Христос же с каждым говорит на его языке: с рыбаками о рыбах; с крестьянами – о севе; с законником – о Писании. Вопрос, заданный им, весьма не прост. Дело в том, что в Законе насчитывались многие сотни конкретных и зачастую, вполне мелочных предписаний. Чтобы втиснуть реальную жизнь в этот кодекс, нужно было немало потрудиться. Ветхозаветный Закон регламентировал питание и труд, семейную жизнь и образ путешествия; в него входили как обрядовые нормы, так и элементарные принципы гигиены. Кроме того, на 278 положительных заповеданий (предписывающих так-то и так-то делать то-то) приходилось 365 запретов, запрещавших определенные действия. В силу преобладания в иудейском Законе негативных, запрещающих положений, жизнь человека, стремящегося жить благочестиво, ко времени Христа превратилась в непрестанное тяжкое раздумье, как поступить, не нарушив какую-либо заповедь или ее толкование «старцами».

Выход из бесконечного лабиринта законнических толкований Христос дал в Своей проповеди. Если Ветхий Завет говорил «делай» или «не делай», то Новый Завет говорит: «Будь». «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф. 5,48). Все евангельские заповеди блаженств говорят именно о внутреннем устроении сердца, а не о внешнем распорядке действия («Блаженны нищие духом,... плачущие,... алчущие и жаждущие правды,... милостивые,... миротворцы,... гонимые правды ради). Позднее апостол Павел, сам бывший некогда учеником израильских законников, скажет: «Чистому все чисто... Все мне позволено, но не все полезно» (см.: Тит. 1,15: 1 Кор. 6,12). А еще через пять веков блаженный Августин найдет слова для выражения полноты евангельской этики: «Люби Бога и делай, что хочешь».

Во времена же земной жизни Иисуса Христа к Нему вновь и вновь подходили с вопросом: «Учитель, скажи: какая заповедь наибольшая в Законе?» (Мф. 22,36). По сути, этот вопрос задает и тот законник, ради которого была рассказана притча о добром самарянине. Его вопрос: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную», – самый важный религиозный вопрос. Собственно, он и составляет суть религии. Ведь религия – это не рассказ о Боге; это такой образ жизни и действий, который приводит человека к вечной жизни, помогает ему преодолеть пропасть смертиxci. Тот же самый вопрос задает Христу и богатый юноша (Мф. 19,16), но задает его искренне – и потому получает от Спасителя приглашение стать апостолом: «Приходи и следуй за Мной». Сама по себе постановка вопроса и юношей, и законником, чрезвычайно верна: не что мне прочитать, чтобы наследовать жизнь вечную, не что мне узнать, но – «что мне делать».

От Евангелистов (и тем более от Христа) не укрылось, что законник подошел «искушая». Насколько можно понять, искушение состояло в том, что Христу предлагали обычную логическую ловушку (подобную тем, что неоднократно встречаются в Евангелиях – вспомним вопрос о подати кесарю или о женщине, взятой в прелюбодеянии).

Если Христос ответит на самый важный вопрос религиозной жизни, не упоминая Закона, минуя его или изменяя его – это даст повод поднять народное возмущение против «кощунника». Слова Христа, сказанные Им в начале Его проповеди: «Не нарушить пришел Я закон, но исполнить», – тем самым оказались бы просто словами.

Но если Христос будет говорить строго в рамках Закона – то станет как бы излишним и непонятным Его собственное присутствие в Израиле.

Таким образом, Его проповедь о Себе Самом и об уникальности Своего служения будет опровергнута Его же собственными словами. Ибо, если спасение – от закона и через простое исполнение дел закона, то Христос напрасно пришел.

Поэтому юноше, искренне спрашивавшему Христа о пути спасения, Тот ответил прямо: исполняй заповеди и иди за Мной.

Законник не мог бы принять конечного предложения Христа: для этого надо было быть чуть-чуть более открытым и смиренным. И Христос предлагает ему повод к смирению. Он лишает его комфорта от самоуверенного ощущения собственной праведности. И тем самым, к нему Христос обращает тот призыв, с которого Он вообще начал Свою земную проповедь: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3,2).

Закон (в полном соответствии с самими Ветхозаветными Писаниями) сводится Христом к двуединой заповеди: «Люби Бога и ближнего». Заповедь «люби ближнего как самого себя», это, оказывается, не «евангельская» заповедь, а ветхозаветная – «в законе что написано?». Она, действительно, есть уже в Ветхом Завете (Лев. 19,18). Как мы помним, собственно новозаветная заповедь о любви звучит христоцентрично: «Заповедь новую даю вам – да любите друг друга, как Я возлюбил вас».

Поскольку любому человеку, читавшему Писания, было известно, что суть Закона именно в этой двуединой заповеди, законник считает нужным оправдать себя за то, что задал такой очевидный вопрос. И он срочно формулирует новый вопрос: «Желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?» (Лк. 10,29).

Ветхозаветные тексты позволяли по-разному ответить на этот вопрос.

Некоторые места Ветхого Завета можно было истолковать так, что «ближним» является только благочестивый и богобоязненный единоплеменник; некоторые в число «ближних» позволяли включить и язычников. Зная предшествовавшую проповедь Христа, можно было предположить, что Он отдаст предпочтение именно расширенному способу толкования заповеди о любви. Но тогда перед народом, ненавидевшем римлян, можно будет обвинить его в призыве «любить оккупантов-язычников».

Из этой ловушки тоже надо было мгновенно указать выход. Этим выходом и явилась притча о добром самарянине (то есть, с точки зрения иудеев, притча о добром «еретике»).