JANUARY 1973 – NOVEMBER 1974

Monday, January 29, 1973

Yesterday on the train (from Wilmington, Del.) I thought, fifty-second year, more than a quarter of a century of priesthood and theology, but what does it all mean? Or how to connect, how to explain to oneself what all this amounts to, clair et distinct, and is such an explanation possible and necessary? Twenty-five years ago, when this life (initiation, theology), which has now determined me, began, it seemed that any day now I would sit down, think about it and find out that it was only a matter of leisure. But here it was twenty-five years! And, without any doubt, most of life is behind your back, and there is much more unclear – in the depths – than clear.

What exactly needs to be explained? A combination, which always surprises me myself, of some deepest evidence of the reality without which I could not live a day, with all my growing disgust for these incessant conversations and arguments about religion, for these easy convictions, for this pious emotionality, and, of course, for "churchliness" in the sense of all small, insignificant interests... Reality: only yesterday I felt it – going to church for mass, early in the morning, in the desert of winter trees, and then this hour in an empty church, before mass. Always the same feeling: time filled with eternity, fullness, secret joy. The idea that the Church is needed in all its "empiricism" only for this experience to exist, to live. So, where it ceases to be a symbol, a mystery, it is a horror, a caricature.

Friday, February 16, 1973

I was looking for a notebook in my desk. I found almost a new one – and there was one entry in it, made on November 1, 1971. It is almost ridiculous how similar it is to the one that precedes this one: "religion" is the worst and best in man. Not only the best, but also the worst. I read the Journal Litteraire Leautaud – a strange attraction to this kind of book. Perhaps because it is like a mirror for believers: this is how truthful people see us. Falsehood, the horrible falsity of "religiosity." Joylessness. Mediocre "seriousness". Is it really possible if you believe in God – in the eternal and most important tout est ailleurs3 (Julien Green)? It is almost impossible to endure the "academic study of spirituality" any longer. How much is unnecessary, empty, pharisaical.

[3] All morning at home, at the table! After a week in California, after the celebrations at Wilkes Barre (the consecration of Bishop Herman), after the trip to Philadelphia (the funeral of I.M. Tsap) – what an unalloyed happiness! In the dining room is Tom, with whom I always feel light and good. Snow outside the window.

Saturday 17 February 1973

Вчера длинный вечер у Сережи с Иосифом Бродским. Сначала скучнейший прием у R.Payne. Снобизм. [Сумбурная компания]. Какие-то таинственные девицы в штанах. Для чего им Бродский? Дома – очень простой и милый. По словам Сережи, в Pen-Club, днем, после чтения им его стихов, на вопрос какого-то еврея, почему он христианин, Бродский: "Потому что я не варвар…" Страшно нервный. Впечатление такое, что потерян, не знает, как себя вести. Возвращение домой ночью, страшным морозом, по снегу, со станции.

Сегодня все утро – блаженно! – в кровати за "Чевенгуром" А.Платонова. Удивительная книга!

Воскресенье, 18 февраля 1973

Литургия в East Meadow. Радостное чувство, что американское православие, за которое пришлось столько вытерпеть хулы, – реальность, в тысячу раз больше реальность, чем дешевая псевдодуховность всевозможных [духовных центров]. Но, увы, люди любят дешевку, лишь бы она была прикрыта бородами, крестами и привычными словесами.

Вчера вечером кончил "Чевенгур". Читал, и все в уме сверлила ахматовская строчка: "еще на западе земное солнце светит…"[5] . А тут – погружение в мир, весь сотканный, в сущности, из какой-то бездонной глубины невежества, беспамятства, одержимости непереваренными мифами. Как будто никогда не было ничего в России кроме дикого поля и бурьяна. Ни истории, ни христианства, никакого логоса. И показано, явлено это потрясающе. И еще приходит в голову: "если свет, который в вас, – тьма…"[6] . Все происходит в какой-то зачарованности, душевном оцепенении, каждый ухватывается за какую-то соломинку… Удивительный ритм, удивительный язык, удивительная книга.