Так что же, хочешь мстить своему ближнему? Но это уже не немощь, а просто злоба. Вспомни, что заповедано христианам: «бывайте подражатели Богу, как чада возлюбленная» (Еф. 5; 1).

Ты говоришь: если я ему прощу, то он еще зло мне сделает. Это еще неизвестно. Но хотя и будет зло делать, пусть делает, что хочет, а ты делай свое, что тебе поведено и что нужно для твоего спасения. Он, если не исправится, получит по своим делам: «обидяй да обидит еще» (Откр. 22; 11). Или, может быть, скажешь еще: если я буду все прощать, то люди будут надо мной смеяться. Ты делай то, чему учит Евангелие, а не то, что и как говорят люди. Пусть смеющиеся смеются, но потом они будут горько плакать, хотя будет и поздно. Их же совесть обличит их.

Возлюбленный христианин, идет речь о важном деле, в котором — или вечное твое спасение, или вечная твоя погибель. Мы говорим о прощении грехов, о чем воздыхаем к Богу каждый день, но наши воздыхания и слезы бесполезны нам, когда сами мы не оставляем ближним нашим согрешений их. Вот в этом-то и скрывается лукавство и неправда сердца человеческого: человек хочет, чтобы Бог простил ему грехи, а сам простить не хочет.

Но это ли только заповедано нам, христианам? Нам сказано от Господа нашего: «любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы» (Мф. 5; 44). Вот признак, по которому познается истинно христианская душа.

Но ты скажешь: невозможное дело —любить врагов и добро им творить. Неправда. Возможно же это было Давиду, который плакал о погибших врагах своих — Сауле и Авессаломе. А слезы о погибели врагов — явный знак любви к врагам. Возможно было и святому первомученику Стефану молиться за врагов своих, которые побивали его камнями: «Господи, не постави им греха сего» (Деян. 7; 60). Возможно было это и всем святым, значит — возможно и тебе. Ты человек — и они все были такие же, как ты, люди; ты немощен — и они такую же немощь имели. Если бы земной царь повелел тебе: или простить ближнему обиды его и даже послужить ему, или подвергнуться казни, — что бы ты лучше избрал: умереть или простить и послужить ему? Думаю, что ты согласился бы скорее на последнее. А вот Царь Небесный повелевает тебе не только прощать оскорбляющим, но и любить врагов, и добро творить ненавидящим, иначе вечная смерть грозит тем, кто не хочет слушать повеления Царя Небесного. Истинная добродетель состоит в победе над самим собой: делать не то, чего хочет греховная твоя природа, а то, чего хочет святая воля Божия, покорять свою волю воле Божией, побеждать благим злое, смирением — гордость, терпением и кротостью — гнев, любовью — ненависть.

Вот в чем состоит победа христианина, и она славнее всякой победы над народами: «не побежден бывай от зла, но побеждай благим злое» (Рим. 12; 21). Этого требует от нас Бог. Христос Спаситель говорит: «аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный. Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших» (Мф. 6; 14-15).

Видишь, христианин, как страшно — не отпускать согрешений ближнему. Отпускаешь ты — отпускает и тебе Бог, не отпускаешь ты — не отпускает и тебе Бог. А что такое ты сам пред Богом и что такое молитва твоя? Совершенно ничто! Гневаешься ты на ближнего твоего — за то и сам находишься под гневом Божиим. Но это великое твое бедствие зависит от тебя же самого, от того, что ты гневаешься и не прощаешь ближнему согрешений его. Правда, он согрешил перед тобой, но ведь и ты согрешил и постоянно согрешаешь пред Богом. Он твой должник, а ты должник Божий. Он у тебя просит прощения, а ты просишь у Бога. Ты молишься Богу: «остави нам долги наша, как и мы оставлем должником нашим». Когда ты прощаешь от сердца ближнему твоему, то ты молишься сердечно и истинно, нелицемерно произносишь слова этой молитвы к Богу. А когда не оставляешь от сердца ближнему, то и молишься ты только словом и устами, а потому лицемерно. Поэтому молитва твоя нисколько не пользует тебе, но даже и в грех обращается. Видишь, куда приводит человека гнев и вражда его?

