Основное свойство всего живого заключается в том, что оно стремится преодолеть законы. Человек, как венец всего живущего, это стремление реализует с особой силой. Он стремится к освобождению от физических законов, которые преодолеваются в нем преображением плоти. Он стремится и к освобождению от морального закона, который побеждается приобретением любви и обретением духа.

Личность не может быть охранена законом, потому что личность бесконечна и неотмирна, она созидается только в перспективе бесконечности и вечности – и в этой же перспективе обретается истинная нравственность, а закон определяет только внешние, конечные отношения. Поэтому законом личность может не только не охраняться, а даже очень легко подавляться. Мораль может вырождаться, ибо ее можно понять и так, как она понимается в либеральном обществе: «все, что не запрещено, – то дозволено». В такой формулировке право отделяется от нравственности. Мораль в обществе может господствовать над нравственностью – и тем самым препятствовать личностному становлению. Это господство нельзя ограничить законом, – и здесь гарантом такого ограничения выступает то, что становится над законом – это совесть монарха. Закон еще не дает человеку подлинной свободы – свобода является в мир только через личность. Демократия же, опираясь только на закон, способствует тому, чтобы сделать из человека социального функционера, слепо исполняющего закон, но, тем самым, она может воспрепятствовать его личностному становлению, – не освободить, а закабалить его. Свобода недемократична, потому что большинство людей бегут от бремени свободы. Поэтому и власть большинства, то есть тех, кто бежит от этого бремени, будет не охранять свободу, а подавлять ее.

В идее народной монархии отношения членов сообщества регулируются на основе нравственности. Здесь основание общества строится изнутри – гарант такого строительства в совести, а не в законе. Единственный гарант – совесть, личность монарха, обращенная к Богу – это рискованно (а вдруг монарх окажется бессовестным), но в этом состоит единственная возможность не только личные, но и общественные отношения построить на нравственности, охранить личностное (нравственное) становление человека и добиться подлинного общественного блага. В демократическом обществе риск еще больший, потому что, если власть доступна для любого человека, то в нее проходят, как правило, бессовестные люди. Нравственность имеет личностный, а не общественный характер, поэтому и опору нравственности надо искать в личности (как это задумано в монархии), а не в общественном законе (как это предусмотрено в демократии). Христос обратился к личности и призвал к личностному совершенству – Он не создал законов, которые улучшили бы социальную жизнь. Духовное единство общества возможно только в личности и через личность, ибо личность выше общества – она не от мира сего, а духовное общество объединяется в высшем, в том, что не от мира. Душевное же единство возможно обрести и во внешнем объединении через закон, через государство, через национальные чувства. Поэтому идея монархического устройства государства базируется на духовном фундаменте; идея демократического устройства на душевном.

Именно для того, чтобы охранять человека, как образ Божий, и для того, чтобы гарантировать его права и свободу в лице монарха, – и возникла в России идея народной монархии. Государство – это система обычаев, государь же стоит вне этих обычаев, он может установить новые обычаи, когда прежние отмирают в виду их обессмысливания. Государь имеет власть, независимую ни от какого сословия, – и потому ему гораздо легче выражать интересы всех сословий. Монархия, по-существу, ломала рамки сословий, – и в этом смысле она была более демократична, чем демократия, потому что демократия породила олигархию, новую элиту, которая и обладает властью. Общество было резко разделено на новые сословия. При монархии же все сословия в правах, охраняющих личность, были уравнены. Простолюдин мог судиться с дворянином, мог вызвать его даже на кулачный поединок. Дворянство было зависимым сословием и от государя, и от тех, кто был у них в подчинении. Права человека были в России тогда гораздо шире, чем в то время на Западе. Все права, которые изложены в основополагающем документе о правах человека в Европе («габеас корпус акт»), существовали в России задолго до принятия этого документа в Англии.

