Какое, говорят они, нам дело до этого? Мы не виновны в безумии других, и, если кто безрассудно соблазняется, мы не заслуживаем наказания за его безумие. Но Павел не так говорил, а заповедал обращать внимание, хотя бы кто соблазнялся без вины (соблазняющих), хотя бы по немощи. Мы тогда только освобождаемся от наказания, назначенного соблазняющим, когда от соблазна происходит другая польза, большая вреда, причиняемого соблазном; если же этого нет, а происходит один только соблазн для других, основательно ли будут они соблазняться, или не основательно, или по немощи, то кровь их падает на нашу голову и от наших рук Бог взыщет души их. Посему, чтобы мы и не всегда заботились о соблазняющихся, и не всегда презирали их, Христос постановил для нас некоторые ограничения и правила, и Сам соблюдал то и другое в надлежащее время. Так, когда Он беседовал о свойстве яств и объяснял, что они по природе своей чисты, и освобождал от иудейской разборчивости в них, и когда Петр пришел и сказал: "соблазнились", то Он отвечал: "оставьте их", и не только презрел их, но и осудил, сказав: "всякое растение, которое не Отец мой небесный насадил, искоренится" (Матф. 15:12-14). Таким образом, Он отменил закон о яствах. Когда же требовавшие дидрахмы, приступив к Петру, говорили: "Учитель ваш не даст ли дидрахмы?", то Он не поступил так же, как в отношении к первым, но принимает во внимание соблазн и говорит: "но чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя" (Мф. 17:24-27). Видишь ли, как Он и заботился и не заботился о соблазняющихся? Здесь не было неотложной нужды открыть славу Единородного; как (могло быть) это, когда Он еще старался прикрывать ее и заповедовал не говорить народу, что Он - Христос? От уплаты дидрахмы не было никакого вреда, а от неуплаты ее произошло бы великое зло; ибо тогда стали бы отвращаться от Него, как властолюбца, возмутителя, врага всего государства, и подвергающего других крайним опасностям. Посему и от тех, которые сами хотели взять и сделать Его царем, Он отошел далеко, желая отклонить от этой мысли окружавший Его народ. А там совершалось необходимое дело; посему Он с пользою и благовременно ради большего блага не обратил внимания на соблазн. Тогда уже благовременно было - стремившихся восходить к высочайшему любомудрию не останавливать из угождения иудеям, но направлять к душевной чистоте, так как время призывало к этому, не задерживать соблюдением заповедей касательно тела, но освободить от этой неважной заботы. Так и Павел иногда не обращает внимания на соблазняющихся, а иногда обращает, следуя Учителю, и говорит: "так, как и Я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись" (1 Кор. 10:33).

Не рассуждал он так, как мы, и не говорил: почему они немощны, почему безрассудно впадают в соблазн? - но по тому самому особенно и щадил их, что они безрассудно впадают в соблазн, что они - немощные.

4. Какую, скажи мне, основательную причину может представить соблазняющийся тем, кто ест мясо и пьет вино, тогда как это издревле дозволено законом Божьим? И однако, когда кто-нибудь соблазнялся этим, то Павел воздерживался и от этого: "не буду есть мяса" и пить вина, говорил он, "чтобы не соблазнить брата моего" (1 Кор. 8:13).

