Диакон

Потом я вернулся в Москву, в город, где у меня не было никаких верующих знакомых (позже, после моего ухода в семинарию, оказалось, что это не так, и люди верующие открылись даже среди моих преподавателей), но был доступ к книгам русской Атлантиды. И из них я понял, что есть вещи, о которых у человека нет права говорить, пока он сам их не пережил. Вся «научная» критика религии заслуживает столь же мало почтения, сколько попытка написать о выставке никогда не виденных картин, основанная лишь на ее каталоге. «Что у нас здесь – «Догмат о Троице»? – ну, это скучно, непонятно и абсурдно!». Да ведь любой каталог скучен. И богословские догматы отец Сергий Булгаков вполне точно назвал «бухгалтерией религиозного опыта». Бухгалтерия – сама по себе, конечно, мало привлекательна. Но ведь за ней стоит опыт жизни... А человек, не разделяющий веру и пытающийся ее «изучить», по слову того же отца Сергия, подобен евнуху, сторожащему чужой гарем...

А что может сделать человек, однажды понявший, что он – не первый, кто живет на земле и, что до него люди искали и получали такой духовный опыт, который ему еще не довелось пережить? Он может лишь найти этих людей, встать рядом с ними в храме и сказать про себя: «разрешите и мне попробовать»... Нам ведь не дано самим, по своему вкусу, создать Церковь апостолов. Мы можем лишь присоединиться к Ней. И принять – как дар и наследство – то, что по сути своей нерукотворно: радость Причастия.

Я не хочу рассказывать о чем-то вполне мистическом. «Мистика» – от греческого «тайна», и в Православии не принято о духовном опыте говорить от первого лица. Одно лишь скажу – слова Христа «блаженны невидевшие, но уверовавшие» к нам не относятся. Как мы можем причислять себя к «невидевшим Бога», если мы дерзаем приступать к Причастию? А дорога каждого из нас к этой Чаше с Кровью Христа начинается так неожиданно и так по-разному.

Что касается меня – тот мой приезд в Лавру, который я описал в начале, был уже вторым в моей жизни. В первый раз я был там четырехлетним мальчишкой. От Богослужения и монастыря у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Запомнилось другое – впервые в жизни я заметил нищих. Впервые в жизни мне доверили покупать билеты в московском автобусе и оставили несколько копеек сдачи. Это были первые деньги в моей жизни. А когда я начал приставать к отцу, чтобы он рассказал об этих людях, что сидят у дороги – он просто предложил мне отдать им мои первые копеечки... Может быть – по их молитвам через многие годы и привел меня Господь к вере, и допустил несколько радостных лет прожить у Лаврских святынь...

Зачем это нужно детям?

Долгие годы мы воспитывались и жили в идеологическом цирке. По одним и тем же поводам идеологи нам выдавали противоречащие друг другу тезисы, что все вместе называлось «монолитом марксистско-ленинского учения».

Так, атеистическая пропаганда постулировала: вред религии заключается в том, что она отчуждает людей от общественно-активной деятельности, уводит их в какие-то миражи и в бездействие. Даже сегодня многие пропагандисты любят писать, что религия мешает человеку активно участвовать в политической борьбе (имея в виду – на стороне их партии). Соответственно, коренной порок Православия таков: Церковь не имеет своей четкой социально-политической доктрины, она «замкнулась в стенах храмов» и т.п.

Проходит неделя. Предположим, патриарх выступает с такой оценкой политических событий, которая не устраивает издателя некоей газеты. И вот та же газета, что недавно обвиняла Церковь в изоляционизме, теперь начинает ее отчитывать за клерикализм: «Как смеет Церковь вмешиваться в политику?! Ее дело молиться!». Тоже цирк , хотя уже и не «советский».

А в педагогических институтах и на учительских семинарах и поныне продолжают крутить логическое сальто-мортале, отрепетированное еще в советское время. Любой курс лекций по «научному атеизму» начинался с заявления: религия – это порождение детства человечества. Это такое неразвитое мифологическое первобытное мышление. Но потом человечество выросло из него, родилась философия, научная рациональная мысль, и человечество вышло «на столбовую дорогу прогресса». Итак, исходная позиция: «Религия – детское мышление».

Проходит еще несколько лекций, и научно-атеистический профессор предупреждает: «Дорогие товарищи, вы станете учителями, так будьте бдительны, не давайте детям никакого религиозного воспитания. Не надо насиловать детей и навязывать им религиозное мировоззрение».

Теперь сопоставьте заключительную позицию с исходной. Если религия есть детское мышление, то спрашивается: почему детям не разрешить думать по-детски?

Налицо явный кувырок через голову.

Я не ставлю в данном случае вопрос – является ли религиозное восприятие мира «правильным» или «неправильным». Просто мне кажется – даже та мифология, которая называется «научным атеизмом» должна быть вежливой с правилами логики. А логика говорит: если ты заявляешь, что религия – это детская модель мышления человечества, и, кроме того, считаешь, что каждый ребенок проходит в своем индивидуальном развитии весь филогенез, всю историю человеческого рода – значит, ты чисто логически вынужден признать – в жизни ребенка, конкретного ребенка, обязательно должен присутствовать период мифологического восприятия мира. А значит – он сам жаждет услышать о Горнем мире.