«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Нелегко жилось нашим предкам в те скорбные времена. То были времена разделения Русской земли на множество уделов; что ни город, то был свой князь; немного было областей, подчиненных одному сильному великому князю, но и те дробились на мелкие уделы между сыновьями этого князя, да и самое достоинство великокняжеское то и дело переходило из рода в род, от одного княжеского рода к другому, а вместе с тем и великокняжеская столица переносилась из города в город, из Киева — во Владимир и Суздаль, а там — в Москву, Тверь и даже в Переяславль-Залесский. Князья спорили и сорились между собой, отнимали друг у друга земли, разоряли друг у друга области и довели Русскую землю до того, что ею завладели злые враги — татары, и владели Русью больше 200 лет.

Но среди всех бед и напастей, какими обуревалась наша родная Русь, православные русские люди всегда искали заступления и помощи у Бога, прибегая к молитвам Матери Божией и святых угодников Божиих. Нападает ли свой родной враг, какой-нибудь беспокойный соседний князь, или же надвинется орда диких татар — наши предки спешили в храмы Божии, молились, плакали, клялись в грехах своих и по вере своей получали милость Божию. То же было и в 1170 году, когда к Новгороду подступили сильные войска суздальцев в союзе с князьями: смоленским, рязанским, муромским, полоцким, переяславским и ростовским. Не раз новгородцы с честью отражали неприятелей от крепких стен своего города, но теперь силы были неравные.

25 февраля начался приступ. Битва кипела вокруг всего города. О примирении суздальцы и слышать не хотели. Надежды на чью-либо помощь ниоткуда не было. Оставалась одна надежда — на милость Божию. "Постоим за святую Софию!" — говорили храбрые новгородцы, разумея свой Софийский собор. И все, кто мог, вооружились.

А между тем растворили все храмы Божии, и в то время, как юноши и мужья умирали на стенах города, дети, старцы и жены плакали и молились в церквах. Смерть летала над головами осажденных. Плач и церковное песнопение сливались в одно. Уже два дня беспрерывно длилась ожесточенная битва. Три дня и три ночи, с самого появления врагов у стен города, святитель Илья (он же Иоанн) безвыходно молился Богу у алтаря Господня, в соборной церкви. В третью ночь, когда все знали, что следующий день должен решить судьбу именитого города, Святитель вдруг почувствовал необыкновенный трепет и вместе с тем услышал голос, как бы исходивший от иконы, пред которой он молился. Голос говорил: "Иди в церковь Господа нашего Иисуса Христа, что на Ильинской улице, возьми там образ Пресвятой Богородицы, вознеси его на городские стены против неприятелей — и тотчас узришь Божие спасение!".

Несказанной радостью затрепетало сердце святителя Божия; в слезах умиления повергся он на помост церковный и до самого рассвета молился, изливая свои чувства в слезах. Настало утро. В городе и за городом все было по-прежнему: то же уныние осажденных, те же грозные силы под стенами. Один святитель Божий радовался духом. Он приказал благовестить в большой соборный колокол (по тогдашнему — било), собрал все духовенство и городских старейшин и рассказал им о своем видении. Точно молния, радостная весть облетела весь город. Все ободрились духом, в сердцах воскресла надежда на спасение.

Архиепископ послал в Спасову церковь, что на Ильинской улице, своего протодиакона с другими священнослужителями, чтобы они принесли в собор святую икону Владычицы, а сам начал петь молебен в соборе. Собравшийся народ с нетерпением ожидал иконы Богоматери. Сердца всех особенно теперь были устремлены к Заступнице усердной. Но что это значит? Почему так долго посланные не несут иконы? Уже не случилось ли чего? Но вот вдали показались и посланные, только иконы при них нет. На вопрос, почему не принесли ее, они отвечали: "Когда мы хотели взять икону Владычицы, то не могли даже и с места ее сдвинуть. В ужасе мы пали пред нею, умоляя Царицу Небесную сжалиться над страждущим городом, и снова пытались взять икону, но, несмотря на все наши усилия, икона не сходит с места".

