Серапион: “Это согласное мнение всех, — что восемь главных пороков, которые нападают на монаха. Эти пороки, образно представляемые под именем народов, теперь выставляются не все потому, что Моисей, или чрез него Господь, говорил во Второзаконии (см.:Втор.7) уже исшедшим из Египта и освободившимся от одного сильнейшего народа, то есть египтян. Этот образ правильно относится и к нам, которые, отрешившись от мирских уз, не имеем порока чревоугодия. Мы имеем еще подобную брань с этими остальными семью народами; а первый, как уже побежденный, не считается. Земля его не дается Израилю во владение; но заповедию Господнею подтверждается, чтобы он оставил ее навсегда и вышел из нее. И потому посты должны быть так умеряемы, чтобы из-за неумеренного воздержания, сопровождаемого расстройством или слабостию тела, не было необходимости опять возвращаться в землю египетскую, то есть к прежней страсти чревоугодия, которую мы отвергли, когда отрекались от этого мира. Это образно потерпели те, которые, вышедши в пустыню добродетелей, опять пожелали котлов с мясом, над которыми сидели в Египте (см.: Чис. 11).

Глава 19. “Почему повелевается оставить один народ египетский, а семь истребить?”

А что тот народ, среди которого родились сыны Израилевы, заповедуется не истреблять совершенно, а только оставить землю его, а эти семь народов повелевается окончательно истребить, этому причина следующая: с какою бы горячностию духа мы ни вышли в пустыню добродетелей, но никак не можем оставить соседства, власти чрева и ежедневного общения с ним. Ибо всегда живет в нас врожденная, естественная потребность в пище, хотя мы должны стараться отсекать излишние позывы и желания ее, которые как нельзя вовсе истребить, так с некоторою осторожностию надобно их ограничивать. Ибо об этом говорится: “плоти угодил не творите в похоти” (Рим.13,14). Следовательно, когда мы про¬должаем это попечение, которое повелевается не пресечь вовсе, но не простирать только до похотей, то очевидно мы не истребляем египетского народа, а отделяемся от него некоторым различием, не заботясь об излишней или лакомой пище, но, по Апостолу, довольствуясь ежедневною пищею и одеждою (см.: 1 Тим. 6, 8). Об этом образно в Законе предписывается так: “да не возгнушаешися Египтянином, яко пришлец был еси в земли его” (Втор. 23, 7). В необходимом пропитании нельзя отказать телу без погубления его или без греха для души. А движения тех семи страстей, как совершенно вредных во всем, надобно вовсе изгонять из внутренности нашей души. Ибо об них так говорится: “всяка горесть и гнев, и ярость и кличь и хула да возмется от вас, со всякою злобою” (Еф.4, 31). И еще: “блуд же и всяка нечистота и лихоимство ниже да именуется в вас… и сквернословие, и буесловие, или кощуны” (Еф.5,3–4). Следовательно, мы можем отсечь корни тех пороков, которые прильнули к нашей природе; а употребления пищи для чрева никак не можем прекратить. Ибо сколько бы мы ни преуспевали, не можем не быть тем, чем рождаемся. Что это так, это доказывается как нашею (хотя мы мало значим), так и всех совершенных жизнию и обращением; они хотя отсекли возбуждения прочих страстей и удалились в пустыню со всею горячностию духа и в нищете телесной, однако ж не могут освободиться от ежедневного приготовления пищи и от заботы о годовом запасе хлеба.

Глава 20. О свойстве чревоугодия, сравниваемого с орлом

Образ этой страсти, которой необходимо подчиняется даже духовной и высокой жизни монах, довольно верно обозначается подобием орла. Хотя он возвышенным полетом поднимается выше облаков и скрывается от глаз всех смертных и от лица всей земли, но по требованию чрева принужден бывает опять спускаться на низменности долин, сходить на землю и питаться мертвечинными трупами. Этим ясно доказывается, что чревоугодия никак нельзя пресечь, как прочие пороки, или совершенно истребить, а только излишние возбуждения и пожелания его силою души можно ограничить, обуздать.

Глава 21. Разговор с философами о непрерывной брани с чревоугодием

Один старец, рассуждая с философами, которые, считая его за христианскую простоту за простеца, думали поставить в затруднение, объясняя свойство чревоугодия, хорошо изобразил это следующею притчею. “Отец мой, — говорил он, — оставил мне уплачивать долг многим кредиторам; всем вполне заплатив, я избавился от всякой неприятной докучливости их, только одному, ежедневно уплачивая, не могу удовлетворить”. Когда же философы, не зная значения предложенной притчи, просили объяснить оную, то он сказал: “Я по природе был подвержен многим порокам; но по внушенному Богом желанию — освободиться от них, отрекшись от этого мира и оставив все имение, доставшееся мне по наследству от отца, я удовлетворил всем им, как докучливым заимодавцам, и совершенно освободился от них, а от нападения чревоугодия никак не мог освободиться. Хотя требования его я уже ограничил до возможно малой меры, но ни в один день не избегаю его нападения, необходимо подвергаюсь постоянной докучливости его, постоянно плачу некоторую неопределенную плату и по его требованиям приношу неоплатный долг”. После сего философы сознались, что старец этот, которого они сначала презирали как невежду и простяка, весьма хорошо постиг первые части философии, то есть нравственную науку, очень удивлялись тому, что он природным смыслом мог постигнуть то, чего не доставила ему никакая светская ученость, тогда как они с большим трудом и долгим учением не могли этого так постигнуть. Этого довольно сказать, в частности, о чревоугодии; возвратимся к рассуждению об общем сродстве пороков, которое начали мы изъяснять.

Глава 22. “Для чего Бог предсказал Аврааму, что десять народов будут побеждены народом израильским?”

Когда Господь говорил Аврааму о будущем, о чем вы не спрашивали, то перечислил не семь, а десять народов, которых землю обещал дать семени его (см.: Быт. 15, 19–21; ср.: Исх.3,17; Втор. 7, 1). Это десятиричное число (то есть пороков, означенное десятью народами) очевидно пополнится, когда будут присоединены (то есть к восьми главным порокам, о которых здесь говорится) идолопоклонство и хула, которым было подвержено множество нечестивых язычников и богохульных иудеев, пока пребывало в духовном Египте, прежде познания Бога и благодати Крещения. Если же кто, отвергшись мира, вышедши оттуда по благодати Божией, победив вместе чревоугодие (этот духовный Египет), вступит в духовную пустыню (то есть на поприще добродетелей), то, освободившись от нападения трех народов, будет вести брань только против семи, исчисленных Моисеем.