И посмотри на его превосходство; он не сказал: однажды, или дважды, или столько-то и столько времени, но: "во век", говорит, "не буду есть", если другой соблазняется. А чтобы ты не подумал, что он ограничивался этим, он прибавил и еще нечто больше того; сказав: "лучше не есть мяса, не пить вина", он прибавил: "отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает" (Римл. 14:21). И еще посмотри на мудрость учителя: оставив немощного, он прежде того исправляет сильного; потому что последний бывает причиною немощи первого, имея возможность исцелить болезнь и, не делая этого. Но что я говорю о немощных братьях? Даже об иудеях и язычниках он заповедует иметь такую же заботливость; "не подавайте", говорит, "соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни Церкви Божией" (1 Кор. 10:32). Итак, чем сильнейшим ты считаешь себя и нисколько не испытывающим вреда от такого сожительства, тем более ты делаешь себя обязанным расторгнуть эту связь. Чем ты сильнее, тем справедливее было бы тебе поддержать слабейшего. Итак, если сам ты слаб, то перестань делать это для себя самого; а если ты очень силен, то - для слабого; ибо сильному должно быть сильным не только для себя, но и для других. Если же ты, считая себя сильным, презираешь немощь другого, то ты подвергнешься двойному наказанию, и за то, что ты не предохранил его, и за то, что для предохранения его имел великую силу; ибо каждый из нас ответствует за спасение ближнего. Посему нам и заповедаю "не ищи своего, но каждый пользы другого" (1 Кор. 10:24), потому что мы "куплены ценою" (1 Кор. VI, 20); а Искупивший нас заповедал это для общей нам пользы. Эта польза бывает не тогда, когда мы спасаем только собственные члены, но когда поставляем и других в большую безопасность. Итак, сколько бы ты ни рассуждал, но самыми делами обличаешься, что получаешь немаловажный вред от такого сожительства. Когда я вижу, что ты не отстаешь от этого, пренебрегаешь множеством претерпеваемого вреда и не обращаешь внимания на многих осуждающих тебя, но и собственную славу попираешь ногами, и общество церковное подвергаешь великой укоризне, и уста неверных отверзаешь, и на всех навлекаешь дурную молву, - столько вообще от такого сожительства зол, а блага для вас никакого, от разлуки же прекратилось бы все это зло и было бы приобретено много других благ, и однако, ты не хочешь разлучиться! - то как я буду в состоянии убедить осуждающих, что ты свободен от всякого пристрастия и чист от порочного пожелания? Впрочем, не буду спорить об этом; даже допустим, что ты остаешься чистым и при сожительстве; однако и блаженный Иов не осмеливался приписать себе такого могущества и любомудрия, но и он, отличившийся всякими добродетелями, избавлявшийся от всех сетей дьявола, первый и один только оказавший такое терпение, превзошедший всякое железо и адаманта твердостью души своей, и низложивший силу дьявола, так боялся той борьбы и считал столь невозможным живущему вместе с девицею оставаться неврежденным и чистым, что держал себя весьма далеко не только от такого сожительства, но и от простого и случайного лицезрения, и "завет положил" очам своим, чтобы не смотреть "на девицу"; ибо он знал, хорошо знал, что не только живущему вместе, но и пристально взирающему на лице девицы трудно, а может быть и невозможно - избежать проистекающего отсюда вреда; посему и говорил: "чтобы не помышлять мне о девице" (Иов. 31:1).

5. Если же Иов кажется тебе малым для твоего соревнования, хотя мы недостойны и гноища его, если ты считаешь этот пример ниже величия души своей, то представь велегласнейшего проповедника истины - Павла, который прошел всю вселенную и мог сказать такие, исполненные великой мудрости слова: "и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2:20), и: "для меня мир распят, и я для мира" (Гал. 6:14), и: "каждый день умираю" (1 Кор. 15:31), и однако, после такой благодати Духа и совершения таких подвигов, после невыразимых опасностей и по достижении любомудрия, для внушения нам и объяснения, что, доколе мы дышим и облечены этой плотью, нам нужны подвиги и труды, и что без трудов никогда нельзя сохранить целомудрие, но для этой победы нужно нам много старания и усилий, говорил так: "но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы проповедуя другим, самому не остаться недостойным" (1 Кор. 9:27). В этих словах он указывает на возмущение плоти и раздражение похоти, на постоянную борьбу и подвижническую жизнь свою. Посему и Христос, объясняя трудность этого дела, не просто запрещал взирать на лица женщин, но и угрожал наказывать взирающих наказанием прелюбодеев. Когда же Петр сказал: "лучше не жениться", то Он не заповедал не жениться, но, выражая тяжесть этого дела, сказал: "кто может вместить, да вместит" (Матф. 19:10-12). И в наше время мы слышим, что многие, обложившие все тело свое железом и одевшиеся во вретище и ушедшие на вершины гор, и постоянно живущие в посте и всенощных и неусыпных бдениях, и оказывающие всякую строгость в жизни, и не позволяющие никому из женщин входить в свои хижины и пещеры, и таким образом соблюдающие самих себя, едва преодолевают неистовство похоти. А ты говоришь, что, когда видишь живущего вместе с девственницею и привязанного к ней, и забавляющегося с нею, и готового скорее отдать свою душу, нежели сожительницу, и потерпеть и сделать все, нежели разлучиться с возлюбленною, ты не веришь ничему дурному и считаешь это не делом похоти, а благоговения. Но, удивительный человек, такое состояние свойственно не существам, облеченным телами, а имеющим жизнь одинаковую с камнями. Ты не веришь, может быть, по своему великому целомудрию; а я слышал от некоторых рассказывавших, что многие чувствовали некоторую страсть и к изваяниям и камням. Если же иногда грубое изваяние и одно изображение имеет такую силу, то когда вместе с изображением будет предстоять и нежное тело, какого не произведет оно неистовства? Как же не думать, что осуждающие говорят справедливее, нежели вы, защищающиеся? Что правдоподобнее, скажи мне: чувствует ли мужчина похоть к женщине, или не чувствует? Конечно, чувствует, скажем мы. Еще: когда множество основательных причин побуждает разлучиться, а он не исполняет этого, но подвергает себя не чему-либо доброму, а бесчисленным укоризнам и неприятностям от своих и чужих, то что вероятнее, с добрым ли намерением он терпит это, или с дурным? Конечно, скорее с дурным, скажет всякий.

