В церковь мать Нина до этого не ходила, но теперь она пошла за сыном по-сибирски, как идут за первопроходцем, то есть ступая след в след. Когда ей передали четки о. Трофима, мать Нина спросила:

— А что Трофим с ними делал?

— Проходил Иисусову молитву.

С тех пор мать четки не выпускала из рук, повторяя неустанно: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную”.

В храме мать Нина стояла, как свечка, не пропуская ни одной службы, начиная с полунощницы, которую так любил Трофим. А узнав, что Трофим работал по послушанию на хоздворе, она, скрыв болезнь, пришла туда просить себе работы:

— Сыночек не может, так я помогу.

— Мать Нина, — спросили ее, — какое послушание тебе дать?

— А я всякую работу люблю. Хлеб пекла, телят пасла, за коровками ходила, а за курами нет.

Почему-то решили, что ей будут интересны куры, и определили мать Нину на курятник.

Всем до боли не хватало в эти дни о. Трофима, но у матери были те же огромные голубые глаза и та же ласковая улыбка для всех. “Я как на свадьбе была тогда, — говорила она о тех днях. — Все плачут, меня утешают, а мне чудится — свадьба идет. Народу много, цветов много. А я улыбаюсь и не понимаю совсем ничего. Может, от сильных лекарств это было? Мне же горстями давали всего”. Было в этих днях, действительно, нечто от свадьбы. Сразу после погребения в Оптину приехала женщина, потерявшая сына. Он был шофер, и на узкой дороге, где не разминуться, навстречу ему вылетел автобус с детьми. Кто-то должен был погибнуть — он или дети. И шофер погиб, спасая детей. Мать хранила для свадьбы сына три нарядных расшитых рушника-полотенца, чтобы сделать свадебную перевязь друзьям жениха. Когда она услышала об убийстве трех оптинских братьев, то пало ей на сердце, что три свадебных полотенца предназначены им. Приехав в Оптину пустынь к могилам новомучеников, мать сделала свадебные перевязи на их крестах, будто кресты — друзья жениха.

Долго стояли кресты в этих свадебных перевязях, рождая воспоминания о брачном пире: “Радуйся, Кана Галилейская, начало чудесам положившая; радуйся, пустынь Оптинская, наследие чудотворства приявшая”. А чудотворения действительно, совершались. Мать Нина хотела остаться в Оптиной навсегда, но после сорокового дня ее благословили: “Иди, мать, в мир и приведи к вере детей”. В дорогу ей надавали столько сумок с подарками, что выгрузившись с ними на вокзале, мать Нина спохватилась, что забыла в машине рюкзак с молитвословом сына, а машина уже уехала. Уж как она расстроилась из-за молитвослова, взывая: “Трофим, сынок, я рюкзак забыла!”

Рассказывает игумен Михаил (Семенов), в ту пору оптинский шофер Сергий:

“Отвезли мы мать Нину на вокзал, возвращаемся, а мотор вдруг заглох. Не заводится машина — и все! Стали искать, кто бы дотащил нас на буксире до Оптиной. Полез я за буксировочным тросом и увидел, что мать Нина забыла рюкзак. “Да это же Трофим, — говорю, — нас остановил. Скорей на вокзал!” Машина тут же завелась, и мы успели приехать на вокзал до отхода поезда, отдав маме о. Трофима рюкзак”.