Puzakov, through Anastasia, convinces his readers that in the spiritual life "everything is very simple." As a matter of fact, he cannot act otherwise, because the simplicity of achieving supernatural goals is one of the main slogans of all new sectarian teachings. Simplicity is a hot commodity. With the help of feelings, you can achieve any goal. Then it is like in all instructions on magic: perform the listed actions, which seem simple and in fact impracticable, and all your desires will come true. "Anastasia" teaches that anything can be created by a "dream", only not abstract, but detailed to the smallest detail (1, p. 158). To Puzakov, who was going to create a car by means of thought, she explains that it is first necessary to imagine in one's mind all the components of the car, down to the last screw, and then the miracle will be accomplished. Imagine the "Anastasians" straining to memorize the drawings of cars in an intense attempt to create a means of transportation out of nothing.

It also turns out that the human soul is not unique. As Puzakov informs us, firstly, because a person is born simultaneously in several universes. Secondly, it turns out that the "Anastasians" also believe in the rebirth of souls. We will learn about this from the following. To add spice to the narrative, the story of the scientists' attempt to capture Anastasia was introduced into the text. It is protected by the already familiar luminous ball, symbolizing the deity. This ball affects the invaders in such a way that it shows them the "torments of hell". These visions testify to the continuity of the chain of rebirths of human souls (2, p. 61), from which we conclude that Puzakov and his heroine believe in the existence of karma and the wheel of samsara. Further in the text, we find another confirmation of this assumption. "One must be free from karmic dogmas, or rather, be stronger than them... the simplest human words can change fate" (2, p. 80). In other words, all people are "weaklings", as they should be according to Hindu teaching, are under the power of the inexorable law of karma. You will reap what you sow, and so on ad infinitum. But "Anastasia", and only she, is able to help people in their search for liberation: she knows how to change fate. We read: "Little Anyutka was reprogrammed. She broke all the karmas of herself and those around her" (2, p. 80). Puzakov, apparently, at one time read the Roerichs and "Diagnostics of Karma" by S. N. Lazarev. His only "discovery" is the statement that each person has several "karmas".

The above examples are enough to understand that the work we are considering, which can only be called literary by forcing the meaning of words, contains a set of different ideas about God. These ideas are scattered randomly throughout the text, and the undemanding reader will not always pay attention to what is essentially dealing with a hackneyed pagan forgery.

Puzakov flirts with Orthodoxy

We would be unfair if we asserted that Puzakov relies only on the "forest" authority. In order to confirm the "spiritual truth" of what is described, he tries to refer to the experience of various religions. It would probably be rash to accuse him of illiteracy. In Megre's hands, the Holy Scriptures and history become victims of gross distortion and primitivization, demonstrating contempt for the simple-minded reader. And this, they say, will be devoured. For example, we are told that Moses "wrote tablets" in the forest (1, p. 35). Is it not about the following events of Holy History: "And the Lord said to Moses, 'Go up to Me into the mountain, and be there; and I will give you tables of stone, and the law and the commandments which I have written to teach them" (Exodus 24:12)? On that Mount Sinai there is no forest at all. Further, Puzakov hints that the Lord Jesus Christ also secluded Himself from His disciples in the forest, but does not write this directly, since the Gospel is better known to the public than the Old Testament, and the deception will not pass.

Puzakov is also an expert in the lives of the saints of God: it turns out that St. Sergius of Radonezh and St. Seraphim of Sarov, while in the forest, "after a short period of time comprehended wisdom" (1, p. 35). In our time, it is very important to set a tight deadline, who wants to wait! As a result, at the place of hermitage, St. They erected a monastery of St. Seraphim... Truly news for all Orthodox, no one knew this! Further, Puzakov laments that it is not written anywhere what happened in the forest with the hermits. The poor man searched and found nothing. Meanwhile, from the lives of the monks we know for certain that they dwelt in prayer and fasting, often being subjected to temptations and attacks from demons. But the mention of forest evil spirits does not fit with Puzakov's concept, it would be more suitable for him if our saints hugged trees from morning to evening, feeding on cosmic energy from them. The author deliberately mystifies the pitiful information about the Orthodox tradition that he possesses. "Anastasia" told him that in the manuscripts kept in a certain monastery, one could read about how two monks learned to manage an apiary like no one else. The deception is designed to make the unchurched reader think that Anastasia is directly connected with Orthodoxy, even if she knows some of its secrets. Puzakov does not know that the light of Christ enlightens everyone, not hiding in corners together with the Roerichians and other occult rabble. In addition, any more or less curious reader will find information about the "secret beekeepers" in the lives of Sts. Zosima and Sabbatius of Solovetsky or in other easily accessible sources.5

