Для других религий этот момент не столь существенен, столь важнен. И поэтому что я могу сказать? Не нужно смешивать  состояние святости, как чего-то великого, с состоянием спасенности, скажем, как бы... первой ступени. Вот вы у меня спросите: спасется тот или иной человек? Кто? Нерон, Ирод, Иуда, Сталин? О ком бы меня ни спросили, я тут же скажу: принесите пудовый замок и повесьте его на мой рот. Я не знаю. Первым в рай вошел бандит, который сам сказал, что «достойное по делам нашим мы получили». Не знаю, что в душе его тогда происходило, не знаю, было ли это покаяние, но ведь он смирился как никто.

Обратите внимание, мы находим в Евангелии совершенно парадоксальную картину. Это поразительно! Христос нигде не сказал: горе вам, воры, горе вам, любодеи и прелюбодеи, горе вам, обманщики. Правда? Что, Он за них разве был? Но посмотрите, сколько у него гневных слов направлено тем, кто видел себя праведником тщательным исполнением закона, то есть к тем, кто видел себя православным, простите, в доску: «Горе вам, лицемеры, горе вам, фарисеи, горе вам, книжники», то есть богословы, горе вам, архиереи.

Вы слышите, против кого гневные слова? За что? Если мы посмотрим контекст – только за то, что они видели себя кем-то. Гордость присутствовала в их душах, и это, оказывается, непреодолимое препятствие на пути спасения человека. И напротив, женщине, приведенной к Нему, говорит: «Никто тебя не осудил? Она говорит: никто. – И Я тебя не осуждаю; иди и впредь не греши». Поразительно. Мытаря, который стоял и бил себя в грудь, не смея пройти дальше в храм, оправдал Господь, а фарисея, который стоял и говорил: «Благодарю Тебя, Боже, что я не такой, как прочие человецы», – осудил, как это объясняют святые отцы. Вот, оказывается, какое простое дело.

На вопрос «может ли мусульманин быть святым?» я отвечаю: оставим вопрос о религиях. Да, в одной религии, в другой, в третьей, потому что спасенность – это дело состояния души человеческой. И если он придет вот в это состояние, состояние разбойника правого, он спасется. Об этом сказал Сам Христос. В это состояние. А мы можем и должны говорить, какая религия ведет к этому состоянию: какая религия дает средства к приобретению этого состояния, та религия правильнее. И чем меньше в другой религии присутствует этого элемента, чем больше мы можем сказать: да, эта религия – не то; она меньше предлагает, менее спасительна или ложна. Но никогда ни об одном человеке мы не можем сказать: «он погибнет» – ни об одном человеке не можем этого сказать. Только если Церковь сама скажет, тогда мы скажем: ну, ладно.

Вот какова ситуация. Поэтому и мусульманин может, в частности, спастись; я думаю, что да. Святитель Игнатий (Брянчанинов), у которого особенно много сильных слов, говорящих, что только православные спасутся, вдруг, если хотите, в заключение этих сильных, я повторяю, слов, произносит: неправославные будут лишены славы христианства, но не будут лишены славы образа Божия.

Что такое слава? Можете представить славу того, кто находится в вечных муках? Какая там слава. И он говорит об этом: но не будут лишены славы образа Божия, которая присутствует в каждом человеке. И это очень важно: не смешивать религию, ее учение, путь духовной жизни, который она указывает, и человека. Мы православные, а живем ли по Православию? И другие представители религий тоже. Они или мусульмане, или буддисты, я не знаю, но в какой степени они следуют канонам этих религий, и в какой степени они действительно смирятся? Вот что является критерием спасенности человека. Вот так.

– То есть некий абстрактный мусульманин может быть в какой-то степени православнее, чем православный человек?

– Я думаю, конечно. С некоторыми православными я во веки веков не хочу иметь дела. Это такой православный: «да что вы, – говорят, – к нему на козе даже не подъедешь, он столько мнит о себе: ну что вы, я – православный, а это кто?» Такая гордыня подчас, избави Бог. А если какой мусульманин может действительно сказать: «я недостойный человек, и если Аллах меня не спасет, я погибну в своих грехах» – о, я преклонюсь перед ним, перед духовным состоянием этого человека, потому что это состояние поистине христианское.

