258. Рассказ святого брата о святой сестре

Драгоценны для нас рассказы о жизни святых Божиих, поучительны сказания о том, кто из них и каким путем достиг Царства Небесного; но еще поучительнее, еще трогательнее бывают эти рассказы, когда они передаются не каким-нибудь безвестным писателем, а тоже святыми угодниками Божьими — неложными свидетелями истины. Предлагаем рассказ святого брата о святой сестре, — рассказ святителя Григория Нисского о преподобной Макрине.

«Макриною назвали отроковицу родители потому, что в нашем роде была знаменитая Макрина, мать нашего отца, пострадавшая за Христа во время гонений. Дитя воспитывалось на руках матери. Преступив младенческий возраст, она показала в себе большую способность к изучению детских наук. А мать старалась обучать дочь свою не мирским наукам, а премудрым речениям Соломоновым и псалмопению. Вставала ли она с постели, принималась ли за работу и прекращала оную, приступала ли к пище и выходила ли из-за стола, отходила ли ко сну, или становилась на молитву, — всегда имела она псаломскую песнь на устах и никогда не оставляла ее. Так Макрина достигла 12-летнего возраста, когда особенно начинает зацветать цвет юности. Счастливая красота отроковицы не могла утаиться, и множество желающих вступить с ней в брак приступало к ее родителям. Мудрый отец избрал одного, знатного по роду, известного добрым нравом юношу, и за него решился выдать свою дочь, когда она придет в совершенный возраст. Но судьба вдруг разрушила сии прекрасные надежды, восхитив его из сей жизни в достойной сожаления юности. Тогда девица решилась проводить жизнь одинокую, и когда родители заводили речь о браке, она говорила, что жених ее не умер, но жив у Бога; посему безрассудно изменять ему. Она никогда не разлучалась со своей матерью, и услуги дочери заменяли ей многих служанок. Мать служила душе девицы, а сия телу матери, так что часто своими руками приготовляла хлеб для матери, и все лежащие на матери заботы разделяла с ней, ибо отец уже оставил жизнь, а мать ее имела еще четырех сынов и пять дочерей (она же была старшей из всех детей). Когда мать устроила прочих сестер, возвращается из школ образования долгое время там занимавшийся науками великий Василий, брат наш. Найдя его высоко думающим о красноречии, Макрина так скоро увлекла его к любомудрию, что он отложил мирское тщеславие и обратился к трудолюбивой подвижнической жизни. Наконец, она склонила к тому же и мать, которая стала подвизаться наряду с девственницами. Их жизнь была так свята, что я не умею и описать все это. — Достигнув глубокой старости, мать окончила жизнь свою на руках детей своих. — На девятом году своего святительства переселяется к Богу и именитый Василий. Услыша о сем издалека, Макрина много скорбела душой о сей великой потере. Но и под такими ударами несчастий она осталась твердой, как непобедимый боец. Вскоре после того у меня, Григория, явилось желание посетить сестру, ибо прошло почти восемь лет, в течение коих препятствовали свиданию тяжелые обстоятельства, которые я терпел. За день до прибытия к ней было мне видение во сне: казалось, что я несу на руках мученические мощи и от них исходил такой свет, что не мог я смотреть на него. Три раза в одну ночь было это видение. Какая-то грусть овладела душой моей. Приближаясь к обители, где жила сестра, спросил я одного из встретивших меня о сестре. Он сказал, что сестра больна. Я поспешил; сердце сжалось во мне. — Когда я вошел внутрь ее священной келии, она лежала не на кровати, не на подстилке, а на земле, на доске, покрытой власяницею; другая доска, наклонно положенная, заменяла ей изголовье. Приподнявшись на локоть, — ибо встать уже не могла, — она оказала мне почесть встречи. Я подбежал к ней, успокоил, уложил ее; тогда, подняв руки к небу, она сказала: "И сию радость даровал Ты мне, Боже, — не лишил меня того, чего я так желала, послал служителя Твоего посетить рабу Твою!" — Чтобы облегчить печаль нашу о ней, она старалась скрывать от нас стесненность дыхания, усиливалась улыбаться, говорила о приятном, рассказывая все случившееся с ней с самого детства так, как бы читала по книге, благословляла Бога из глубины души за все Его милости. Я начал было говорить, сколько терпел я, когда был сослан за веру императором Валентом, но она сказала: "Перестанешь ли ты быть неблагодарным к Богу? Он наградил тебя Своими милостями больше, чем наших родителей. Ты, говорит, стал известен и городам, и целым областям; тебя зовут и посылают на помощь церкви... Знай, что молитвы родителей возводят тебя на такую высоту!" — Слушая ее, я жалел, что день склонился к вечеру. После всенощной молитвы и отдыха ночного, когда настало утро, для меня стало ясно, что это утро —последнее для больной: лихорадка истощила остаток сил страдалицы. Душа моя была полна горести, потому что нежность сестры вызывала и во мне нежность к ней — святой; но в тоже время я изумлялся тому невыразимому спокойствию, с каким она ожидала кончины. Солнце уже близко было к закату, но радостное состояние духа не оставляло ее. Она перестала уже говорить с нами, и устремив взоры к небу (нищенское ложе ее обращено было к востоку), беседовала сладко и тихо с Господом, так что мы едва могли расслышать иные слова. "Ты, — говорит, — Господи, разрушил