В принципе, это право и даже рефлекс любого религиозного человека – спрятать свои святыни от внешней критики. И не стоило бы нисходить до уровня «воинствующего безбожия», преследуя верующих людей с плоско-рационалистическими опровержениями их верований…. Если бы не одно обстоятельство: сами себя теософы рекомендуют себя в качестве людей не веры, а науки. Что ж, назвался груздем – полезай в кузов. Тот, кто мнит себя ученым, должен быть готов к разговору на языке науки, то есть к научной критике своих тезисов.

Да у разума есть свои пределы, далее которых он пройти не может. В науке и философии сам же разум эти границы в конце концов и замечает и формулирует. И только религия привносит в эту проблему о «пределах познания» волевой элемент и говорит не просто «возможно» или «невозможно», но «допустимо» и «недопустимо». Тем самым традиционное для религозного мышления деление мира на «сакральное» и «профанное» проявляет себя и в гносеологии. Отсюда и обратный вывод: там, где кладутся волевые ограничения работе рацио – там мы имеем дело именно с религиозным мышлением. Но и будучи религиозным, мышление не перестает быть мышлением и в нем есть своя рациональность. Эта внутрення логика религиозной модели мира отчасти уяснима самими адептами той или иной религиозной традиции, отчасти проясняется как раз для стороннего объективно-религиоведческого анализа.

Итак, из того, что разум не может позитивно решить все проблемы религиозной жизни, никак не означает, что он не способен помочь в решении хотя бы некоторых. Поэтому и анализ теософии здесь будет вестись не на уровне “мистических переживаний”, а на уровне работы с источниками и апелляции к логике. Во многих местах предлагаемого текста проводится вполне заурядная научная работа с историческими источниками, то есть такая работа, каждый шаг которой может быть проверен и понят человеком любых религиозных воззрений.

В некоторых случаях автор дает свои дефиниции. Поэтому при несогласии с теми или иными моими тезисами придется уточнять: одинаково ли понимание того или иного термина (скажем, “религия”, “обряд”, или “вера”) у автора и у читателя.

Кроме того, в рамках разговора о методологии предполагаемой дискуссии, я должен сказать, что я не обвиняю современных теософов (за исключением некоторых, вполне доказательных случаев, о которых речь пойдет ниже) в сознательной лжи, состоящей в том, что антихристианское учение они пытаются выдать за вполне евангельское. Я буду с ними спорить, но не буду обзывать безнравственными подлецами.

Для большинства людей, издалека симпатизирующих их учению, “Тайная Доктрина” Блаватской осталась тайной. Для них и написана эта книга.

Кем в таком случае я считаю своих оппонентов? — Хорошими людьми, оказавшимися в плену у плохой философии.

Поскольку эта книга написана в жанре компаративистики (сравнительного сопоставления), то тут же приведу и первое из них.

Знаете, что думали Рерихи о своих оппонентах? – “Мы должны понять, что имеем дело не с культурными людьми, но в большинстве случаев с отбросами»11; «Идиоты,.. нестоящий материал»12.

А вот что говорят наши современники: «Татьяна Ивановна процентов восемьдесят своего доклада посвятила Кураеву, называла часто это имя. Иногда слышишь от рериховцев: «Господи, о чём мы там говорим самоутверждающееся ничтожество» и т.д. Думаю, что это не совсем правильная позиция. Это безусловно, самоутверждающееся существо»13. «Мы зря упоминаем тут имя Кураева. Тут было сказано слово «существо» и мне кажется, что оно в этом случае больше подходит»k.

Моя же цель будет не в том, чтобы сказать ответную гадость. В этой книге я как раз не намерен проводить границу между собою и Рерихами. Я хочу показать то общее, что у нас есть. И православное христианство, и теософия Блаватской, и Агни Йога Рерихов – это порождения религиозного поля. Это – религии. Вот это то, что реально есть у нас общего. Но отчего-то именно наличие этого общего рериховцы яростно отрицают.

Зачем и как? Это мы и попробуем выяснить на нашем первом «Уроке сектоведения».

Слишком маленькая задача для такой большой книги? С точки зрения научной объем этой книги и количество приведенного в ней материала действительно избыточны. Но обращаюсь-то я не только к непредвзятому читателю, но и к людям предубежденным. От одного аргумента или от одной цитаты они отмахнутся. Им приходится доказывать, что показанная им малосимпатичная черта любезной их сердцу теософии не есть случайность. Ради них и пришлось увеличить количество собранного материала и, соответственно, размеры нашего исследования. Что ж, как говорил честертоновский отец Браун – «Если вы не понимаете, что я готов сровнять с землей все готические своды в мире, чтобы сохранить покой даже одной человеческой душе, то вы знаете о моей религии еще меньше, чем вам кажется»14. Мне же никаких «готических сводов» не нужно было разрушать. Чтобы подтолкнуть хотя бы нескольких людей (рериховцев) к труду честного сопоставления и размышления – мне пришлось лишь написать книгу (правда, толстую).

А почему среди моря оккультных школ именно Рерихи были избраны для религиоведческого анализа и сопоставления с христианством? Да, прямых последователей учения Рерихов не так уж и много в России. Но оккультизм в целом, в совокупности многих сотен своих школок и секточек, весьма многочислен и активен. И среди многочисленных российских оккультистов немногочисленная школа рериховцев, пожалуй, самая большая и самая известная. С оккультизмом как таковым, с оккультизмом “вообще” спорить слишком трудно. Покажешь, что некоторое утверждение некоего оккультного автора и ненаучно, и не слишком совершенно с точки зрения нравственности - а остальные оккультисты скажут: “Ну, так это же нас не касается. Для нас критикуемый вами автор никак не авторитетен. Вы бы ознакомились с книгами именно нашей группы!”.