С благоговением выслушал их слова святитель Божий, он снова приказал ударять в большое церковное било. Народ все прибывал. Подняли святые иконы, кресты и хоругви. Сам Архиепископ, крестным ходом, со всем освященным собором пошел в Спасову церковь. Здесь он пал пред иконой Заступницы усердной и стал со слезами взывать к Ней: "О премилостивая Госпоже, Дево Богородице! Ты надежда и заступница града нашего, Ты прибежище всем христианам! На Тебя и мы, грешные, надеемся: молись Сыну Твоему и Богу нашему за град наш, не предай нас врагам нашим за грехи наши, но услыши плач и воздыхание людей Твоих и пощади нас! Яви на нас милость Твою, Владычице!"

Началось молебное пение. Все со слезами взирали на святую икону Матери Божией. И вот, лишь только запели после шестой песни кондак: "Предстательство Христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное, не презри грешных молений гласы...", как вдруг святая икона сама собой заколебалась. Тысячи голосов радостно воскликнули: "Господи, помилуй!" С благоговением принял Святитель чудотворную икону на свои руки, облобызал ее и передал нести двум дьяконам. С торжественным пением понесли икону на городскую стену и поставили ее в виду врагов, где кипела самая жестокая битва.

Народ с умилением сердечным молился Царице Небесной о пощаде города. Был полдень. Тучи стрел летели на стену. Вдруг одна из этих стрел вонзилась в икону Богоматери. Лик Пречистой обратился к городу, и Святитель увидел, что из очей Владычицы текут слезы на его фелонь. "О дивное чудо! — воскликнул он. — Как из сухого дерева источает слезы Царица Небесная? Она являет нам знамение, что со слезами молится Сыну и Богу Своему о избавлении града нашего". Невозможно словами изобразить то воодушевление, какое овладело в эту минуту народом, с какой крепкой верой он молился в это время. А на врагов напал трепет, их покрыла тьма; в смятении они стали убивать друг друга. Тогда новгородцы отворили ворота и все единодушно устремились на врагов. Победа была полная и в память ей установлен праздник 27 ноября, который и поныне празднует вся Российская Церковь.

Икона «Знамения» представляет Матерь Божию поднимающей две руки в умиленном молитвенном виде. В Ее недрах находится Предвечный Младенец. Много чудесных знамений было и после того от этой святой иконы. Так, в 1566 году вспыхнул пожар, грозивший истребить весь город, все усилия остановить распространение огня были напрасны. Тогда святитель, митрополит Макарий, с крестным ходом пошел в церковь Знамения, где находится святая икона, пал пред ней ниц с молитвой о пощаде города, потом в крестном ходе понес ее по берегу Волхова и кропил святой водой на стремившийся к городу огонь. И вдруг пламень стал утихать, ветер с города подул на Волхов, и пожар скоро прекратился.

В 1626 году один серебряных дел мастер хотел обокрасть церковь Знамения Богоматери и накануне самого праздника 27 ноября спрятался в церкви после всенощной. Ночью он хотел снять с чудотворной иконы бывшие на ней драгоценности, но был отброшен на пол. В это время начался благовест к утрени, вошел пономарь, увидел святотатца и, думая, что он пьян, вывел его из церкви. Когда узнали о похищении, пономарь вспомнил о Плавилыцикове (так звали вора), пошли к нему в дом, обыскали и нашли похищенное. А сам он оказался в повреждении ума.

595. Сказание о чуде, как святой великомученик и Победоносец Георгий вразумил сарацина

Во граде Рамеле, иже есть близ святого града Иерусалима, создана бысть церковь каменная во имя святого великомученика Георгия. Егда убо сарацыни прияша во область свою всю Сирию, тогда в сей церкви случися чудо таково. Вниде некий нарочитый сарацынин со иными сарацыны в церковь ту во время церковного правила, и, видев икону святого Георгия и пресвитера, пред иконою стояща, покланяющася же и тайные совершающа молитвы, рече к другом своим: "Видите ли безумного сего, что творит, — молится. Но принесите ми лук и стрелу, да доску оную прострелю". И абие лук принесен бысть, его же он, созади всех стоя, напряг, испусти стрелу на икону мученикову. Стрела же не ко иконе, но в высоту лет, и, спадши с высоты, удари сарацынина того в руку и уязви тую. Изыде убо абие вон и иде в дом свой, болезнующи рукою зело, и умножашеся болезнь, и отече рука его вельми и, аки мех, надмеся, и вопияше стеняши, смертною одержим болезнию.