для нас страх смерти... Ты успокаиваешь тела наши сном смерти, и опять пробуждаешь звуком трубы при конце веков... Боже вечный, Которому я принадлежу от чрева матери моей, Которого я любила всей душой, Которому отдала и тело и душу! Дай мне Ангела светлого, который привел бы меня к святым отцам в место покоя, и прохлады... Ты простил одного из распятых с Тобой, лишь только прибег он к милосердию Твоему, помяни и меня в Царствии Твоем... Дух завистник да не воспрепятствует мне возлететь к Тебе, да исчезнут пред Тобой все грехи мои... Имеющий власть прощать грехи! Прости грехи немощи моей и прими душу мою как благовоние пред Тобой!" — Говоря так, она осеняла крестным знамением свои уста, очи и сердце... Смеркалось, внесены были свечи; она открыла глаза и стала было читать псалмы, но голос изменил ей, и она продолжала молитву только мысленно... Окончив, она усиливалась поднять руку к лицу, чтобы перекреститься, — из груди ее вырвался сильный и глубокий вздох, и жизнь ее кончилась вместе с ее молитвой!.. До сего времени все окружающие молчали, удерживая порывы к плачу; теперь раздались вопли, и я сам горько зарыдал... Но взглянув на почившую, и как бы укоренный ею за беспорядок, я приказал всем выйти, оставив самых близких к сестре из ее сподвижниц. Одна из них по имени Вестиана, облекая чистое тело Макрины одеждой, подозвала мня, и, открыв часть груди, и придвинув свечу, она сказала мне: "Видишь этот едва заметный знак? Раз появилась тут болезненная опухоль и угрожала опасность, как бы болезнь не дошла до сердца. Мать долго упрашивала ее посоветоваться с врачом. Но она, считая обнажение какой-либо части тела пред чужими глазами болезненнее самой болезни, не решилась на это. Удалившись в храм, она целую ночь провела там в молитве и смешав свои молитвенные слезы с землей, сию слезную грязь приложила к больной груди вместо лекарства. А матери сказала, что для нее будет довольно и того, если она, мать, своей рукой оградит больное место крестным знамением. Мать исполнила ее желание, болезнь исчезла, и вот — на память сей милости Божьей остался только этот знак"... — Одевая покойную, Вестиана нашла у нее на шее небольшой железный крест на шнурке и перстень. "Разделим наследство, — сказал я, — ты возьми себе спасительный крест, а для меня довольно сего перстня, ибо на печати его изображен тоже крест". — "Ты не ошибся, — сказала Вестиана, — в этом перстне есть частичка Животворящего Древа". — Слух о кончине преподобной собрал в обитель множество людей всякого звания. Прибыл и местный епископ с духовенством. Медленно несли мы, священнослужители, с подобающими песнопениями, погребальный одр до церкви Святых мучеников, где и положено было тело сестры подле нашей матери во исполнение общего желания их обеих... Я еще раз припал к гробу и, поцеловав прах, со скорбью и слезами вышел из церкви...».

259. Почему так труден путь в Царствие Небесное?

Многие в недоумении вопрошают: зачем путь в Царствие Небесное такой трудный, и почему Христианин должен нести столько тяжких крестов? На такие и подобные сему вопросы Христианин всегда должен отвечать, что так угодно было Богу. Бог наш премудр и Человеколюбец. Он знает, что делает с нами, и что сделать с нами. Ежели мы хотим в самом деле быть истинными учениками Иисуса Христа, т.е. учениками покорными, послушными и преданными Ему, то сами себя, друг друга и весь живот наш предадим Христу Богу нашему. Впрочем, можно показать несколько видимых и доступных нашему уму причин, тому, почему путь в Царствие Небесное так труден, и что мы никак не можем миновать его, если хотим достигнуть спасения — 1) Царствие Небесное есть самое величайшее блаженство, и высочайшая слава и честь, и неистощимое богатство. А потому ежели и для получения малого и скудного богатства земного нужны большие труды и заботы, то как же можно получить без трудов такое неизреченное сокровище? — 2) Царствие Небесное есть награда, и награда самая величайшая; а где же дают награду даром и ни за что? И потому, если для получения земной и временной награды надобно трудиться и подвизаться, то кольми паче для получения награды небесной и вечной. — 3) Мы должны нести кресты, потому что мы называем себя и хотим быть Христианами, то есть учениками, последователями и членами Иисуса Христа. Каков Учитель, Вождь и Глава, таковы должны быть и ученики, последователи и члены Его: Иисус Христос страданием вошел в славу Свою, — следовательно, и мы можем войти туда не иначе, как путем страданий. — 4) Все люди несут свои кресты, — все и каждый, более или менее, страдает и терпит. Нести кресты не есть удел или участь одних только Христиан: нет! Их несет и Христианин и нехристианин, верующий и неверующий; но только та разность между ними, что одному кресты служат врачевством и средством к наследию Царства Небесного, а другому они делаются наказанием, карой и казнью. Для одних кресты время от времени становятся легче, сладостней, и наконец превратятся в венцы вечной славы, а для других становятся тяжелее и горестнее, — и наконец все кресты мира сольются в одно величайшее адское бремя, которое отяготеет над главами их, и под которые они будут страдать вечно и безотрадно. Но отчего же такая разность? — Оттого, что один несет их с верой и преданностью к Богу, а