Педагогическая поэма
— Очень рад. В вашем распоряжении много всяких способов. Смотрите, разговаривайте с колонистами, можете с ними есть, работать, отдыхать. Делайте какие хотите заключения, можете меня снять с работы, если найдете нужным. Можете написать самое длинное заключение и предписать мне метод, который вам понравится. Это ваше право. Но я буду делать так, как считаю нужным и как умею. Воспитывать без наказания я не умею, меня еще нужно научить этому искусству.
Любовь Савельевна прожила у нас не два дня, а четыре, я ее почти не видел. Хлопцы про нее говорили:
— О, это грубая баба: все понимает.
Во время пребывания ее в колонии пришел ко мне Ветковский:
— Я ухлжу из колонии, Антон Семенович…
— Куда?
— Что-нибудь найду. здесь стало неинтересно. На рабфак я не пойду, столяром не хочу быть. Пойду, еще посмотрю людей.
— А потом что?
— А там видно будет. Вы только дайте мне документ.
— Хорошо. Вечером будет совет командиров. Пускай совет командиров тебя отпустит.
В совете командиров Ветковский держался недружелюбно и старался ограничться формальными ответами:
— Мне не нравится здесь. А кто меня может заставить? Куда хочу, туда и пойду. Это уже мое дело, что я буду делать… Может, и красть буду.
Кудлатый возмутился:
— Как это так, не наше дело! Ты будешь красть, а не наше дело? А если я тебя сейчас за такие разговоры сгребу да дам по морде, так ты, собственно говоря, поверишь, что это наше дело?
Любовь Савельевна побледнела, хотела что-то сказать, но не успела. Разгоряченные колонисты закричали на Ветковского. Волохов стоял против Кости:
— Тебя нужно отправить в больницу. Вот и все. Документы ему, смотри ты!.. Или говори правду. Может, работу какую нашел?
Больше всех горячился Гуд:
— У нас что, заборы есть? Нету заборов. Раз ты такая шпана — на все четыре стороны путь. Может, запряжем Молодца, гнаться за тобою будем? Не будем гнаться. Иди, куда хочешь. Чего ты сюда пришел?
Лапоть прекратил прения:
— Довольно вам высказывать свои мысли. Дело, Костя, ясное: документа тебе не дадим.
Костя наклонил голову и пробурчал:
— Не надо документа, я и без документов пойду. Дайте на дорогу десятку.
— Дать ему? — спросил Лапоть.
Все замолчали. Джуринская обратилась вслух и даже глаза закрыла, откинув голову на спинку дивана. Коваль сказал:
— Он в комсомол обращался с этим самым делом. Мы его выкинули из комсомола. А десятку, я думаю, дать ему можно.
— Правильно, — сказал кто-то. — Десятки не жалко.
Я достал бумажник.
— Я ему дам двадцать рублей. Пиши расписку.