Инок Ферапонт

“Среди вас ангелы ходят”

Подвиг сугубого постничества инок Ферапонт принял на себя еще до монастыря. Монахиня Неонилла, певшая в те годы на клиросе Ростовского кафедрального собора, пишет о нем так:

“Постник он был необыкновенный. На Великий пост набирал в сумочку просфор, сухариков и бутыль святой воды. После службы удалялся в храме за колонны, вкушал здесь святую пищу. А я переживала, что он такой худенький, и все приглашала его в трапезную покушать постного борща”.

В первую и последнюю седмицу Великого поста, как уже говорилось, он не вкушал ничего. А в последнюю неделю своей жизни не принимал, говорят, даже воды. Но проверить достоверность этого утверждения трудно, ибо на братской трапезе не принято смотреть, как кто ест и пьет. И если инок Ферапонт иногда обращал на себя внимание, то лишь потому, что мог зачерпнуть ложкой супу да и забыть про него, держа ложку на весу. Он настолько погружался в молитву, перебирая четки, что не замечал уже ничего.

В пост инок Ферапонт всегда белел лицом, а последним Великим постом был уже “прозрачный” и светился какой-то радостью. Иеромонах Киприан, а в ту пору монастырский зубной врач Володя, вспоминает, что в Страстную Пятницу он дежурил у Плащаницы и обратил внимание, что инок Ферапонт оживленно и радостно разговаривает с кем-то в комнатке-кармане храма. Так прошло минут сорок. Время от времени он поглядывал в ту сторону, удивляясь необычному: “Ну, надо же, о. Ферапонт разговорился!”

Перед Пасхой он будто выходит из затвора — улыбается и почему-то просит многих: “Помолитесь обо мне!”

Тихий инок жил все эти годы в монастыре в таком безмолвии, что теперь удивляло простое — он разговаривает. И если сначала кого-то задевало, что он не замечает людей, то потом и его перестали замечать. Он жил в монастыре, а будто исчез. Запомнился такой случай. Через двор монастыря шел приезжий иконописец, спрашивая встречных: “Не подскажете, где найти о. Ферапонта?” Встречные в свою очередь окликали знакомых: “Не знаешь, кто у нас о. Ферапонт?” Гадали долго, пока иконописец не догадался спросить: “А где у вас делают доски для икон? Меня за досками послали”. — “А-а, доски! Тогда идите в столярку”.

Инок Ферапонт жил настолько не касаясь земли, что даже из братии его мало кто знал. Когда, собирая воспоминания, расспрашивали всех, а какой он был, большинство лишь сожалело, что не привел Господь узнать. А вот один паломник ответил: “Я знаю его. Ферапонт был сачок”. — “Да ты что, брат, говоришь?” — опешили все, зная исключительное трудолюбие инока. “То, — уверенно ответил паломник. — Он же вечно опаздывал. Тут на послушание надо идти, а он как заляжет у мощей на молитву, вспомните!” И тут, действительно, вспомнили, а ведь было такое. Когда на хоздворе строили дом, инок Ферапонт, случалось, опаздывал на стройку на несколько минут. Этих копеечных опозданий никто бы не заметил, если бы не сам инок. Он пунцово краснел и говорил сокрушенно: “Простите! Простите! Опять опоздал”. Мастер он был золотые руки, и в отличие от пунктуального паломника работал споро. И все же водилось за ним такое: когда он становился на молитву у мощей возлюбленных им Оптинских старцев, то настолько забывал о земном, что жил уже вне времени и пространства.

Молился он обычно уединенно — в комнатке-кармане храма, где до канонизации стояли мощи преподобного Оптинского старца Нектария. Бывало, служба уже кончилась и храм давно опустел, а в уединенной комнатке перед мощами все еще молится, распростершись ниц, инок Ферапонт.

Был такой случай. К дежурному по храму подошел приезжий человек, рассказав о себе, что в монастырь он попал случайно и сомневаясь в душе, а есть ли Бог? “Бог есть! — сказал он взволнованно. — Я увидел здесь, как молился один монах. Я видел лицо Ангела, разговаривающего с Богом. Вы знаете, что среди вас Ангелы ходят!” — “Какие Ангелы?”- опешил дежурный. А приезжий указал ему на инока Ферапонта, выходившего в тот момент из храма.

Нечто похожее видел один из братии. Инок Ферапонт молился у мощей в пустом храме, полагая, что его никто не видит. Брат в это время тихо вышел из алтаря и увидел такое сияющее, ангельское лицо инока, что в ошеломлении быстро ушел.