другой — с ропотом и хулами. Итак, ты, Христианин, должен не только не убегать крестов и не роптать на них, но, напротив того, благодарить Иисуса Христа, что Он посылает тебе их, и благодарить Его день и ночь, что Он удостоил тебя причислить к Своим крестоносцам. Ибо если бы Иисус Христос не пострадал за мир, то никто из нас, сколько бы и как бы ни страдал и ни мучился, никогда бы не вошел в Царствие Небесное. Потому что тогда мы должны бы были страдать, как осужденные и отверженные преступники воли Божьей, и страдать без надежды, без утешения: но ныне мы и страдаем с надеждой, с утешением, и для получения награды. О, милосердный Господи! Как велика любовь Твоя к нам! Иисусе Христе! Велики Твои благодеяния к нам! Ты и самое зло мира обращаешь нам в благодеяние, пользу и спасение наше. — Христианин! Одна благодарность и любовь к Иисусу Христу, твоему Благодетелю, уже обязывают тебя идти за Ним. Иисус Христос для тебя низошел на землю: ужели ты для Него подорожишь чем либо мирским? Иисус Христос для тебя и за тебя испил полную чашу страданий: ужели ты для Него не захочешь проглотить одной капли горести? — 5) Иисус Христос страданием и смертью Своей искупил нас, и потому мы, по праву искупления, принадлежим Ему, и следовательно мы не свои, а Его; и потому должны исполнять и делать все, что Он повелит, если не хотим быть отверженными от лица Его; но Иисус Христос требует от нас только одного, чтобы мы за Ним шли в Царствие Небесное, и несли крест свой.— 6) Иисус Христос не для того пострадал и умер, чтобы тем дать нам волю делать все, что хотим. Нет, сохрани Бог и думать так! — 7) Наконец, скажем и то, почему мы никак не можем миновать предлежащего нам тесного пути в Царствие Небесное: а) Потому что во всяком человеке есть грех, а грех есть такая язва, которая сама собой, то есть без лекарств, не излечивается, а у некоторых людей эта язва так глубока и опасна, что излечить ее можно не иначе, как прижиганием и вырезанием. А потому очиститься от грехов без страданий душевных никто не может; б) Грех есть ужаснейшая нечистота и мерзость пред очами Божьми; но ничто мерзкое, скверное и нечистое не может войти в Царствие Небесное. Кто страдает внутренней болезнью, или кого тяготит жестокая печаль, того куда ни посели, хотя в самые великолепнейшие чертоги, он и там будет страдать; потому что болезнь и печаль его всегда и везде с ним и в нем. Точно так и нераскаянный и неочистившийся от грехов своих грешник: куда его ни посели, хотя в самый рай, он и там будет страдать; потому что причина страданий его, то есть грех, находится в сердце его. Для грешника везде будет ад. Напротив того, кто чувствует какую-либо сердечную радость, тот будет радоваться и в чертогах, и в хижине, и даже в темнице, потому что радость его находится в его сердце, точно так и для праведного, которого сердце исполнено утешениями Духа Святого, — где бы он ни был, везде будет рай, потому что Царствие Небесное внутри нас есть. От живого дерева сколько ни отсекай ветви, оно от этого не умрет, но опять даст новые ветви; а чтобы истребить его совсем, надобно вырвать вон из земли самые его коренья. Точно так и тому, кто хочет истребить грех из сердца, надобно вырвать самый корень греха; а корень греха глубоко находится в сердце человека, и крепко прирос к нему, и потому вырвать его без боли никак невозможно. И если бы Господь не послал нам великого Врача — Иисуса Христа, то никто и никакими усилиями не мог бы истребить корень греха, и всякая попытка к тому была бы совершенно тщетна. Итак, братья, видите сами, что мы непременно должны идти за Иисусом Христом, и что никак нельзя нам миновать того пути, которым прошел Иисус Христос, и также видите, что без страданий никто не может войти в Царствие Небесное, потому что все святые угодники Божьи прошли сим же путем. Некоторые говорят: "Где нам, грешным и слабым людям, быть такими, как были святые! И как нам спасаться! Мы живем в мире, и имеем разные обязанности" и проч. Ах, братья! Это не только неправда, но оскорбление и хула на Творца нашего: отговариваться такими причинами, значит как бы укорять Творца своего, что Он не умел создать нас. Нет! Это пустая и богохульная отговорка, а не причина. Посмотрите на святых: не все они были пустынниками; и они сначала, также как и мы, не были безгрешными; и они также занимались мирскими делами, заботами и должностями, и многие из них имели также семейства. Но, исправляя свои должности и обязанности мирские, они в то же время не забывали обязанностей Христианина; живя в мире, они в то же время шли по пути в Царствие Небесное, и часто вели с собой и других. Точно так и мы, если захотим, можем быть вместе и добрыми гражданами, и верными супругами, и добрыми отцами, и добрыми и верными Христианами. Истинное Христианство никогда и нигде не помешает, но, напротив того, везде и на все полезно. Итак, братья, если вы хотите быть в Царствии Небесном, то идите тем путем, которым прошел Иисус Христос; или иначе вы погибнете и погибнете невозвратно. — Но, идя по пути сему, отнюдь не надейся на свои силы; если бы Иисус Христос, великий Благодетель наш, не давал нам помощи в этом, то никакой человек не мог бы пройти сим путем. — Помощь эта есть помощь Духа Святаго, Которого дарует нам Иисус Христос.

