Видя общее состояние современного монашества, Старец говорил: «Я расстраиваюсь изза того, что многие молодые монахи не научились работать, чтобы самостоятельно зарабатывать себе на хлеб». Старец хотел сказать, что они не научились основным духовным монашеским деланиям, чтобы духовно питаться и преуспевать. Одно из таких монашеских деланий есть трезвение – делание наиважнейшее и необходимое для нашего спасения. Однако, зная трудность тонкого трезвенного делания для молодых и особенно для чувствительных монахов, Старец с рассуждением говорил: «Новоначальный монах, занимающийся тонким деланием над собой, сходит с ума – как неопытный бухгалтер на огромном предприятии». Старец советовал новоначальным сперва заниматься своими грубыми недостатками и слабостями.

Желая подчеркнуть великое достоинство трезвения, Старец делал это с помощью следующих примеров: «Необходимо внимание. Я вижу, как некоторые люди, будучи в начале своей жизни невнимательными, и сейчас, состарившись, остались такими же – несмотря на то что стали монахами. Предположим, человек рассеянный и невнимательный хочет пойти, например, в Кариес, но по рассеянности идет по другой дороге и, не понимая, как это произошло, оказывается в другом месте. То же самое происходит и в жизни духовной, если у нас нет трезвения. Мы идем в одно место, но, к несчастью, заканчиваем свой путь в другом. Как тот Петрушка, который пошел учиться на слесаря, а в конечном итоге выучился на чеканщика монет. Если нет трезвения, то сперва расслабляется наш помысел, потом расслабляется тело, и потом расслабляется весь человек, который уже не расположен ни к чему: ни к рукоделию, ни к духовным занятиям. А расслабляемся мы именно потому, что у нас нет постоянного трезвения».

Утончив свою совесть, Старец не мог перенести, если ее чтото обременяло. Его совесть была чуткой и отталкивающей грех, но одновременно – чуткой и приемлющей Благодать. Старец говорил, что «монах – это, главным образом, утонченная совесть. Наша совесть должна стать тонкой, как папиросная бумага». Если Старец не чувствовал свою совесть чистой и спокойной, то молитвы и духовного делания он не начинал.

Послушание одного молодого монаха было связано с заботой о паломниках. Изза этого он отвлекался, забывал о молитве Иисусовой и пребывал в печали. Старец посоветовал ему: «Пусть у тебя в келье на письменном столе всегда лежит открытой духовная книга. Когда заходишь в келью, прочитывай из этой книги хоть несколько строчек. А в руке всегда держи маленькие четочки, чтобы творить молитву Иисусову и не забываться». Старец и сам прибегал к такому «ухищрению» и на опыте убедился в его пользе.

Трезвение необходимо монаху в любом духовном возрасте: «Вначале оно помогает собрать ум, затем – не впасть в прелесть». Если нет трезвения, то приражения помыслов развиваются, превращаются в страсти, и «человек становится магазином по продаже страстей».

Старец особенно подчеркивал следующее: «Если мы не ловим себя на месте преступления (то есть если мы не следим за собой и не осуждаем себя), то мы так никогда и не исправимся, даже если будем жить тысячу лет. Но при этом мы еще и создадим о себе ложное представление и в день Страшного суда будем предъявлять Богу чрезмерные требования».

«О каждом нашем действии мы должны спрашивать себя: "Хорошо, мне это нравится; но нравится ли это Богу?" Если мы забываем это делать, то потом забываем и о Боге».

«Давайте обратим всего своего внутреннего человека ко Христу, а каждое наше действие и самое мелкое движение пусть будет совершаться с осознанием того, как на него посмотрит Христос, а не того, каким оно покажется людям».

Старец придавал трезвению такое достоинство и вес, что даже оставил его в завещание другим. Одному монаху, спросившему Старца перед кончиной, в отношении чего ему надо быть особенно внимательным, он ответил: «В отношении благоговения и внимания к себе».

Молитва и келейный устав Старца

Главным из подвигов Старца всю его жизнь был подвиг стяжания молитвы. Он верил, что молитва – это его служение. Прочие подвиги и аскеза были вспомогательными средствами в молитве. Согласно святому Исааку Сирину, такое расположение похвально: «Блажен, кто... всю телесную деятельность заменил трудом молитвенным»213.

Старец испытал все способы и виды молитвы. Еще мирянином он вычитывал богослужения суточного круга и занимался молитвой Иисусовой. Будучи молодым монахом, он неопустительно участвовал в общем храмовом богослужении и как следует выучил богослужебный чин и устав. Живя в монастыре Стомион, он неопустительно совершал все, что предусматривает богослужебный устав. Его службы суточного круга в будни в общей сложности занимали пять часов ежедневно – помимо келейного монашеского правила.