Отношение к человеку изменилось в России только тогда, когда дворянство потребовало себе привилегий и вольностей по образцу шляхетских. Если раньше человек принадлежал Богу – и именно поэтому его необходимо было охранять, то теперь он стал собственностью хозяина, – дворянина. Его уравняли в ценности с имуществом, с вещью, с товаром, – и его могли теперь свободно продавать, наряду с другим товаром. А тех, кто владел крестьянами, стали называть обладателями душ. Очень симптоматичным, в смысле действительной принадлежности, названием, потому что обладателем душ является только Бог. Конечно, человеку, как личности, в таком обществе не могло быть места.

Казалось бы, те, кто так боролся за свободу и требовал ее, должны были бы уважать и свободу другого человека, заботливо относиться к нему, но либертинизм, боровшийся за свободу, породил самое отвратительное рабство и деспотизм. Здесь нет возможности привести подобные примеры из истории Запада, но и там наблюдается такая же закономерность – либертинисты, придя к власти, устраивают террор. А монархи, которых все обвиняют в деспотизме, проявляют милосердие даже к тем, кто устраивает перевороты.

Демократия и

реальная свобода

Интересно, что слово свобода в основных европейских языках происходит от имени римского божества Либера (римский Дионис), культ которому сопровождался пьяными оргиями. Это был культ, в котором снимались все ограничения, он отличался раскованностью, развязностью – свободой, в понимании римлян. Поэтому само слово либерализм содержит и этот смысл. Русское слово свобода, содержит глагол быть с местоимением свой. Поэтому по смыслу это слово означает – осуществление своего бытия, нахождение своего места в нем – самостояние.

О реальной свободе в обществе можно говорить только там, где есть вот эта внутренняя ориентировка на личностную нравственность. Демократией человеку гарантируются внешние свобода и права. Причем понятие свободы и права всегда формулируется через отношение власти общества (его права) к правам личности. В такой смутной формулировке непонятным становится, что же такое свобода в обществе сама по себе. Такие формулировки всегда имеют две тенденции к расширению общественной власти над личностью, – к диктатуре власти; или к расширению прав личности над общественной властью, – к анархии. Наличие подобных прав и свобод не является вовсе гарантией свободы, ибо в демократическом обществе те, кто у власти, отстаивая свои права, всегда будут бороться против их ограничения. Наличие такой свободы и прав, которые зависят только от этой постоянно ведущейся борьбы, не означает того, что это поможет человеку совершить внутреннюю нравственную ориентировку и реализовать подлинную свободу. Более того, это может послужить серьезным соблазном на пути нравственного становления человека, потому что, как безнравственно стремление к власти, также безнравственно и требование устранения вообще всякой власти [280].

Юридическое охранение моей свободы ненадежно, потому что источником права, в юридическом смысле, является общество (а создает законы лишь небольшая группа народных представителей). Поэтому завтра эта группа людей решит, что я, например, как религиозный фанатик, недостоин свободы и на законном основании лишит меня ее. При монархическом устроении я доверяю охрану моей свободы государю (личности) – и государь охраняет мое право на свободу, потому что она дана мне Богом. Источником права, охраняющего мою свободу, при монархии, по замыслу, является Бог. Поэтому монарх имеет неограниченную власть. Право же в монархии – есть самоограничение власти монарха. Он сам, исходя из личной ответственности пред Богом, по совести ограничивает свою власть.

Мораль и нравственность могут вступить в существенный конфликт. Чтобы остаться нравственным человеком в демократическом обществе, человеку иногда приходится подвергнуться всеобщему осуждению – и стать изгоем этого общества, а, стало быть, оказаться вне закона – и тем самым лишиться свободы. В монархии такую опору моему нравственному поступку можно найти в совести государя – он может меня защитить перед обществом. Источником свободы в обществе является Дух «где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17), поэтому и сама свобода духовна. В обществе она распространяется через тех, кто обретает свободу, – через личности, но личностное становление возможно только в Боге. В демократии же на власть претендуют и те, кто не веруют в Бога, поэтому демократия по самому своему существу не может гарантировать истинную свободу.