Во-первых, прибегни немедленно к Богу, и проси, чтобы Он нещадно сокрушил разящий тебя град, но вместе пощадил нас, которые не обижали других.

А в то же время положи на себя затмение креста, которого все ужасается и трепещет, и ограждением которого пользуюсь я во всяком случае и против всякого. Потом изготовься к борьбе с тем, кто подал причину к сему гневу, а не кто предался ему, чтобы тебе, хорошо вооружившись, удобнее было победить страсть. Ибо неготовый не выдерживает нападенья. А кто хорошо приго­товился, тот найдет и силы победить. И что значит победить? Равнодушно перенести над собою победу.

В-третьих, зная, из чего ты произошел и во что обра­тишься, не думай о себе очень много, чтобы не смущало тебя вы­сокое и не по достоинству составленное о себе мненье. Ибо смиренный равнодушно переносит над собою победу, а слишком над­менный ничему не уступает. Но те, которые, чтобы сколько-нибудь остановить свое превозношенье, сами себя называют землею и пеплом, как от них же мне известно, суть Божьи друзья. А ты, как будто совершенный, отказываешься терпеть оскорбленья. Смо­три, чтобы не понести тебе наказанья за самомненье. Где же тебе согласиться потерпеть что-нибудь неприятное на самом деле, когда не можешь снести благодушно и слова?

В-четвертых, знай, добрый мой, что и жизнь наша ничто, и мы все не безгрешные судьи о добрых и худых делах, но боль­шею частью и всего чаще носимся туда и сюда, и непрестанно блуждаем. Что гнусно для нас, то не гнусно еще для Слова; а что не таково для меня, то можете быть, такими окажется для Слова. Одно без всякого сомненья гнусно; это—злонравье. А здешняя слава, земное богатство и благородство—одни детские игрушки. Поэтому, о чем сокрушаюсь, тем, можете быть, надлежало бы мне уве­селяться; а при чем поднимаю вверх брови, от того — более смиряться, нежели сколько теперь превозношусь, надмеваясь не­благоразумно.

В-пятых, будем иметь больше рассудительности. Если нет ни малой правды в том, что говорит воспламененный и осле­пленный гневом; то слова его ни мало нас не касаются. А если он говорит правду; то значит, что сам я нанес себе какую-нибудь обиду. За что же жалуюсь на того, кто объявил оставшееся доселе скрытым? Гнев не умеет сохранять верности. Ибо, если прибегает он часто и к неправде; то удержит ли в себе тайну?

После сего уцеломудришь себя в гневе, рассуждая так: Если эта вспышка не есть зло, то несправедливо и обвинять ее. А если зло, что и действительно, в чем и сам ты сознаешься: то не стыдно ли терпеть в себе то, что осуждаешь в других, когда терпишь от них сам, и не вразумляться примером своего врага? Притом, если и прежде не пользовался добрым о себе отзывом тот человек, который горячится и дышит дерзостью: то и теперь порицанье падет, очевидно, на него, а не на тебя. А если он человек превосходный, то не почтут тебя здравомыслящим за ответ, потому что мнение большинства всегда склоняется в пользу лучшего. Но ты делал ему добро? Тем более его осудят. Но он обидел тебя? Ты не делай ему зла. Но его надобно остановить? Что ж, если в большее придет неистовство? Он первый начал? Пусть вразумленный и словом и благонравьем твоим, как можно скорее, сокрушит свою ярость, как волна вскоре рассыпающаяся на суше, или как буря не встречающая никакого сопротивленья. Это обидно!—Точно, обидно, если и ты падешь с ним вместе. Ужели и на укоризны больных станем отвечать укориз­нами. Не равнодушно ли переносишь ты исступленье беснующихся, разумею таких, которые невольно изрыгают злословье? Почему же не перенести сего от безумного и пришедшего в сильную ярость? Конечно, должно перенести, если сам ты в здравом уме. Что сказать о пьяных, у которых рассудок потемнен вином? Что, если мимо тебя пробежит бешеная собака? Что, если вер­блюд, по естественной своей наглости, закричит во все горло, и протянет к тебе шею? Пойдешь ли с ними в драку; или, по благоразумью, побежишь прочь? Что, если непотребная женщина будет стыдить тебя своими срамными делами? А у непотребных женщин это обыкновенное дело; им всего кажется стыднее знать стыд; и они знают одно искусство—вовсе ничего не стыдиться. О Синопийце рассказывают, что, приходя к живущим в непо­требных домах, старался их раздражать. С каким же намереньем? С тем, чтобы их оскорбленьями приучить себя без труда переносить оскорбленья. И ты, если размыслишь об этом,— станешь презирать оскорбленья.

Скажу тебе один искусственный способ. Хотя он и не достоин вниманья тех, которые предпочитают кротость: однако же скажу; потому что может погашать неприятность. Смотрел ты иногда на кулачных бойцов? Прежде всего оспаривают они друг у друга выгодное место, того и домогаются, чтобы одному стать выше другого; потому что это не мало содействуете одержанию победы. Так и ты старайся занять выгоднейшее положенье; а это значит, пришедшего в ярость старайся низложить шутками. Смех—самое сильное оружье к препобеждению гнева. Как в кулачных боях, кто в сильной стремительности и ярости по­ пустому сыплет удары, тот скорее утомляется, нежели принимающий на себя эти удары, истощение же сил—неискусный в бою прием; так и тому, кто оскорбляет человека, который не сердится на его нападенье, но смеется над ним, всего более бывает это огорчительно; напротив того, если встречает, он себе сопротивленье, это приносит ему некоторое удовольствие; потому что доставляется новая пища гневу, а гнев ему весьма приятен и ненасытим.

Заключеньем моих тебе советов пусть будет следующее. Какое существо по преимуществу кротко?—Бог. А у кого при­рода самая раздражительная?—У человекоубийцы, который (да будет тебе известно!), сверх других наименований, выражающих его лукавство, называется и гневом. Какую же часть намерен ты избрать? А избрать ту и другую невозможно. Рассуди и то, кто будет осмеян, и кто похвален. Ибо и это не маловажно для рассудительного. Что еще сказать? Заклинаю тебя, гнев— друг пороков, неприязненный мой защитник и покровитель, надмевающий меня и предающий во врата адовы, покорись ныне Богу и слову. Покорись, гневливость,—это воскипение, эта полнота че­ловекоубийцы, это очевидное безобразье лица, это обуревание мы­слей, это упоение, эти бодцы, понуждающие низринуться в тартар, этот легион бесов, это многосложное зло, расторгающее узы и путы на ногах, покорись; ибо Христос, Которого не вме­щает вселенная, и Который Своим кормилом непогрешительно движет целую вселенную, уделяя жизнь и человекам и Ангелам, а призывающим Его усердно дарует разрешенье и от лукавых духов и от страстей, Христос хочет, чтобы ты неме­дленно бежала отсюда и, войдя в свиней, скрылась в бездну! Готово принять тебя это стадо, низвергающееся в глубину. Но не касайся нас, о которых имеет попечение сам Бог!

Вот слово моего безмолвия! А вы, разрешившее слово, если из­речете что-нибудь достойное вещания, вещайте и мне. А если слово ваше достойно молчанья; то не произносите и для меня. Тогда и слух свяжу для слова, как связал слово.

На тех, которые часто клянутся

Разговор:

Что хуже клятвы? Я рассуждаю, что ничего нет хуже. Скажи же, чем это доказываешь? Самыми очевидными и ясными доводами.

Открой, какими?

Следующими; отвечай мне, и увидим.