But, beloved, Paul was also an obsequious man, and he had the same nature that we have! Only he showed the greatest love for Christ, and therefore ascended above the heavens and became equal to the Angels... And so, let us not marvel at him alone, and not be amazed only at his feats, but let us try, as far as possible, to imitate him, for do you hear what he says? "I pray... Ye brethren, be ye like unto me, even as I am unto Christ" (1 Corinthians 4:16), — let us imitate him, so that, after our departure from this life, we too may be vouchsafed to behold him and participate with him in the ineffable glory, which may God vouchsafe us all to receive, through the grace and love of mankind of our Lord Jesus Christ. To Him, together with the Father and the Holy Spirit, be glory, dominion, and honor forever and ever. Amen (32nd Discourse on the Epistle to Romans).

228. Do Not Overlook (Do Not Condemn) the Virtue of Others

Ей, Господи Царю! Даруй мне зрети мои прегрешения, а не любоваться мнимыми моими добродетелями, даруй мне зрети добродетели моего ближнего и покрой от очей моих лукавых все немощи его!

Так бы, друзья мои, молиться нам надобно на всякий день и час; тогда мы всех людей стали бы считать святее себя и праведнее. Укоряя себя за грехи свои бесчисленные, любуясь добродетелями ближнего, мы стали бы на всякий день и час прославлять Отца нашего Небесного, Который праведных любит и грешных милует, и всех зовет ко спасению гласом Своего милосердия... К несчастию, на деле бывает далеко не так... Не говорю уж о том, что не проходит, кажется, ни одного часа, чтобы мы не осудили ближнего за его немощь, за какое-нибудь его прегрешение, — это у нас уж дело обыкновенное, но бывает иногда еще хуже: находятся люди, которые готовы судить и осуждать самые добродетели ближних...

Да, други мои, бывают на свете такие ненавистники добра, которые не только сами грешат, но желали бы, чтобы и все другие так же грешили, как и они; чтобы весь мир грешил заодно с ними, чтобы никто не колол им глаза своей доброй христианской жизнью... И вот, лишь только заметят такие люди, что человек не хочет заодно с ними идти по широкой дороге в погибель вечную, не хочет, например, в праздник Божий угощаться в корчемнице, а спешит в храм Божий, не хочет тратиться на гулянье, на пустые Удовольствия, а несет лишнюю копейку на свечу, на украшение храма Божия, подает ее бедному, нищему, убогому, — лишь заметят эти люди недобрые, как начинают уже поносить его: "Ханжа, лицемер, святоша! Спасаться вздумал, лучше других захотел быть... Вот мы тебе покажем, какой ты святой". И показывают. Он хочет Богу помолиться, а ему мешают; он хочет поговеть, с Самим Господом во Святых Таинах соединиться, а над ним смеются, его бранят: "Тебе работать не хочется — вот и задумал говеть, святоша этакий!.." И чтобы он ни задумал, во всем идут ему наперекор.

Не правда ли, други мои, чем разнится рассуждение этих неразумных людей от безумных речей тех безбожников, которые еще при Соломоне рассуждали: «Уловим... праведнаго, яко непотребен нам есть, и противится делом нашым... Бысть нам на обличение помышлений наших»: тяжело нам и смотреть на него: он так не похож на нас, идет совсем другой дорогою... «и удаляется от путей наших, яко от нечистот... Досаждением и мукою истяжим (испытаем) его, да... искусим беззлобство его...» (Прем. 2; 12, 14-16, 19). Поистине сатанинское ожесточение сердца! Ведь сатана только и думает о том, как бы весь мир против Бога восстановить, а эти несчастные люди, сами того не зная, усердно ему помогают в том! А того и на мысль не приходит им, что, может быть, ради этого самого праведника, которого они готовы со света сжить, Бог милует и их самих, и не будь его, этого праведника, они сами давно погибли бы... Но праведен Господь и правы суды Его! Он нередко еще здесь, на земле, совершает суды Свои над такими споспешниками врага рода человеческого. Вот что рассказывает в своих записках один благочестивый писатель нашего времени.