Христианство состоит не только из совокупности догматов вероучения; вся церковная жизнь, все каноны, богослужения направлены только к одному. К чему? Чтобы человек, наконец, пришел к состоянию разбойника. Обратите внимание, к какому состоянию приходили наши великие святые... Пимен Великий говорил: «Поверьте, братия, куда будет ввержен сатана, туда буду ввержен я». Макарий Великий, которого называли земным Богом, говорил: «Боже, очисти мя, грешного, яко николиже (то есть никогда)  не сотворих благое пред Тобою». Вы подумайте, это величайшие святые – к чему они приходили?! Сисой Великий, когда к нему подошел один подвижник и сказал: «Отче, я имею непрестанную память Божию», ответил: «Это невелико. Велико, когда ты увидишь себя ниже всей твари».

Видите, где кроются критерии состояния спасенности, повторяю, того самого разбойника? И в этом самая суть христианства. И, простите, если возьмем наш народ, не только сейчас, но и прежде – много он знает о Православном вероучении? Много ли он знает о пути духовной жизни? Многое ничуть не больше, чем знает мусульманин о своей вере – один уровень, ничуть не больше. Господи, как-то захожу к одной женщине и смотрю: на стене – образ Спасителя, Брежнев и Ленин. Я говорю: «Матушка, что же вы так?» А она отвечает: «А что же?» Ничего. Православная христианка. Это, конечно, уже предел, понятно, но я скажу: очень мало знает народ.

Большинство людей примерно одинаковые знатоки: они буддисты, мусульмане, они христиане, но вся суть состоит в том, что христианство призывает к этому состоянию. Вся религия – все научения, все каноны, вся жизнь, все вероучение – зовет к этому,  и в этом, с моей точки зрения, все преимущество христианства. Это я к чему? До тех пор, пока ты не смиришься, будь ты кто угодно, хоть трижды папа Римский, ты не спасешься.

– На уровне знаний среднестатистические православный и мусульманин примерно одинаковы – мало знают о своей вере. Но если сравнивать проявление, выражение этой религиозности – жизнь по вере, то сравнение получается далеко не в нашу пользу, я имею в виду православных. Верующие мусульмане не стесняются своей веры: они носят головные уборы, отстаивают свои права во всех европейских организациях, не стесняются соблюдать пост и не ведут дискуссий, нужен он или не нужен и не является ли пережитком прошлого.

Я наблюдал совершенно поразительную для нас картину на Ближнем Востоке: когда приближается время намаза, огромные мечети, которые в разы больше храма Христа Спасителя, которые только что стояли пустыми, вдруг наполняются до отказа людьми, спешащими на молитву Богу. И вообще проявление религиозности на Ближнем Востоке, исламской религиозности, настолько сильно по сравнению (я не говорю про страны Европы, где христианство вообще, по-моему, отмирает) с Россией, где мы говорим о возрождении, о духовности, о религиозности и так далее. Я уже не говорю про бытовой  уровень. Что делает русский рабочий? Я не хочу никого обидеть, но он пьет, ему через каждые пять минут нужен перекур, при этом ему надо большую зарплату и мало работы. И что делает рабочий-мусульманин? Он не пьет, не курит, довольствуется каким-то минимумом, необходимым для жизни.

Я прошу, Алексей Ильич, прощения за длинный вопрос, я сам терпеть не могу ведущих, которые говорят больше, чем их гость, но я просто пытаюсь понять… Не кажется ли Вам, что соль земли, которой мы призваны быть, теряет силу? И нет ли в этом опасности того, о чем сейчас говорят: конфликт цивилизаций и так далее? Не поглотит ли нас ислам в своей большей ревности к Богу, не утратим ли мы, как соль, нашу силу, не станем ли совсем негодными? И что делают с солью, когда она утрачивает свою силу…