Сей божественный отец наш Григорий произошел от ро­дителей знатных и добродетельных. Отец его был настолько достойным человеком, что когда Андроник II воссел на цар­ском престоле, то назначил его одним из членов синклита (государственный совет). Но не только земной царь оказывал ему почести, но и Небес­ный Царь, Который еще при жизни прославил его чудеса­ми. Предвидя свою кончину, он принял монашескую схиму и из Константина стал Констанцием. Оставив все земное, он наконец переселился к небесным. После смерти отца Гри­горий начал изучать внешнюю премудрость. Он был еще в малом возрасте, ему трудно давалось запоминание, поэтому он решил, что не будет приступать к учению, пока не поло­жит перед иконой Госпожи Богородицы три земных поклона с молитвой. И так, с молитвой, ему стало легче даваться уче­ние. Богородица помогла ему и в том, что склонила к нему душу царя, и тот щедро давал Григорию все потребное для жизни. Прошло немного времени, и Григорий показал такое преуспеяние, что все удивлялись его премудрости, которую он проявлял в государственных делах. По сей причине царь весьма радовался и замыслил дать ему значительную долж­ность. Однако ум преподобного помышлял о более вели­ком и высоком: о Небесном Царе и Его Царстве, а о земном Григорий совершенно не заботился. Преподобный посто­янно общался с монахами Святой Горы, приходившими в Константинополь, и подвижники советовали ему удалиться из города и пойти на Афон. Они также советовали ему немного поупражняться в добродетелях, прежде чем оставить город, и преподобный, ко всеобщему удивлению, стал проявлять такое безразличие к одеждам, предпочитая са­мые убогие из них, и настолько изменил жизнь и нравы, что некоторые подумали, что он сошел с ума. Но мужественный Григорий нисколько не задумывался о бесчестии и стыде, и с ревностью предавался воздержанию и посту, удовлетворяя телесные потребности в пище и питии лишь хлебом и водой, никогда не наедаясь досыта. Так же, сверх меры, подвизал­ся он и в прочих добродетелях. Григорию было двадцать лет, когда он начал так жить, не поддаваясь ни на уговоры царя, ни на обещания больших почестей. Убедив домашних, близких родственников и некоторых рабов, которые были настроены благонамеренно, принять ангельскую схиму, он разместил их в монастырях, а сам вместе со своими братья­ми удалился из Константинополя. Придя на Святую Гору, он поселился в Ватопедской Лавре и стал послушником божест­венного Никодима, который был дивным безмолвником, си­явшим и в подвигах созерцания, и в деятельных подвигах. От него преподобный принял ангельский образ. А теперь будьте внимательны и поймете, какое преуспеяние выказал Григо­рий в тех же самых подвигах, деятельных и созерцательных.

 Прошло два года с тех пор, как он посвятил себя Богу - пос­тами, бдением, сосредоточением помыслов, непрестанной молитвой, имея Водительницей, Заступницей и Ходатаицеи Божию Матерь, и каждую минуту в молитвах обращался к Ее помощи. В один из дней, когда он так безмолвствовал на­едине, а все его помыслы были обращены внутрь себя и к Богу, внезапно явился ему величавый муж (это был святой Иоанн Богослов) и, с кротостью смотря на него, сказал:

 - Чадо, меня прислала Святейшая Царица всех спросить тебя, почему ты все время взываешь к Богу со словами: Про­свети мою тьму, просвети мою тьму?" На это Григорий отвечал так:

 - А чего другого я, страстный и исполненный грехов, дол­жен просить, если не милости и просвещения, чтобы знать и творить Его святую волю.

 - Владычица всех через меня, Ее раба, обещает быть тебе Помощницей.

 А где Матерь Господа моего будет мне помогать, здесь или в будущей жизни?

 -И в настоящей, и в будущей.

 Сказав это и наполнив сердце Григория неизречен­ным весельем от обещаний Богородицы, святой Иоанн Бо­гослов исчез.

 С тех пор как божественный Григорий стал послушником старца, прошло три года. Когда старец отошел ко Господу, преподобный ушел оттуда и прибыл в Лавру святого Афа­насия. Тамошние отцы приняли его с большими почестями, потому что были наслышаны о его добродетелях. Он провел в Лавре три года, и все это время братия дивились его житию и премудрости. Игумен благословил преподобного вместе с прочими монахами служить на братской трапезе и петь на клиросе с другими певчими. Своей ревностью к послуша­ниям Григорий приводил всех в изумление, он необычайно стремился стяжать все добродетели, а душа его истинно бы­ла обителью духовных благ. Отныне все видели в нем пример добродетели, ибо сей дивный Григорий покорил не только неразумные страсти и похоти, но и естественные потребнос­ти. Будучи в теле, он подвизался, чтобы стать бесплотным. Григорий покорил сон, и целых три месяца не спал, как бестелесный, позволяя себе лишь небольшой отдых после еды, чтобы не повредиться умом. Однако любовь к безмолвию не позволила ему остаться в Лавре до конца жизни, и он ушел оттуда в любимую им пустыню вместе с единодушными ему подвижниками, обладавшими такими же добродетелями.

