Как бы вы думали, братие мои, проведут святые подвижники ночь в озере? Они совершали там всенощное богослужение. Слышите ли, как начинают раздаваться по воздуху псалмы Давидовы? Слышите ли целый хор гласов, призывающих небо и землю, мороз, снег и дух бурен хвалить имя Господне? Это гласы святых страдальцев. Тело их покрывается льдом, а сердце разгорается любовью Христовою; уста от мраза цепенеют, а дух парит как пламень горе, к Богу Крепкому и Живому. О озеро, не водами, а молитвами наполненное! Не ветром, а Духом Божиим колеблемое! Не безгласных рыб, а как бы Ангелов бесплотных вмещающее!

Но вот, среди мрака полунощного внезапно разверзаются небеса, являются венцы небесные и сходят на главы страстотерпцев. Но что значит, что сих венцов только тридесять девять? где же четыредесятый? Увы, один из страждущих, не стерпев мук, обратился к бане, устроенной мучителем; но где думал несчастный обрести спасение, там внезапно испустил дух. Но его место не остается праздным, не нарушается святое число страстотерпцев. В самом деле, кто это, без судей и мучителей, бежит к озеру, свергает с себя одежду, и с словами: "Я — христианин", — становится рядом со святыми Мучениками? Это один из их же стражей, который не предался сну, подобно собратиям своим, видел все терпение и всю веру слуг Христовых, зрел венцы, на них сходящие с неба, и, уразумев недостающее число их, спешит восполнить собою недостаток и принять тот венец, от коего уклонился маловерный собрат их. Итак, опять совершенная победа над диаволом! Четыредесять вошло в озеро, четыредесять и выйдет, да не будет ни малейшей радости врагу Божию!

Видите ли, что каждый мученик есть проповедник? Чем привлечен сей новый подвижник? Не проповедью с кафедры церковной, а венцом святых исповедников, стоявших за Христа всю ночь в хладном озере. Так действовал некогда пример святых Мучеников! Над нами, кажется, и он потерял всю силу. Когда проповедник ли или какая книга расскажет нам о подвигах мученических, мы изумляемся величию души их, не думая, однако же, нисколько о том, чтобы взять с них пример для себя, засветить от их небесного огня в своем сердце веру, устремиться по следам их любви к Богу. Даже те из нас, кои носят имена святых Мучеников, часто вовсе не знают, кто был тот, коего имя они носят со дня своего рождения.

Но обратимся к нашим проповедникам. Итак, озеро не потопило их, мраз зимний не погасил в них пламени веры и любви. Что же делает мучитель? Осуждает их на перебиение голеней и сим, не ведая сам, уготовляет им новый венец на небе. Мог ли после сего оставить их без подкрепления на сей подвиг Тот, Кто Сам в верторграде Гефсиманском благоволил быть укрепляем от Ангела? И вот, в час полунощи, которую святые Мученики проводили в молитве и песнопении, ожидая наутро смерти, темница их исполняется светом небесным, и они слышат глас глаголющий: "Веруяй в Мя, аще и умрет, оживет; дерзайте, мужайтесь, стойте: побеждающий приимет венец жизни!" — Ободренные сим гласом, Страстотерпцы наутро шли на смерть, как мы возвращаемся после долговременного отсутствия в дом отеческий. Итак, душа их уже воспарила на небо, но святые телеса оставались еще во власти мучителей. Что же делают слуги сатаны? Зная, что христиане дорожат останками святых Мучеников и чтут с благоговением их, яко святыню, они предают телеса пламени, и потом самые останки, после сожжения, изсыпают в реку. Но не напрасно написано: «хранит Господь вся кости их и ни едина от них сокрушится» (Пс. 33; 21). В постыждение злобы и лукавства сатаны, Мученики являются в сновидении епископу и повелевают ему именем Божиим взять из реки то, что осталось от телес их. Повеление радостное, но как исполнить его? как приступить к реке пред глазами мучителей? И как найти то, что поглощено водою? Но для веры и упования нет неисполнимого. Святитель с малым числом верующих идет к реке ночью, без всяких светильников, не ведая сам, как обретется сокровище. И вот, кости Мучеников сами собою являются тотчас как звезды на дне потока, блистая сиянием небесным, и верующие без всякого усилия собирают их, яко драгоценное сокровище, яко ободрение для самих себя на подвиг мученический. —Да, братие мои, на подобный же подвиг мученический. Тогда было не то, что ныне, — нельзя было, подобно нам, быть христианами по одному имени. Исповедовать Христа значило в то время быть готовым на все: ныне лишиться имущества, завтра подвергнуться ссылке, послезавтра идти на костер или на борьбу со львами и тиграми...