Итак, победи себя, возлюбленный, и, отложив гнев твой, прости все ближнему твоему: тогда и молитва твоя будет нелицемерная, и подастся тебе оставление долгов твоих. Слово Божие верно, истинно и непреложно. Что Бог говорит, то так и есть на самом деле, как Он говорит, что Он обещает, то и исполняется; чем угрожает нам, то и сбудется, если не покаемся. Если мы прощаем ближним их согрешения против нас, то и нам Бог прощает по Своей милости; а если мы не оставляем, то и нам Бог не оставляет. Как мы поступаем с ближними, так и Бог поступает с нами самими. От тебя самого, человек, зависит оставление грехов твоих или неоставление, а от этого — и спасение и погибель твоя. Без прощения грехов нет спасения, сам видишь, как это страшно.

(Из Творений святителя Тихона Задонского)

587. Небесная Воевода русской земли

По общему верованию наших предков она написана святым евангелистом Лукой на доске из того стола, за которым трапезовал Господь наш Иисус Христос со Своей Матерью и Иосифом. С этой святой иконой связано так много благородных воспоминаний о благодеяниях Матери Божией нашему Отечеству, что по всей справедливости ее можно назвать «Возбранной Воеводой православной Русской земли». Вот краткие сведения об этой чудотворной иконе. До 450 года по Рождестве Христове она находилась в Иерусалиме, потом перенесена была в Царьград, а оттуда, уже в середине XII века, была прислана Цареградским Патриархом в Киев, великому князю Юрию Владимировичу Долгорукому. Сын Юрия, князь Андрей, прозванный Боголюбским, перенес эту святую икону во Владимир; с этого времени она и стала известна под именем «Владимирской». Князь питал к ней особенную веру и, когда выходил на войну, всегда брал ее с собой. Так, в 1164 году, в походе против волжских болгар перед сражением он горячо молился пред этой иконой, и враги были разбиты наголову. Когда после битвы князь принес свою благодарную молитву пред этим чудотворным образом, то от Животворящего креста и от иконы воссиял необычайный свет, который озарил весь полк. Память об этом чуде до сих пор сохраняется в празднестве 1 августа, которое тогда же было установлено по желанию Андрея. В 1237 году татары взяли Владимир, сожгли и разграбили соборный храм, но сама икона нисколько не потерпела ни от огня, ни от вражеских рук. В 1395 году Тамерлан вступил'в пределы Русской земли и дошел до Дона, всюду распространяя ужас. Московский князь Василий Дмитриевич решился встретить его с войском на берегах Оки. Но, уповая более на силу Божию, чем на свое оружие, он повелел митрополиту Киприану принести из Владимира в Москву эту чудотворную икону. Вся Москва вышла в сретение ее; народ с воплями и слезами взывал: "Мати Божия, спаси землю Русскую!" И Матерь Божия спасла землю Русскую. В тот самый день, когда в Москве встретили Владимирскую икону Богоматери, Тамерлан задремал в своем шатре и во сне увидел перед собой большую гору, с вершины которой шли Святители с золотыми жезлами в руках, а над ними видел он Жену в лучезарном сиянии, окруженную тьмами молниеобразных воинов. Грозно обратив свой взор на Тамерлана, Она повелела ему оставить пределы Русской земли; в то же время на Тамерлана устремились воины, окружавшие эту благолепную Жену. Вострепетал грозный завоеватель и — проснулся. Созвав вельмож своих, он стал их спрашивать, что значит это грозное видение? Те из них, которые были мудрее, отвечали, что Жена эта должна быть Матерь Бога христианского, Заступница Русских.

"Значит, мы не одолеем их", — сказал Тамерлан и приказал своим войскам идти обратно, откуда пришли.

Нужно ли говорить, с какой радостью узнали об этом жители Москвы? С чудотворной иконой Владычицы встретили они великого князя, когда от возвращался из похода, и благоверный князь пал пред ликом Заступницы, в слезах изливая пред Ней свои благодарные чувства. В память чудесного заступления Богоматери на месте сретения Ее иконы был построен Сретенский монастырь и тогда же был установлен 26 августа праздник в честь Сретения Владимирской иконы Пресвятой Богородицы.

Спустя 55 лет Москве угрожал татарский царевич Мазовша, жители прибегли опять к помощи Матери Божией, и Мазовша бежал, услышав необыкновенный шум, по которому вообразил, что великий князь идет против него с большим войском.