Педагогическая поэма
— А почему так? Ольге ж дали?
Коваль ответил:
— Во-первых, с Ольгой другое дело. Ольга вышла за нашего человека, теперь они с Павлом переходят в коммуну, наше добро на дело пойдет. А во-вторых, и колонистка Ольга была не такая, как ты. А третье и то, что нам разводить кулаков не к лицу.
— А как же мне теперь?
— А как хочешь.
— Нет, так нельзя, — сказал Ступицын. — Если они там влюблены, пускай себе женятся. Можно дать и приданое Дмитру, только пускай он переходит не к Лукашенку, а в коммуну. Теперь там Ольга будет заворачивать делом.
— Батько Марусю не отпустит.
— А Маруся пускай на батька наплюет.
— Она не сможет этого сделать.
— Значит, мало тебя любит… и вообще куркулька.
— А тебе дело, любит или не любит?
— А вот видишь, дело. Значит, она за тебя больше по расчету выходит. Если бы любила…
— Она, может, и любит, да батька слухается. А перейти в коммуну она не может.
— А не может, так нечего совету командиров голову морочить! — грубо отозвался Кудлатый. — Тебе хочется к куркулю пристроиться, а Лукашенку зятя богатого в хату нужно. А нам какое дело? Закрывай совет…
Лапоть растянул рот до ушей в довольной улыбке:
— Закрываю совет по причине слабой влюбленности Маруськи.
Опришко был поражен. он ходил по колонии мрачнее тучи, задирал пацанов, на другой день напился пьяным и буянил в спальне.
Собрался совет командиров судить Опришко за пьянство.
Все сидели мрачные, и мрачный стоял у стены Опришко. Лапоть сказал:
— Хоть ты и командир, а сейчас ты отдуваешься по личному делу, поэтому стань на середину.
У нас был обычай: виноватый должен стоять на середине комнаты.
Опришко повел сумрачными глазами по председательскому лицу и пробурчал:
— Я ничего не украл и на середину не стану.
— Поставим, — сказал тихо Лапоть.
Опришко оглядел совет и понял, что поставят. Он отвалился от стены и вышел на середину.
— Ну хорошо.
— Стань смирно, — потребовал Лапоть.
Опришко пожал плечами, улыбнулся язвительно, но опустил руки и выпрямился.