Если и теперь, при такой потребности и многих других пользах (ибо они и рождают детей, и берегут дом, и оказывают много других важнейших услуг), если и теперь они, оказывая столько и таких услуг мужчинам, часто бывают презираемы и изгоняемы из дома, то как они могли бы для нас быть вожделенными без похоти, притом подвергая нас столь многим укоризнам? Итак, или скажите причину сожительства, или необходимо - подозревать не иную какую-нибудь, а именно порочную похоть и предосудительное удовольствие.

6. А что, если мы в состоянии будем, скажете вы, представить основательную и справедливую причину, тогда не окажется ли, что ты напрасно сказал это о нас? Без сомнения, вы не представите ни одной такой; впрочем, я желал бы узнать, не можете ли вы представить хотя некоторую тень основательной причины. Эта девственница, говорите вы, беззащитна, не имеет ни мужа, ни попечителя, часто даже ни отца, ни брата, и нуждается в том, кто бы оказывал ей помощь, утешал ее в одиночестве, везде защищал и поставлял в совершенной безопасности и в пристани. В какой безопасности и в какой пристани? Я вижу здесь подводный камень не укрощающий, а воздымающий волны, и пристань не утишающую бури, но производящую и не существовавшие треволнения.

Не благородны ваши надежды, когда вы, получившие заповедь нести крест и следовать Христу, отвергнув крест, как изнеженные воины (бросают) щиты, сидите около прялки и корзинки, другим постыднейшим образом начав проводить настоящую жизнь; ибо не так постыдно вступившим в брак заниматься этим, как постыдно вам, когда вы, притворяясь, будто отказались от настоящих благ, под другим именем опять предаетесь тому же. Потому нас повсюду и считают сластолюбцами и тунеядцами, льстецами и женскими угодниками, что мы, отвергнув все благородство, данное нам свыше, меняем его на земное раболепство и унижение. Некогда доблестные мужи (апостолы) не принимали на себя обязанности раздавать деньги вдовицам, хотя тогда был такой ропот из-за неимения никакого распорядителя, но, считая это дело ниже своего любомудрия, поручили его другим; а мы не стыдимся умножать чужое богатство ко вреду владеющих им, оказываясь нисколько не лучше евнухов, занимающихся этим, тогда как мы должны каждый день охранять кровь и души (свои) от сильного оружия (врагов). Что же, скажете, неужели не нужно обращать внимание, когда все имущество девственницы расхищается, уносится и увозится родственниками и слугами, чужими и своими? Хорошее же дадим мы девственнице вознаграждение за то, что она не вступила в брак и не возлюбила настоящего мира, но вместо всего избрала Христа, допустив ее преклоняться перед желающими лишить ее имущества! - Но не лучше ли было бы ей вступить в брак и предоставить супругу своему распоряжаться такими делами, нежели, оставаясь безбрачною, попирать обеты, данные Богу, оскорблять столь честное и почтенное дело, увлекать и других в круговорот собственных зол? Как же ты говоришь, что она вместо всего избрала Христа, когда Христос взывает и говорит: "не можете служить Богу и мамоне" (Матф. 6:24)? Как ты (говоришь о том)

А вы не допускаете и не дозволяете действовать этому закону Божьему. Что же, скажете вы, если она имеет нужду в покровительстве других и терпит много непристойного, неужели такое покровительство недостойно девственницы? Ничто так не недостойно девственницы, как обогащаться и развлекаться множеством дел. А что (скажете)

е. согласие на эти дела и содействие им. Хочешь ли, чтобы деньги ее не были уносимы и расхищаемы? Убеди ее сложить их там, где она не будет нуждаться в мужчине для их охранения и где они останутся навсегда нерастраченными. Если же она захочет заниматься (житейскими) делами, то для чего шутить предметами нешуточными? Подлинно, если девственница станет заниматься такими делами, то это значит играть в игру, приносящую не удовольствие, а смерть. Когда, обрекши себя на такие подвиги, она и после того станет заниматься всем, недостойным такого обета, то ее постигнет большее наказание, тягчайшее мучение. Разве ты не слышал, какой закон постановил для ней Павел, или лучше, говоривший чрез него Христос: "есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом" (1 Кор. 7:33-34)? А вы не допускаете этого, выслушивая все их желания скорее наемных невольников.

Ибо, если бы это было делом милосердия и человеколюбия, то надлежало бы совершать это в отношении к мужчинам.

7. Но женщины, скажете вы, нуждаются в большем покровительстве; мужчины же имеют от природы много удобств.

Есть женщины, одни - ослабевшие от старости, другие - лишившиеся рук, иные - убогие глазами, иные - подвергшиеся другим различным и разнообразным страданиям и тягчайшему из страданий - бедности; ибо бедность и совершенная скудость усиливает у них болезни телесные; а с другой стороны, и самая бедность делается от них более тяжелою и более несносною. Выходи же на уловление этих (бедных) и собирай их; или лучше, тебе не нужно и трудиться над собиранием их; они предстоят в готовности пред всеми, желающими простирать руку помощи.