260. Кто отец лжи?

Много у нас всяких грехов и беззаконий, которые препятствуют Святому Духу войти в наше сердце; а лжи и обмана, можно сказать —так же много, как воды, и ложь стала так у нас обыкновенна, что лгать мы и за грех уже не считаем. Но знаете ли, братья, откуда ложь происходит? Какой это тяжкий грех? И какое наказание заслуживает он как в настоящем, так и в будущем веке? — Когда иудеи лгали на Спасителя, будто Он творит чудеса силой князя бесовского, Господь сказал им: «вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити: он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаголет, яко ложь есть и отец лжи» (Ин. 8; 44). Как бы так сказал: у диавола нет истины, он всегда говорит одну ложь, и говорит от себя; никто его не учит тому, напротив: он сам учит лжи; поистине он — ложь и отец лжи. Видите ли, братья, откуда ложь, кто учит ей, и чьи мы становимся дети, когда друг друга обманываем? — Но не подумайте, что диавол учит нас лгать только посредством лживых людей. Нет; он сам, находясь при устах лживых, действует ими как хочет. Пример и доказательство сему находим в истории Ветхозаветной. Когда диавол хвалился перед Богом, что он может прельстить Ахава, беззаконного царя Израильского, дабы тот вышел на войну против сириан и был там убит, — он так сказал Господу: «изыду и буду дух лжив во устех всех пророков его» (3 Цар. 22; 22). Он не говорит: научу их как лгать; а говорит совсем иначе: сяду в уста их и сам стану обращать языком их, как мне захочется. Кто при этом не содрогнется, кто не поспешит оградить уста свои святым Крестом, чтобы не сел в них лукавый? Но не бойтесь его, когда говорите истину: ложь — престол его, а уста праведные — для него терние, и язык непорочный — меч ему острый! — Не думайте, однако же, будто ложь сама по себе — неважный грех и извинительный, потому только, что она у нас стала грехом слишком обычным. Грехи бывают тяжки или не тяжки, смотря по тому, грешит ли человек в ведении или в неведении, волей или неволей, с намерением или без намерения. Спаситель ясно говорит: «раб, ведевый волю господина своего, и не сотворив по воли его, биен будет много; не ведевый же, сотворив достойная ранам, биен будет мало» (Лк. !2; 47,48). А потому и в Ветхом Завете было такое повеление: если кто согрешит по неведению, то пусть принесет козу однолетнюю в жертву за грех, и очистит священник душу, и прощено будет ей. Если же кто сделает что дерзкой рукой (то есть согрешит волей и разумом, нарочито и умышленно), то он хулит Господа: истребится душа та из народа своего, ибо слово Господне он презрел, и заповедь Его нарушил: истребится душа та; грех ее на ней (Числ. 15; 27-28, 30-31). Апостол Петр согрешил по страху, и опять к лику Апостольскому был причтен; а Иуда согрешил по корысти и «шед удавися». Апостол Павел гнал Церковь Божию по неведению и — помилован, и даже стал учителем вселенной; но он же говорит: "если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников" (Евр. 10; 26,27). Теперь скажите по совести, братья: не лжем ли мы большей частью без всякой нужды, добровольно и умышленно? Какая, например, нужда продавцу божиться, будто товар стоит ему самому такой-то цены, которой и половины он не дал? Разве не в его полной власти продать и без божбы за такую цену, какую сам назначил? Или кто принуждает богатого и властного человека обещать золотые горы тому бедняку, который ищет у него милости, тогда как на деле обещающий вовсе и не думает исполнять своих обещаний? Что за нужда пришедшему на исповедь и желающему открыть втайне, пред одним Богом Сердцеведцем и служителем Его грехи свои, и при таких священных обстоятельствах твердить подобно Евангельскому фарисею: я никого не обидел, я то и то делаю доброе, — «несмь якоже прочии человецы» (Лк. 18; 11), — между тем как вопли обиженных им в уши Господа доходят? Судите же после сего: легкий ли грех — ложь, и малое ли зло — язык лживый? Послушайте, братья, не меня, но святого Апостола Иакова, брата Господня, который говорит: "язык небольшой член, но много делает; посмотри: небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык — огонь, прикраса неправды; он оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны... язык — неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда!" (Иак. 3; 5,6,8). Поэтому ложь строго наказывается и в здешней и в будущей жизни. Псалмопевец взывает к Богу: «погубиши вся глаголющим лжу; мужа кровей и льстива гнушается Господь» (Пс. 5; 7). «Сладок человеку хлеб лжи, говорит Соломон, но потом исполнятся уста его камения» (Притч. 20; 17). А Сирах говорит: «порок зол человеку лжа: уне — (лучше) есть тать — (вор,) нежели присно лжай — (постоянный лжец), оба же пагубу наследят» (Сир. 20; 24). Авессалом, обманом искавший царства, повис между небом и землей (2 Цар. 18; 9): и Ахитофел, подававший ему коварные советы против Давида, окончил жизнь самоубийством (17; 23). Анания и жена его Сапфира, утаившие часть своего же имения (казалось бы и грех невелик), один за другим пали мертвыми у ног Апостола Петра и погибли (Деян. 5; 5-10). Сам Антихрист, «человек беззакония, сын погибели, придет, - как открывает Апостол, - в знамениих и чудесах ложных, и во всякой льсти неправды; и Господь Иисус убиет его духом уст Своих» (2 Фес. 2; 3-4, 8-10). Лжецы и обманщики часто думают про себя в ослеплении: мы заключили союз со смертью, и с преисподней сделали договор: когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдет до нас, потому что ложь мы сделали убежищем для себя, и обманом прикроем себя (Ис. 28; 15). Но Господь так разрушает их замыслы: напрасны надежды ваши на ложь! Союз ваш со смертью рушится, и договор ваш с преисподней не устоит. Когда пойдет всепоражающий бич, вы будете попраны! (ст. 17-18). И это — еще в настоящей жизни. А что грозит лжецам в будущей жизни, —послушайте вот слово Самого Господа, сидящего на престоле: «неверным и скверным, и убийцам, и блуд и чары творящим, идоложерцем, и всем лживым» (слышите: лживых Он полагает, так сказать, на одних весах с неверными и другими беззаконниками, и присуждает им одно и то же наказание) — «часть им в езере горящем огнем и жупелом!» (Откр. 21; 8). — Итак, ложь и обман, по учению Христову, происходят от диавола, и он-то, овладев устами и сердцем людей, сплетает в них ложь; поэтому лжецы — дети диавола, который есть отец лжи; ложь не меньше других тяжких грехов, потому что большей частью произносится без нужды, добровольно и с намерением; а за это и наказывается наравне с другими тяжкими беззакониями. Ужели после всего этого мы осмелимся еще играть сим адским огнем, то есть языком лживым, опаляющимся, по слову Апостола, от самой геенны? Ужели не будем в сокрушении сердца взывать с Давидом: «положи, Господи, хранение устам моим и дверь ограждения о устах моих! Не уклони сердце мое в словеса лукавствия!» (Пс. 140; 3-4). За одно слово лживое Анания и Сапфира были поражены судом Божьим. А наши лжи и обманы разве простительнее? Разве не подлежат тому же суду Божьему?.. Ах, как мы обманываемся, если так думаем! Мы, так же как они, лжем перед Духом Божьим, Который и обличает нас в нашей совести; и если не погибаем, как они, то потому только, что долготерпение Божие ждет нашего покаяния. Или вы думаете, говорит нам Господь наш, что они были грешнее вас, когда так строго наказаны? «Ни, глаголю вам, но аще не покаетеся, вси такожде погибнете!» (Лк. 13; 3). Итак, братья, отвергнув ложь, будем говорить истину каждый ближнему своему, прогоним из сердца нашего и от уст наших духа лжи, и дадим место Духу истины, чтобы не быть нам чадами диавола, но чадами Божьими и наследниками оного града пресветлого, Иерусалима Небесного, в который не войдет ничто нечистое, и никто, преданный мерзости и лжи! (Откр. 21; 27). Аминь.