Взглянем еще раз на светоносный лик наших нынешних проповедников. Что же они вещают нам? Все вещают одно и тоже, то есть любить Господа Иисуса до смерти, не менять заповедей Его ни на что в мире, все терпеть и переносить для сохранения драгоценного залога веры и любви, не почитать ничего страшным, кроме Суда и гнева Божия, жить на земли для Неба и презирать, где нужно, не только землю и все земное, но самое тело, самую жизнь свою. Аминь.

(Из сочинений Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического)

462. Грех – наш губитель. (Великопостное поучение)

«Да не царствует убо грех в мертвеннем вашем теле» (Рим. 6; 12)

«Творяй грех, раб есть греха» (Ин. 8; 34)

О грехе сегодня будет слово мое, возлюбленные о Господе братия! "О грехе?" — подумает, может быть, иной. "Как тяжело слушать о грехе!" — подумает так и пойдет вон из храма Божия. Но подожди, дорогой брат мой, не спеши отвращать слух свой от слова моего. Где тот счастливец, который был бы свободен от греха, которому не тягостно было бы говорить о грехе, которого совесть была бы спокойна при воспоминании об этой ужасной язве, поразившей всех без исключения смертных потомков Адамовых? Все мы — грешники, а грешник — что больной: не любит больной горьких лекарств, больно ему, когда врач его раны касается, но и то, и другое необходимо для врачевания. Послушай же и ты, друг мой, слово о грехе, может быть, оно коснется сердца твоего бедного, и ты задумаешься о своем положении, о ранах своей души. Может быть, голос совести скажет тебе что-нибудь спасительное, и ты хотя вздохнешь с раскаянием и оградишь себя крестным знамением. А у Бога и это движение души твоей не пропадет: Он пошлет к тебе Своего Ангела с благодатною помощью, с ободрением, с милостью... Поразмыслим же вместе о том, как ужасен грех сам по себе, и к чему ведет он своего пленника.

Как больно думать о глубоком нравственном падении рода человеческого! Больно и страшно! Вот уже девятнадцать веков вера христианская разливает непрестанно Божественный свет свой среди людей, и однако какая тьма греховная покрывает нас еще и теперь, сколько ужасов влечет за собой грех, содеянный нами однажды! Увы, мир лежал и доселе лежит во зле! И в какое странное и вместе ужасное положение ставят человека и ныне его грехи, его страсти и греховные привычки! И никакое высокое положение, никакое блестящее образование — ничто не спасает человека от опасности грехопадений. На жизненном пути каждый день, каждый час мы легко можем забыться, уклониться с пути Божия и согрешить. О, как слаб сам по себе человек! При всем богатстве света Христова и спасающей благодати, в нас живет и доселе семя греховное. И для того, чтобы это семя пустило ростки от себя, оно не нуждается ни в чем — ни в науке, ни в ухаживании за ним; оно рождается вместе с нами, живет в нас и растет, растет до гроба. Это наше наследственное расположение ко греху. "Лета прибавляются, — говорит Черниговский святитель Филарет, —лета приближают ко гробу, а душа не лучше, несмотря на приближение грозного отчета. Опытность научает многому для житейского обихода, а для душевного спасения и она, без благодатной Божией помощи, не прибавляет ничего. Человек был грешником, —грешник и теперь. Страсти владеют всем по-прежнему: одни засыпают, другие пробуждаются, одни слабеют, другие становятся сильнее. Что это за странное явление — человек!"

