважды по-быстрому проглядеть три присланных мне эпизода; но, сдается мне, для того, чтобы мои комментарии принесли хоть какую-то пользу, ответить придется «теперь или никогда». По мелочам я замечаний делать не буду. Ваши цели в создании инсценировки вроде бы вполне понятны, и (допуская, что они обладают некоей ценностью или правом на существование) не думаю, что достичь их удалось бы успешнее. Так что я всячески желаю вам, чтобы ваши усилия увенчалисьуспехом.

Но, между нами говоря, хотелось бы мне, чтобы вы, например, нашли время объяснить, почему с книгой так обошлись и какой в том смысл — на третьем канале. Лично я не верю, что многие слушатели (если вообще хоть кто-то) из тех, которые книги не читали, сумеют уловить сюжет или вообще поймут, что происходит. А текст (учитывая отпущенное время) настолько упрощен и примитивен, что мне с трудом верится, будто он способен привлечь внимание слушателей третьего канала.

Перед вами — книга, совершенно непригодная для театральных постановок или инсценировок. Если уж за это браться, требуется больше места — гораздо больше! Абсолютно невозможно втиснуть две книги в отведенное время, — неважно, хотите ли вы создать нечто, само по себе занимательное для публики, или дать представление об оригинале (или и то, и другое). Тогда отчего бы не отклонить проект как неподходящий, если больше времени ему не отведут?

Разумеется, мне приятно и лестно, что моей книге уделяется столько внимания; однако ж я по-прежнему недоумеваю: ну почему в такой форме? Лично я считаю, что ей требуется, скорее, более древнее искусство чтеца-«мима»{254}, а совсем не инсценировка, в результате которой чрезмерно акцентируется диалог (а декорации по большей части отсутствуют). Взять хотя бы два примера: (1) эпизод с болотными огнями урезан до полной невыразительности; (2) тот решающий момент, где Голлум едва не раскаивается, заменен заурядным: «И вот Голлум отыскал их… и т. д.» III/12. Тем самым и «пейзажи», и «персонажи» утрачивают выразительность; первые — расплывчатые, бесцветные, вторые — без мотиваций и конфликтов. Поневоле начинаю думать, что более пространные отрывки как таковые, зачитанные вслух, — своего рода ожерелье на нити повествования (в котором рассказчик мог бы время от времени давать пояснения, а не только излагать события сюжета) покажутся или могли бы показаться интереснее для слушателей и достойнее — в глазах автора. Но, как я уже сказал, в радиовещании я разбираюсь плохо, и это никоим образом не критика вашего текста, но сокрушение о чем-то совершенно ином — о недосягаемой луне{255}, не иначе. Последний вопрос: а возможно ли инсценировать историю, задуманную не в виде драмы, но (за отсутствием термина более точного) в виде эпоса — разве что инсценировщику дать волю или он сам примется вольничать как лицо независимое? Сдается мне, задача перед вами оказалась не из простых.

Искренне Ваш, ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН.

195 Из письма к Эми Рональд 15 декабря 1956

Одно уточнение: отношение Фродо к оружию — это нечто личное. Он никакой не «пацифист», в современном смысле этого слова. Разумеется, его главным образом ужасала перспектива гражданской войны среди хоббитов[325]; но он также (я полагаю) пришел к выводу, что борьба с применением силы на самом деле куда менее эффективна, нежели думает большинство людей (хороших людей)! Собственно говоря, я — христианин, и притом католик, так что в моих глазах история — не что иное, как «продолжительное поражение» — хотя в ней и содержатся (а в легендах представлены еще более ясно и волнующе) образчики или отблески финальной победы.

196 Из письма к Катерине Фаррер 21 марта 1957

Написано, хотя сам Толкин этого не знал, в день, когда К. С. Льюис обвенчался по англиканскому обряду с Джой Дэвидмен; обряд был совершен в госпитале у ее больничной койки; предполагалось, что Джой умирает.

Вы, кажется, очень обеспокоены невзгодами бедняги Джека Льюиса. О них я мало что знаю, помимо осторожных намеков исключительно сдержанного Хаварда. Когда я с Джеком вижусь, он, естественно, ищет спасения в «литературной» беседе (а любви к ней до сих пор не охладили даже домашние горести и тревоги).