Два брата из крестьян жили в одном доме нераздельно, и оба были женаты. У старшего жена была здоровая, а у младшего больная; первая вела себя не так, как следовало бы истинной христианке, а вторая была очень набожна, скромна и часто говела и причащалась Святых Таин. По крестьянскому обычаю, они занимались хозяйством понедельно. Случилось так, что болезненная женщина, в очередь хозяйничания старшей невестки, вздумала приобщиться: она отговела, и после причастия, придя домой, безмолвно удалилась на печку, и там в раздумье сидела, ничем не занимаясь; а старшая между тем хлопотала по хозяйству. Бог весть с чего она вдруг начала упрекать свою невестку в праздности, потом бранить и, наконец, бес до того овладел ею, что в неистовстве своем она коснулась святыни... "Монашенка ты! — кричала она гневно на свою невестку, — то и знай, говеешь да причащаешься; молишься-молишься, а что от того добра? И больна ты завсегда, и слаба; а я так вот пятнадцать лет уже не бывала на исповеди и не причащалась, а видишь: что мне делается? здоровешенька! Дайка вот я тебя причащу, — вскрикнула она, наконец, запальчиво, — ты у меня будешь здорова!" И в исступлении своем несчастная, схватив ощепок лучины, бросилась на печку, чтоб поколотить причастницу, которая на все безумные слова ее ничего не говорила, а только молча плакала. Но едва только безумная женщина занесла ногу, чтобы ступить на первую ступеньку лестницы у палатей и печки, — вдруг вскрикнула и упала... На крик ее сбежались домашние и муж ее; подняли и положили на лавку: она была без чувств, не могла ничего говорить, а только стонала и мрачно поводила глазами... В несколько минут ногу, которую занесла она, раздуло: нога забагровела и сделалась как бревно. Между тем глаза несчастной выкатились, а богохульный и неистовый язык вытянулся сам собою из гортани, распух, забагровел и повис... Часа через два после того, эта женщина в таких ужасных признаках карающей правды Божией испустила дух... Между тем младшая ее невестка, которую она так обидела, видя, что Бог страшно поразил несчастную, заливалась слезами, кланялась ей в ноги и горько приговаривала: "Если Бог покарал тебя за меня, прости; я тебя прощаю, и Бог да простит". Но, видно, Бог не услышал молитв ни ее, ни плачущего семейства. Так, с выкатившимися глазами, с высунувшимся языком, с чрезмерно распухшей ногой, и похоронили несчастную.

Вот что значит укорять ближнего за его добрую жизнь; вот что значит смеяться над святой добродетелью! Берегись, брат возлюбленный, судить чужую добродетель, хотя бы и казалась она тебе подозрительной. Что тебе за дело: лицемерит или нет ближний твой, делая доброе дело? «Ты кто еси судяй чуждему рабу?» (Рим. 14; 4). Разве ты был у него на душе, что знаешь о его лицемерии? А что, если он не лицемерит, а служит Богу всем сердцем своим? К кому ты тогда приравняешь себя, осуждая брата за то, за что должен бы его любить и уважать? Ведь это дело — прямо диавольское! Да у тебя самого, может быть, нет и никакого добра, даже и лицемерного.. . Как же ты судишь добро ближнего? Сам добра не делаешь — другим делать не мешай; сам грешишь — других не заставляй грешить... Почти добродетель хотя в других, если не даешь ей места в своей душе... Не шути, не смейся никогда над добрым делом ближнего, хотя бы и казалось оно тебе странным, необычным.

Избави тебя, Бог, от такого бесовского посмеяния! Убойся суда Божия и укори себя самого: "Брат мой делает по силе добро, а я, окаянный, что делаю?.. Какой ответ дам я своему Господу, когда явлюся на Его Страшный суд? Господи, Господи! Если уж не за мои добрые дела, коих вовсе нет у меня, но хотя за молитвы братий моих, рабов Твоих истинных, не оставь меня грешного, обрати на путь истинный!" И верь, друг мой, это смиренное самоосуждение услышит Господь; Он коснется твоего сердца грешного и зажжет в нем искру добра; тебе самому захочется бросить грех, тебя самого потянет к заповедям Божиим. "Вот, — скажешь ты, — брат мой исполняет же эти заповеди, отчего же мне не исполнять их? Попытаюсь начать: Бог не без милости; не все же грешить, не умирать же во грехах. Помоги, Господи!" Так подскажет тебе Ангел хранитель твой, и ты, Бог даст, бросишь грех — и покаешься, и начнешь жить по заповедям Божиим, и возлюбишь их всею душой. Верь святому Апостолу, который говорит, что эти «заповеди... тяжки не суть!» (1 Ин. 5; 3).

И возблагодаришь ты Господа, что указал тебе добрый пример жизни спасительной в добродетели твоего ближнего. И возлюбишь ты сего ближнего, как своего наставника ко спасению, и оба пойдете вы по одному пути Божию. Помоги же вам, Господи, ревновать друг другу в делах спасительных, и сохрани вас, Милосердый Боже, от великого искушения шутить и смеяться над добродетелями ближнего!..

