— Я прошу студентов отнестись ко мне как к самому обычному преподавателю: «У вас же есть спецкурсы о Канте, о Платоне, и, прослушав их, не обязательно становиться ни кантианцем, ни платоником. Также и цель этих моих лекций не в том, чтобы по их окончании вы крестились». Но я надеюсь, что, прослушав курс по Православию, две вещи студенты все-таки ощутят: во-первых, будет воспитан некоторый вкус, опыт размышлений на религиозные темы; и затем, встретившись с сектантскими проповедниками и книжками, они заметят, как все это примитивно. И второе — у них останется некое послевкусие: ощущение того, что Православие — сложная, серьезная, парадоксальная религия. Может быть, пройдут десятилетия, прежде чем студенты придут в Церковь, но у них будет хотя бы память о том, что Церковь — это пространство человеческой жизни.

Тот вывод, который я хотел бы запечатлеть в памяти людей,— это не те или иные какие-то конкретные мои слова, аргументы или цитаты. Мне бы хотелось, чтобы осталось какое-то общее ощущение того, что в религиозной области можно и нужно думать.

Это важно потому, что советские люди были воспитаны в убеждении, что религия и разум несовместимы. В советские времена из этой «несовместимости» делали вывод: «Я выбираю разум, и долой религию!». А сегодня маятник общественного вкуса качнулся в противоположную сторону, но стереотипы все равно остались, поэтому современное массовое сознание снова говорит: «Раз религия и разум несовместимы, я выбираю религию, и долой разум! Барабашки, залетайте!».

Надеюсь, что в университетских лекциях мне удается воздерживаться от агитационно-проповеднических интонаций.

- Вы допускаете шпаргалки на своих экзаменах?

- Было время, я сомневался, можно ли ставить плохие оценки. Сначала было опасение: мол, если я поставлю заслуженную двойку или тройку, человек уйдет от меня с горьким осадком, и, вполне возможно, эту свою горечь он сохранит и в своем отношении к Церкви. Так что низкая оценка может оказаться антимиссионерским поступком. Мол, важнее, чтобы у студента осталось доброе впечатление студента от общения с православным миссионером. Потом понял, что это нечестно. На экзамене я - преподаватель, а не миссионер. С другой стороны, студенты сами очень быстро почувствуют фальшь. Получится, что я их пытаюсь подкупить отметками, как туземцев бусами, заманиваю их в Церковь «пятерками». В общем, я решил быть обычным преподавателем. Я не ставлю «автоматом» пятерки и не заигрываю со студентами Порой у меня и православные юноши получают двойки – если они надеются «выплыть» на общей богословской эрудиции...

Мой курс все же слишком авторский. Поэтому я разрешаю пользоваться и шпаргалками и конспектами, и книгами. Студентам это все мало помогает. Достаточно задать один-два вопроса и становится ясно: понимает человек, что говорит или нет.

- Часто ли вы встречаетесь с аудиторий, которой ваша лекция «до лампочки»?

- Почти всегда с этого начинается. Но чтобы привлечь к себе внимание студентов, я в ладоши не хлопаю. Зато могу ударить по самолюбию. Например, заявить, что в вашем тьмутараканском университете не так уж часто выступают московские профессора. Напомнить, что я самый избалованный лектор России, и на моих лекциях слушатели нередко стоят в проходах и сидят на ступеньках. И вообще считайте мою лекцию инспекцией из Москвы: «Что такое ваш университет? Это ПТУ, купившее вывеску университета, или действительно учебное заведение высшего класса? Я не собираюсь тратить силы на то, чтобы заставлять вас меня слушать. Коль вам скучно, извольте выйти вон. Но после этого не считайте себя людьми науки».

После такого вступления внимание всегда возрастает. Но при условии, если уже прошла часть лекции и хотя бы часть аудитории поняла, что здесь нечто иное, чем привычное им занудство или давление авторитетом. То есть этот аргумент работает только тогда, когда до него были предъявлены другие аргументы в пользу того, что наше общение стоит того, чтобы быть продолженным. Кстати, я с удивлением узнал, что в провинциальных университетах лектор, говорящий без бумажки, вообще воспринимается как чудо.