Да, не напрасно Святая Церковь, чтобы сохранить нас от греха, так часто возглашает при каждом богослужении: "Дне сего совершенна, свята, мирна и безгрешна у Господа просим", — не напрасно просит она своим чадам и безгрешного дня, и безгрешного вечера. Достаточно бывает иногда одной минуты, одного неосторожного взгляда или шага, чтобы грех вошел в твою душу, внес туда свой мрак и расстроил твою духовную жизнь. И не заметишь, как перейдешь от света к мраку и от дня Господня к ночи греховной. На минуту забудешься ты, послабеешь вниманием к себе, — и ты не тот уже, не чувствуешь уже себя в том свете, в котором был дотоле. Свет Христов как бы меркнет в твоем сердце и помышлениях; вокруг тебя или, вернее сказать — в тебе самом, появляется какой-то мрак, ослабляющий твое духовное зрение. Стезя жизненная, по которой доселе шел ты доброю и твердою стопою, начинает казаться тебе трудною, колебаться под тобою от возникающих в душе твоей мрачных помышлений и сомнений. И горе тебе, если вскорости не пробудится твоя совесть, если в сердце не услышишь ты голос ее: "Како сотворю глагол сей злый и согрешу пред Богом?" — Темное облако в твоем сердце превращается в грозную тучу, и какой мрак обнимет тебя, какое расстройство почувствуешь ты, если искушающий помысл перейдет в похоть и, наконец, в грех!

Грех! Что такое он для души нашей? Что такое он и для тела нашего? Увы, это страшная сила, всегда гибельно действующая на нас! Как стрела грех язвит душу, как яд он отравляет тело... «Господи! исцели душу мою, яко согреших Тебе... Господи! возсмердеша и согниша» — смердят и гниют «раны моя от лица безумия моего» — от безумных деяний моих, и «несть мира в костех моих от лица грех моих!» — так отзывался по собственному опыту пророк Давид о пагубных действиях греха на душу и тело наше. Грех — это не что-нибудь одиночное, нет, он как семя носит в себе и будущее потомство свое, и потомство бесчисленное, бесконечное... Один грех рождает из себя множество других грехов по тесной связи их между собою. Кому неизвестно, что все грехи мира — дети одной матери, одного греха наших прародителей?

Горе тому, кто позволит вырасти в себе греху, то есть обратиться ему в страсть и привычку! Поработив себе силы души и тела, грех плодится свободно; скоро заявляет душе свои преступные требования как властелин, мало-помалу закрывает пред нею мир духовный, подобно тому, как темная ночь закрывает от нас предметы мира видимого. Ослабляя душу в добре, грех в той же мере возбуждает ее ко злу, и она незаметно для самой себя становится сама как бы плотию, по выражению Священного Писания, и привыкает смотреть на все глазами греха. Прежде, бывало, она чувствовала присутствие Божие и в природе, и в собственной совести; теперь она уже не замечает присутствия Божия ни в себе, ни в мире. Наконец, по мере того, как в душе укрепляется греховная привычка, а вместе с тем затемняется и образ Божий, получает доступ к ней диавол, мало-помалу забирает ее в свои руки и распоряжается ею, как своею пленницей и рабой. Этот отец мрака, этот человекоубийца заставляет несчастную душу творить его волю, повергает ее из одного падения в другое, более глубокое, и радуется ее унижению, как враг Бога и человека. Вот до чего доводит нас грех, если мы не будем искоренять его из сердца и позволим ему свободно расти в нашей душе!