Имеяше же в дому своем рабыни некий от христианская веры, яже призвав, рече: "Бых в церкви бога вашего Георгия и хотех прострелити икону его, но по случаю недобре стрелих, и возвратившися стрела, уязви мя в руку и се, умираю от нестерпимыя болезни". Они же рекоша ему: "Мниши ли, яко добре сотворил еси, дерзнув на образ святого мученика?". Глагола сарацынин: "Еда ли имать силу образ оный сотворити мя тако, как ныне есмь болен?" — Отвещаша рабыни: "Мы не книжни есмы и не имамы, что отвещати тебе, но призови пресвитера, той речет ти, яже от нас вопрошаеши". Послуша же варвар совета рабынь своих и, послав, призва пресвитера, и рече ему: "Хощу уведати, кую силу имать доска оная или икона, ей же покланялся еси?" Отвеща пресвитер: "Аз не доске покланяхся, но Богу моему, всех Создателю, молих же изображенного на доске святого великомученика Георгия, да ходатай будет от мне к Богу". Глагола варвар: "И кто есть Георгий, аще не бог он ваш есть?— отвеща пресвитер: "Святый Георгий несть Бог, но слуга Бога и Господа нашего Иисуса Христа, человек бысть, подобострастный вам, иже многия претерпе муки от поган нудивших его, да отвержется Христа, но он, мужественно вся претерпев, прия от Бога благодать соделовати знамения и чудеса. Мы же, любяще его, почитаем того икону и, аки на самого оного взирающе, покланяемся, объемлем и лобызаем сице, как и ты, по смерти родителей твоих и любезных братии твориши, одеяния их пред тобою полагаеши, слезиши, лобзаеши, аки тех самых очесам своим представляя. Тако убо мы святых иконы почитаем, — не яко богов, не буди то, — но яко изображения слуг Божиих, иже иконами своими чудодействуют. Ежели и тебе случилось дерзнувшему стрелити на икону святого мученика, да уведаеши силу его в наказание иным". Сия слышав, сарацынин рече: "И что сотворю? Видиши руку мою отекшу, и нестерпимую стражду муку, и к смерти приближаюся..." — Глагола ему пресвитер: "Аще хощеши жив и цел быти, повели принести к себе образ святого великомученика Георгия и постави того над одром твоим, и лампаду елея пред ним возжжи на всю ночь. Во утрие же помажи елеем больную твою руку и веруй, яко исцелееши, — и будет ти тако". Сарацынин же абие моли пресвитера, да принесет икону Георгиеву, юже радостно приемши, сотвори вся тако, как от пресвитера научен бысть. И егда во утрие помаза руку свою елеем от лампады, абие преста болезнь, и исцеле рука его. Таковым чудом удивлен и увеселен варварин той, вопроси пресвитера, аще имать что в книгах своих писано о святом Георгии. Пресвитер же принес Житие и страдание святого, чтяще ему; он же, со вниманием послушая, держаще в руках икону мученикову и вещаше ко святому, на иконе изображенному, аки к живому, со слезами, глаголющи: "О святый Георгие! Ты юн, но смыслен был еси. Аз же стар, но безумен. Ты млад, Богу приятен. Аз же состарехся и лишен Бога, моли же о мне Бога твоего, да и аз буду раб Его". Таже припадая к коленом пресвитеровым, просяще того, да крещения святого сподобит его. Пресвитер же, видев его веру, крестити в тайне ночию, страха ради сарацынского. Бывшу же утру, новокрещеный оный сарацынин изыде из дому и, став посреде града в позор всем, со многим дерзновением нача велегласно проповедати Христа, истинного Бога, сарацынскую же веру проклинати. И абие стечеся к нему множество сарацынов, и исполнившеся гнева и ярости, устремишася на него аки дивии звери, и мечами на уды ссекоша. И тако в малом времени добрый исповедания соверши подвиг, и прия венец мученический, поспешествующим ему молитвам святого Георгия великомученика.