(Из сочинений святителя Георгия Конисского, архиепископа Белорусского)

261. Блаженные осужденники

Стекитесь все, прогневавшие Господа, и приступите, придите и услышьте, что я поведаю вам; соберитесь, и увидите, что Господь показал мне, в назидание души моей. Слышал я, немощный, о чудном смирении осужденников, заключенных в особенной обители, называемой Темницей, и пришедши в сию обитель кающихся, в сию поистине страну плачущих, увидел я, что одни из сих неповинных осужденников, всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и не давали себе нимало покоя, а укоряли сами себя, и бесчестиями и поношениями возбуждали себя. Другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь. Иные стояли на молитве, связавши себе руки назад, как преступники; печальные лица их были преклонены к земле; они считали себя недостойными взирать на небо, от недостоинства помыслов и от угрызения совести не знали, что сказать, и как проговорить, какие молитвы вознести к Богу. Другие сидели на земле во вретище и пепле, лицо скрывали между коленами и челом ударяли о землю. Иные непрестанно били себя в грудь. Иные омочали землю слезами; а другие рыдали о душах своих, как о мертвецах. Некоторые от сильной печали были безгласны. Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и стенали из глубины сердца. Я видел там души столь уничтоженные, сокрушенные, что они могли бы и самые камни привести в умиление своими словами и воплями к Богу. "Знаем, — говорили они, поникши к земле, — знаем, что мы по правде достойны всякого мучения и томления, ибо не можем уплатить множество долгов наших, хотя бы мы и всю вселенную созвали плакать за нас... Но о том только просим, о том умоляем, и той милости ищем, «да не яростию Твоею обличиши» нас, Господи, «ниже гневом Твоим накажеши нас» (Пс. 6; 2), ни праведным судом Твоим мучиши нас, но с пощадением. Для нас довольно, Господи, освободиться от страшного прещения Твоего и мук безвестных и тайных; совершенного же прощения мы не смеем просить". — Иные томили себя зноем; иные мучили себя холодом. Некоторые, вкусивши немного воды, переставали пить, только чтобы не умереть от жажды. Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукой, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам. Иные же, ударяя себя в грудь, как бы стоя пред вратами небесными, говорили Богу: "Отверзи нам, о Судья, отверзи нам! Мы затворили для себя грехами двери сии; отверзи нам!" Все они непрестанно имели пред очами смерть, и говорили: "Что будет с нами? Какой приговор о нас последует? Каков будет конец нам? Сделаем, что зависит от нашего произволения; и если Он отверзет двери Царства Небесного, то хорошо и благо; а если нет, то и тогда благословен Господь Бог, праведно затворивший их для нас!.. Однако будем стучаться до конца жизни нашей; может быть, по многой нашей неотступности, Он и отверзет нам". Так и делали сии блаженные осужденники. У них видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; веки, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горечью многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых. Что в сравнении с ними злострадания беснующихся, или плачущих над мертвецами, или осужденных за убийства? И молю вас, братья, не подумайте, что повествуемое мной — басни. — Часто они умоляли пастыря своего наложить железа и оковы на руки и на шеи их; а ноги их, как ноги преступников, заключить в колоды и не освобождать от них, пока не примет их гроб. Но иногда они сами себя лишали и гроба. Видевший себя при конце жизни, умолял и заклинал великого авву, чтобы он не сподоблял его человеческого погребения, но как скота повелел бы предать тело его речным струям, или выбросить в поле на съедение зверям. — А какое страшное и умилительное зрелище было при последнем их часе! Осужденники сии, видя, что кто-нибудь из них приближался к кончине, окружали его, когда он еще был в полной памяти, и с плачем спрашивали умирающего: "Что, брат и осужденник? Каково тебе? Что скажешь нам? На что ты надеешься? Что думаешь? Открыл ли ты себе дверь милосердия, или еще повинен суду? Был ли внутри тебя глас, глаголящий: «се здрав еси» (Ин. 5; 14), или: «отпущаются тебе греси твои» (Мф. 9; 2); или: «вера спасе тя?» (Мф. 5; 34). Или слышишь такой глас: «да возвратятся грешницы в ад» (Пс. 9; 18); еще: «свяжите ему руци и нози» (Мф. 22; 13); еще: «да возмется нечестивый, да не видит славы Господни!» (Ис. 26; 10). Что скажешь нам, брат наш? Скажи нам кратко, умоляем тебя, чтобы и мы узнали, в каком будем состоянии". На сие некоторые из умирающих отвечали: «благословен Господь, Иже не отстави молитву мою и милость Свою от мене» (Пс. 65; 20). Другие говорили: «благословен Господь, Иже не даде нас в ловитву зубом их» (Пс. 122; 5). А иные с болезнью произносили: "Горе душе, не сохранившей обета своего в непорочности, в сей только час она познает, что ей уготовано". — Я же, видя и слыша у них все это, едва не пришел в отчаяние, зная свое нерадение, и сравнивая оное с их злостраданием. И каково еще было устройство того места и жилища их! Все темно, все нечисто и смрадно. Оно справедливо называлось Темницей и затвором осужденных. Пробывши там тридцать дней, я, нетерпеливый, возвратился в великое общежитие, к великому отцу, который, видя, что я весь изменился, сказал: "Что, отче Иоанне, видел ли ты подвиги труждающихся?" Я отвечал: "Видел, отче, и удивился, и ублажил падших и плачущих паче непадших и неплачущих о себе; потому что те через падение восстали восстанием благонадежным".