Curtseys to Christianity are soon replaced first by detachment, and then by hostility. The concept of "Anastasia" is based on the hackneyed Roerich premise that all religions are equal and contain particles of truth. At the head of each teaching were the "enlightened". Their succession seems terribly absurd to a person who is almost ignorant of the history of religion, and to a Christian or a Muslim, even insulting. In one row, Puzakov lists the Slavic "cattle god" Veles, the characters of the Indian epic Mahabharata and Ramayana – Krishna and Rama, the three-faced and horned Shiva of Hindu mythology, Jesus Christ, Allah (apparently having no idea that this word in Islam denotes God, the Creator of the world, who has never incarnated) and Buddha (1, p. 62). In another place in the text, there is also the following pearl: "And what does she know, the knowledge of the lamas of the East, the wisdom of Buddha and Christ, Yoga? "He knows" (1, p. 359). Have fun, Anastasians! Your goddess has learned the knowledge of Yogi himself, and has also comprehended the wisdom of the lamas, which seems to be different from the wisdom of the Buddha whom they worship, for otherwise there is no need to mention them separately? Yes, it is clear why: after all, Roerich wrote that all the secrets are with the lamas in Tibet. Everything mysterious sells well. Anastasia says: "I haven't read about them, I just know what they said, what they thought, what they wanted" (ibid.). Puzakov has not read it either, and besides, he does not know...

Последователи «анастасийщины», коих немало, в сходно малограмотном стиле упражняются в культурологии и религиоведении. Некий «член-корреспондент» заведения, скрывающегося за аббревиатурой «МАИ», К. И. Шилин, пишет, что «Анастасия является совершенным человеком, подобным Богу». Он также приравнивает ее к таким буддийским божествам (почему-то премудрый Шилин считает буддизм «женским» типом культуры (так в тексте. — Авт.)), как Каннон (японское имя бодхисаттвы Авалокитешвары, богини милосердия), Тара (наиболее популярна в ламаизме, является женским проявлением Авалокитешвары) и Майтрейя, будда грядущего, вообще не имеющий женского облика (1, с. 188). Цитируя этот «поток сознания», Пузаков не сомневается, что наивный читатель примет скудоумие за высокое откровение. Соблюден главный принцип: вали в кучу непонятные слова, — не ошибешься. Например, мы по ходу рассуждений «академика» А. Е. Акимова (его цитирует Пузаков) о том, что вселенский разум можно уподобить ЭВМ, узнаем, что «Шунята (так в тексте. — Авт.) древней ведической литературы как раз и есть суперсовременная вычислительная машина» (1, с. 191). И никому не должно, по мысли автора, быть дела до того, что в ведах нет ни слова о шуньяте, что это понятие буддийской философии, обозначающее бессущностность, ничтожность, пустотность всех явлений, что сама идея шуньяты резко критиковалась индуистскими философами.

Мы заметили, что Пузаков вообще любит веды, а заодно и санскрит. Ему кажется, что именно оттуда он и получит нужную поддержку своему «проекту». Тем паче что сходных позиций держатся и другие отечественные неоязычники. Конечно, времени и интеллектуальных возможностей читать веды нет, приходится обходиться научно-популярной литературой. Нередко происходят конфузы. Например, Анастасия поучает: «За каждой буквой на санскрите, — фразы, слова. В них тоже буквы, дальше много слов, так бесконечность скрыта в каждой букве» (1, с. 253). Знал бы бедный Пузаков, что проповедует Каббалу, может, и бросил бы писать?

Устами Анастасии дается и концептуальное объяснение ее беспорядочных речений на тему о религиях: «В каждом человеке изначально заложена абсолютно вся (подчеркнуто нами. — Авт.) информация», в том числе и об «учениях мудрецов Запада и Востока, Индии и Тибета» (1, с. 317). Иными словами, в каждой личности в латентной форме не только хранится православное вероучение, но обретаются и даосизм, и шаманизм, и зороастризм и проч. А если кто скажет, что это бред, тот просто заблуждается и не знает всей правды. Ловко. Хотелось бы только спросить того же Пузакова: если в нем самом сокрыта вся информация, скажем, о христианстве, то почему же он что ни слово, то врет?

Как уже отмечалось, отношение Пузакова к христианству менялось по мере распространения его писаний. Первоначально он пытался обмануть читателей, намекая, что его поддерживают «руководители духовных конфессий» (1, с. 187). Хотелось бы походя спросить, что такое «недуховные» конфессии, если само слово «конфессия» обозначает «вероисповедание». Возможно, Пузаков действительно в двадцатипятилетнем возрасте посетил Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и встречался с самим благочинным монастыря архимандритом Феодоритом (Воробьевым), который провел в монастыре 17 лет вплоть до 1970 г., а скончался в 1973 г.6 (4, с. 141). Наш «писатель» присочинил такие детали, как особое внимание к нему приснопоминаемого о. Феодорита, которому Пузаков приписывает следующие слова: «Ты покажешь им...» (1, с. 316) — как можно догадаться... «Анастасиюшку».

Манипуляции памятью архимандрита не мешают автору постепенно наращивать нападки на Православную Церковь, которая, по его словам, в отличие от Анастасии «молчит». Начинают звучать и знакомые обновленческие мотивы вроде: «В церковь на службу придешь — она на языке, который не понимают. И тогда идут люди толпами, деньги платят, чтобы послушать на понятном языке говорящих проповедников» (1, с. 323). Интересно, где Пузаков (заядлый посетитель монастырей) видел православных священников, читающих проповеди на церковно-славянском языке?