229. Без страха Божия от греха не удержишься

Хорошо сказал царь Давид о грешнике: «Глаголет пребеззаконный согрешати в себе: несть страха Божия пред очима его» (Пс. 35; 2), как бы так говоря: почему пребеззаконный грешник замышляет преступать заповеди Божий, святые и спасительные, и решается на дела Богу противные? Потому, что нет страха Божия пред очами его. Почему сильный обижает слабого? Почему клятвопреступник во лжи клянется, дерзкий — досаждает, бесстыдный — сквернословит? Почему человек, будучи сам весь во грехах, осуждает других? Потому, что нет страха Божия пред очами их. Почему мздоимный судия судит неправо, почему ленивый всю жизнь проводит в небрежении, утопая в греховных удовольствиях, не помышляя о покаянии? Потому, что нет страха Божия пред очами их. Без страха Божия не удержишься от грехов, не исправишь своей жизни, как говорит тот же Давид: «несть бо им изменения, яко не убояшася Бога» (Пс. 54; 20). Не расстаются грешники со своими беззакониями, не хотят обратиться к добродетели, потому что Бога не боятся.

Кто Бога не боится, тот готов на всякое зло: ему не страшно убить человека — он даже почитает это делом удальства и храбрости; украсть, ограбить кого — для него дело выгоды. Плотские скверные грехи он и в грех не ставит, считая их потребностью природы. Лукавство и хитрость он считает мудростью; он каждый грех готов считать добродетелью, делом обычным: самым бесстыдством он хвалится: «хвалим есть грешный в похотех души своея...» (Пс. 9; -4); чего следовало бы стыдиться, тем он утешается; о чем бы плакать, тому он радуется; чем бы гнушаться, того он желает; чего бы избегать всячески, того он усиленно ищет. Кто Бога не боится, тот есть человек греха. Он только о грехе и думает, греха желает, грехом услаждается, сам в себе возжигает греховный пламень, а беззаконные дела — собирает как сокровище: « ...сердце его собра беззаконие себе...» (Пс. 40; 7). Как дикий конь, он порвал узду страха Божия и стремится туда, куда влечет его греховное пожелание, пока не упадет в ров погибели вечной. Кто Бога не боится — тот безбожник, он живет так, как будто не верует в Бога, не ждет Страшного суда Божия и вечной муки в геенне огненной. Для него все это — сказки; это поистине — сын погибели, раб и друг диавола, противник Божий, предтеча антихристов: как антихрист не захочет и слышать о Боге и воспротивится Ему, сам назовет себя богом; так и тот, кто Бога не боится, как бы не хочет знать Бога над собою, не слушает Его повелений, он сам себе — бог! Одним словом: где нет страха Божия, там всякое зло совершается, там всякая страсть, как говорит преподобный Дорофей. Как все реки текут в море, так в сердце, в коем нет страха Божия, стремятся все греховные пожелания, а за ними — и греховные дела. О, если бы люди грешные убоялись Господа Бога! Они не решались бы прогневлять Его, своего Судию праведного, своими беззакониями!

Страх Божий — это узда, удерживающая грешника от пути его беззаконного, как сказано в Притчах: «страхом же Господним уклоняется всяк от зла» (Притч. 15; 27). Вот почему и Пророк Моисей, желая отвратить народ еврейский от грехопадений, заповедует ему иметь прежде всего страх Божий: «...да будет, — говорит, — страх Его в вас, да не согрешаете» (Исх. 20; 20). Страх Божий — путеводитель ко спасению и начаток любви к Богу, как говорит тот же Моисей: «И ныне, Израилю, что просит Господь Бог твой у тебе, точию еже боятися Господа Бога твоего, и ходити во всех путех Его, и любити Его и служити Господу Богу твоему от всего сердца твоего и от всея души твоея» (Втор. 10; 12). Вот видите, от страха Божия начинается спасение человеческое: кто боится Господа, тот ходит путем Его, хранит все заповеди Его, любит Его, ничего не жалеет для Него и служит Ему со всем усердием. Аврааму было сказано: «ныне бо познах, яко боишися ты Бога» (Быт. 22; 12). Знал Бог, испытующий сердца и утробы, что Авраам имеет страх Божий; но по-человечески сказал: «ныне бо познах» — ныне стало явно для всех, что ты боишься Бога. Почему? Потому что Авраам со всем усердием послушался Бога, повелевшего ему принести в жертву Исаака. А послушал он потому, что Бога любил больше, чем сына, и не только сына, но и больше, чем себя самого: он готов был сам себя лишить утехи и надежды, не щадил своей супруги Сарры, которая, конечно, неутешно стала бы оплакивать сына. Вот истинное Боголюбие! Кто любит Бога, тот и боится Его, и слушает Его, ничего — даже себя самого не щадит для Него, будучи готов умереть за Него, как говорится в тропаре мученицам: «Тебе, Жените мой, люблю, и Тебе ищущи страдальчествую и умираю за Тя...» А кто не любит Бога, тот не боится Его, не слушает Его, и не только жалеет чем-нибудь пожертвовать для Бога, но и Божие готов себе присвоить...