Таково было покаяние согрешающих в древние времена. Читаешь эту дивную повесть и изумляешься: Господи! Какая же горячая любовь к Тебе пылала в сердцах этих кающихся грешников! Какая жгучая боль сердечная слышится в стенаниях этих блаженных осужденников! Вот — та «печаль по Богу», печаль разлуки с Богом, о которой Апостол Христов говорит, что она «покаяние нераскаянно во спасение соделовает» (2 Кор. 7; 10). Что же в сравнении с этим — наше грешное покаяние, наши лицемерные посты, нерадивые поклоны, наше ленивое говение? Смиримся, друзья мои, и взирая на покаяние древних грешников, по крайней мере, уничтожим себя. "Знаю, досточудные, — говорит преподобный Иоанн Лествичник, — что рассказанные мною подвиги блаженных оных страдальцев для одних покажутся невероятными, для других — превосходящими надежду, а для иных — приводящими в отчаяние. Но мужественный муж, от сего уязвленный, как острием, отходит с огненной стрелой и ревностью в сердце. Низший же сего познает свою немощь, и через самоукорение удобно стяжав смиренномудрие, устремится вслед за первым; но не знаю, настигнет ли его. Нерадивый же пусть и не касается того, что здесь описано, чтобы ему, отчаявшись, не расточить и того, что делает". — Кто же, братья мои, эти нерадивые, о коих говорит святой Иоанн Лествичник, если не такие, как мы, грешники? Как же нам быть? Что делать? — Надобно знать, други мои, что и самая печаль покаяния есть такой же дар Божий, как пламенная молитва праведника. Но этот дар дается всякому просящему: Бог никому в нем не отказывает. Ты только начни, познай свою немощь, свои болезни душевные, покажи их Сердцеведцу — Господу, воздохни к Нему из глубины души и скажи: Господи! Окаянный я грешник! Никак я не слажу с собою. Все грешу и грешу... Сам сокруши жестокое сердце мое, Сам дай мне слёзы покаянные, не покинь меня, грехом омраченного...". И Он не покинет, Он коснется твоего сердца окаменелого Своей благодатью, и ты заплачешь, как плачут дети, оскорбившие своих родителей, как плакала блудница у ног Христовых. Только не предавайся безмерной печали: "Не ужасайся, — говорит святой Иоанн Лествичник, — если и каждый день падаешь, и не отступай от пути Божия, но стой мужественно; и без сомнения Ангел, который хранит тебя, почтит твое терпение. Когда язва еще нова и горяча, тогда удобно исцеляется; но застарелые, оставленные в небрежности и запущенные раны требуют уже много труда, резания и прижигания; у Бога же все возможно".

(Рассказы преподобного Иоанна Лествичника)

262. И Бог требует, и душа просит исповеди

О, совесть, совесть! Кто не испытал на себе горьких обличений твоих? Кто не томился душой, не страдал сердцем от тайных укоров твоих? Иной несчастный грешник, терзаемый тобой, теряет надежду на Божье милосердие и предается мрачному отчаянию... Но прочь это исчадие гордыни сатанинской! Отец Небесный дал нам благодатное средство облегчить душу, снять с нее тяжкое бремя греховное и примирить ее с правосудием Божьим. Это спасительное средство есть святое таинство Покаяния или исповедь. Ты согрешил, тебя мучит совесть: иди скорее к отцу твоему духовному, открой ему рану сердечную, исповедуй пред ним грех твой, и лишь только он скажет тебе: прощаю и разрешаю тебя, — тотчас же тебе станет легко и отрадно, и совесть твоя не будет так беспощадно терзать твое сердце. «Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис. 43; 26),—говорит Сам Бог во Священном Писании. «Аще исповедуем грехи наша, верен есть и праведен Господь, да оставит нам грехи наша и очистит нас от всякия неправды» (1 Ин. 1; 9), поучает возлюбленный ученик Христов Иоанн Богослов. Когда молчал я, — говорит о себе Царь Давид, — обветшали во мне кости мои от вседневного стенания моего... но я открыл Тебе грех мой, я сказал: исповедаю Господу преступления мои, и Ты снял с меня вину греха моего (Пс. 31; 3,5). Душа сама просит этой исповеди, и послушайте вот, как в древности исповедовали грехи свои истинно кающиеся грешники, исповедовали не пред отцом только духовным, но перед всей церковью, готовые исповедать их пред целым светом! "В мою бытность в одной обители, — рассказывает святой Иоанн Лествичник, — случилось, что один разбойник пришел, изъявляя желание вступить в монашество. Превосходный пастырь и врач (игумен) велел ему семь дней пользоваться совершенным покоем, и только рассматривать устроение обители. Потом пастырь призывает его, и спрашивает наедине: желает ли он остаться с ними жить? И увидев, что он со всей искренностью согласился, опять спрашивает, что он сделал худого, живя в мире? Разбойник немедленно и со всем усердием исповедал ему все грехи свои. Тогда пастырь сказал: "Хочу, чтобы ты объявил все это перед всем братством". Он же, истинно возненавидевши грех свой, и презревши весь стыд, не колеблясь отвечал: "Если хочешь, то сделаю это даже посреди Александрии". Тогда пастырь собрал в церковь всех своих овец, которых было триста тридцать; и во время совершения Божественной литургии, по прочтении Евангелия, повелел ввести сего непорочного осужденника. Некоторые из братьев влекли его и слегка ударяли; руки были у него связаны назади; он был одет в волосяное вретище, и голова его была посыпана пеплом. Когда он был близ святых дверей, священный оный и