 Тот скит, где обитали многие другие анахореты, назы­вался Глоссией. Их предстоятелем был другой Григорий, и тоже из Константинополя, великий в то время и знамени­тый делатель безмолвия, трезвения и созерцания. От него и научился преподобный высочайшим тайнам умного действия и боговидения. Безмолвствуя наедине, святой сподобился приять от Бога многие тайные дарования, о которых не возможно рассказать словами. Он всегда приходил в такое умиление, что из глаз его непрестанно текли слезы. Этот дар преподобный имел всю жизнь. Однако этим добрым безмол­вием в Глоссии нельзя было наслаждаться все время по при­чине нападений агарян на монахов, подвизавшихся вне стен монастырей. Избегая опасности, Григорий и его братство, в количестве двенадцати человек, вынуждены были перей­ти в Салоники. Посовещавшись между собой, они решили пойти в Иерусалим, чтобы поклониться святым местам и остаться там на безмолвие до конца жизни. Однако божест­венный Григорий, желая узнать, угодно ли это Богу, стал молиться наедине. Немного задремав, он тотчас же увидел такое видение: «Мне показалось, что я и братья очутились перед дворцом. Там на троне величественно восседал царь в окружении телохранителей, вельмож и прочих чиновников. От них отделился некий архонт, который подошел к нам и, обняв меня, как бы повлек за собой. Обратившись к моим собратьям, он сказал: "Я удержу этого с собой, ибо так пове­лел царь, а вы идите, куда желаете, никто вам не помешает"». Просвещенный Богом, великий Григорий поведал братьям о бывшем ему видении, и все подумали, что этот вельможа, который удержал божественного Григория, был великий Димитрий (Солунский, чудотворец) поэтому они решили остаться в Салониках, на родине великомученика Димитрия. Находясь в Салониках, братья просили божественного Григория принять священ­ный сан. Но сначала он не соглашался, пока не познал, что на это есть воля Божия.

 После его рукоположения они пришли в Берию, в один скит, и выстроили небольшой монастырь, где божествен­ный Григорий, поистине исполненный всяких благ, вместе со своими сподвижниками снова стал подвизаться и упраж­няться в совершенстве по Богу. Пять дней в неделю он ни­куда не выходил из обители, и никого не принимал в своей келье. Только по субботам и воскресеньям он выходил, что­бы совершить литургию и вести духовные беседы с брать­ями для их пользы. Было ему тогда тридцать лет, здоровье и телесные силы его были в совершенном порядке, поэтому он начал более суровые подвиги и житие. Преподобный ис­сушал тело постами, долгими бдениями, утончал и непре­станно очищал мысленные очи своей души совершенным воздержанием и собиранием помыслов, обычным источни­ком слез, возводил всегда ум к Богу в непрестанной молитве, стараясь полностью подчинить плоть духу.

 От такого богоподобного жительства родились и плоды Святаго Духа, как говорит апостол. Все его сподвижники, монахи той горы, даже жители Верии, видели в нем образец добродетели: удивление и изумление вызывала не только его ангельская жизнь, но и его поучения, и преестественная мудрость по Богу. Иногда он был весь внимание, прилепля­ясь лишь к Богу и омываясь дивными слезами, а иногда лик его был вышеестественно светел, просвещен и прославлен огнем Пресвятаго Духа, особенно когда выходил из церкви по окончании богослужения, или из кельи, где безмолвство­вал. В это время отошла ко Господу мать Григория, Каллиста, обладавшая великими добродетелями. Ее дочери и спод­вижницы тотчас же направили письмо великому Григорию с извещением о кончине матери, прося прийти к ним ради духовного их наставления. Он пришел в Константинополь к сестрам и, достаточно просветив их, захотел вернуться в Верию. Сестры последовали за ним. Поместив их в жен­ском монастыре, он велел им проводить обычное подвиж­ническое житие, после чего вернулся к себе в келью на гору, что находилась близ Верии. Там преподобный познако­мился с одним престарелым подвижником по имени Иов, весьма простым нравом. Слушая однажды божественного Григория, который говорил, что "не только подвижники но и все простые христиане должны непрестанно молиться по апостолу", он не соглашался, утверждая, что это долг только монахов, но не мирских. Святой молчал, потому что нена­видел многословие, однако Бог Сам показал справедливость его слов, потому что когда Иов вернулся к себе в келью и стал молиться, он увидел светлого Ангела Божия, который сказал ему: "О, старец, не сомневайся в том, о чем тебе только что сказал священный Григорий. И ты должен так мыслить и исповедовать".

 В течение пяти лет премудрый Григорий безмолвствовал на той горе, но из-за частых набегов гнуснейшего албанско­го рода он вынужден был снова вернуться на Святую Гору, в Лавру святого Афанасия, где с большой радостью встретил­ся с друзьями, отцами и братьями. Он поселился вне стен монастыря, в исихастирии святого Саввы, и выходил из не­го только в субботы и воскресенья, если его просили отслу­жить в Лавре; он не желал никого видеть, ни с кем беседо­вать, не хотел чтобы его видели и другие. Целью его жизни было созерцание по Богу.

 Однажды вечером в Страстную неделю, по древнему обы­чаю, в Лавре совершалось величественное Всенощное бде­ние, на котором присутствовал и святой. Поскольку же не­которые из певчих предавались суетным беседам и не же­лали их прекращать, человек Божий опечалился, но сделать им замечание находил неразумным. Поэтому преподобный отвлекся умом от их болтовни, а также и от песнопений, и обратился в себя и к Богу, как уже привык, и в это время ду­шу его осиял Божественный свет, которым просветились его душевные и телесные очи, и он ясно увидел то, что должно было случиться через много лет. А увидел он в архиерейском облачении игумена Лавры Макария, который через десять лет стал митрополитом города Салоники, где и окончил свою жизнь.