Да потому что в общем нашем представлении желания - это лишь одно из душевных движений человека. Есть воля, есть ум, есть чувства, есть еще что-то, и есть желания, которые непонятно откуда берутся - и потому непонятно, как их изучать и как на них воздействовать.

На самом деле желания - не одно из проявлений личности, желания и есть сама личность, потому что личности нет вне направленности на что-то, без "нужды - цели".

Воспитание желаний - это не воспитание чего-то отдельного, не пресечение капризов, не борьба с потребительством, не обуздание разрушительной энергии, а воспитание всей личности ребенка.

5

Я оплошал, я здорово оплошал.

Дело было так. Наша дочка Катя с ее мужем и годовалым их сыночком сняли дачу, и мы с Матвеем поехали их навестить. Ну, лето, веранда, чай, разговоры. Матвей играл на крылечке, хлопал дверью - открывал и с силой закрывал ее не переставая. Ему говорили: "Ну хватит, ну кому сказали!" - а он, как всегда в таких случаях, смеялся дружелюбно и продолжал свое. Никакого страха! Он даже и не сердится на нас, не обижается - смеется, и все. Остановить его нет сил ни у кого, можно лишь занять его чем-нибудь другим, и он охотно отзовется на любую идею; но ведь нельзя же постоянно заниматься мальчиком! Солнечный день, сидим мирно, пьем чай, разговариваем, время от времени покрикивая: "Матвей, ну хватит тебе! Дверь сломаешь!"

Конец у таких историй одинаков: что-нибудь случается. Так и в этот раз: Матвей распахнул дверь пошире, и стоявшие на крылечке туфли свалились вниз и угодили прямо в бак с дождевой водой.

Такая чепуха! И никто не рассердился - подумаешь, дела-то. И другие туфли у Кати есть, да и эти высохнут - Катя даже и капли досады не выказала. Один лишь я отчего-то возмутился. Стыдно ли мне стало за Матвея, гордость ли моя была уязвлена - не может, мол, отец справиться с мальчиком, - не знаю, но вскипел, схватил Матвея под мышки - а он маленький еще, легонький как перышко - и выставил его за калитку. Там скамейка у забора, и я крикнул: "Сядь и сиди здесь!" - "Не буду сидеть!"

Смеется! Ну что ты с ним будешь делать? Я из себя выхожу, а он смеется, бросается к калитке, рвется в дом - война с малышом.

Я опомнился, вышел за калитку и сам сел на скамейку. Сел и сижу. Грущу. Когда же я научусь обуздывать себя? Не ребенка обуздывать, а себя?

Я вспомнил, как к нам в дом приходила знакомая воспитательница детского сада - она могла уложить Матвея спать в две минуты. Что-то было в ее голосе резкое и бесповоротное, отчего мальчик сникал на глазах, послушно шел умываться, ложился на бок, ручки под щечку, и замирал... На глаза его надвигалась какая-то пелена, вмиг пропадал в них веселый блеск, задорный блеск в глазах маленького бандита, и все было тихо, все хорошо, все как надо... Но тоска. Тоска! Нельзя так!

Да пусть он хоть тысячу туфель побросает в баки с дождевой водой, все отдашь за этот веселый и дружелюбный блеск в глазах, за честный взгляд, за готовность любить, за открытый и беззаботный смех.

Из дома донесся голос Матвея:

- А он там сидит!