человеколюбивый судья воззвал к нему громким голосом: "Остановись, ибо ты недостоин войти сюда". Пораженный исшедшим к нему из алтаря гласом пастыря (ибо, как он после с клятвой уверял нас, ему казалось, что он слышит гром, а не голос человеческий), разбойник пал на землю, трепеща от страха. Когда он таким образом омочил помост слезами, тогда сей чудный врач повелел ему объявлять пред всеми, подробно, все сделанные им беззакония; и он с трепетом исповедал один за другим все возмутительные для слуха грехи свои, которые не следует предавать писанию. Тотчас после сей исповеди пастырь повелел его постричь и причислить к братьям. На мой вопрос: для чего он употребил сей образ покаяния? сей истинный врач ответил: "Во-первых, для того, чтобы исповедавшегося настоящим посрамлением избавить от будущего; что и сбылось, ибо он, брате Иоанне, не прежде встал с помоста, как получивши прощение всех согрешений. И не сомневайся в этом, ибо один из братьев, присутствовавших при сем, уверял меня, что он видел некоторого страшного мужа, державшего писанную бумагу и трость; и как только лежащий выговаривал какой-нибудь грех свой, то он тростью своей изглаждал его. Да и справедливо; ибо Давид говорит: «рех, исповем на мя беззаконие мое Господеви, и ты оставил еси нечестие сердца моего» (Пс. 31; 5). Во-вторых, как в числе братий моих есть и такие, которые имеют согрешения неисповеданные, то я хотел сим примером побудить их к исповеданию, без которого никто не может получить прощения". — Правда, нелегко бывает открыть отцу духовному рану сердечную: грешнику стыдно сознаться в своем грехе, — стыдно, но необходимо! Вот что рассказывает сам о себе один подвижник: "В юности моей я был часто побеждаем одной греховной страстью. Между тем я знал, что святой старец Зенон многих избавляет от страстей и желал открыть ему свою страсть, но враг все меня останавливал: "Ты сам знаешь, внушал он мне, сам читал, что нужно тебе делать, чтобы исцелиться от страсти; зачем же тебе соблазнять старца?" И когда я хотел идти, страсть утихала во мне; а когда не шел — она снова обуревала меня. Старец видел, что я страдаю от помысла, но не обличал меня, ожидая, когда я сам ему откроюсь в этом. Поговорит, бывало, со мной о доброй жизни и отпустит. Наконец со скорбью и плачем я сказал сам себе: доколе, окаянная душа, ты не захочешь исцелиться? Многие издалека приходят и получают пользу, а ты живешь около врача, как же тебе не стыдно оставаться так? Пойду сейчас же к старцу, и если там никого не застану — значит есть воля Божья, чтобы я открыл ему свои помыслы. Прихожу — у старца нет никого. Он стал поучать меня о том, как очищать себя от грешных помыслов, а я опять стал колебаться и хотел уйти без исповеди. Старец встал, помолился и пошел провожать меня. Томимый совестью я шел за ним. Старец видел мое состояние и, подойдя к дверям, вдруг обратился ко мне, слегка толкнул меня в грудь и ласково сказал: "Что у тебя тут? Ведь и я —человек!" И только что он сказал это, как будто открылось у меня сердце, — я упал к его ногам и со слезами сказал: "Помилуй меня, отче!" — "Что с тобой?" — спросил он. Я отвечал: "Ты сам ведаешь, отче!" И сказал старец: "Тебе самому нужно исповедать, что тебя так томит". С трудом я открылся ему, и он сказал мне: "Целых три года томился ты, чего же ты стыдился? Ведь и я такой же грешник... Иди с миром в свою келью, да смотри — никого не осуждай!" С той поры, благодатью Христовой и молитвами старца, страсть больше меня не тревожила". — А вот еще поразительный случай, когда Господь возвратил умершего к жизни, дабы он мог исповедать забытый им грех. Один благочестивый крестьянин, напутствованный Священными Таинами, вскоре умер. Его омыли, положили на стол и приготовили гроб. Прошло два часа, как больной испустил дух; — вдруг открывает он глаза и садится сам собой, тогда как в течение всей своей болезни не мог того сделать, оставаясь в крайнем изнеможении сил. Первые слова его при этом были: "Пошлите поскорее за священником", — что и было тотчас же исполнено. Когда священник прибыл к ожившему, тот просил всех выйти из комнаты. Домашние удалились, оживший глубоко вздохнул и сказал: "Батюшка! Я ведь умирал, был взят Ангелами и представлен к Господу. Когда явился я перед Ним и поклонился Ему, — Он посмотрел на меня так милостиво, с такой любовью, что и выразить невозможно. Вид Его и сказать нельзя, как хорош! — "Что ж вы взяли его? — наконец кротко сказал Господь приведшим меня Ангелам: — А у него есть еще на душе грех, в котором он никогда не каялся своему духовнику". И при этом Господь напомнил мне неисповеданный мной грех. Тогда только и сам я почувствовал, что точно — было у меня такое дело, но забыл и никогда не каялся в том священнику. — "Отведите же его, — продолжал Господь, — чтоб он очистил свою совесть перед духовником, и потом опять возьмите его сюда". — И сам не знаю, — сказал после того оживший, — как я сделался опять жив". —Тут он с чувством рассказал забытый грех, священник прочел над ним разрешительную молитву, прося вспомнить и его, как духовного своего отца, когда снова предстанет перед Господом. И едва священник вышел, как оживший мирно предал дух свой Господу. Так-то милостив Господь! И так необходимо для нас Таинство исповеди!