Сегодня «Закон о противодействии экстремистской деятельности» устанавливает, что если некий человек, связанный с общественной или религиозной организацией, допустил высказывания, разжигающие национальную или религиозную рознь, то эта организация должна в пятидневный срок публично отречься от этих заявлений34. Иначе к ней будет применен принцип именно коллективной ответственности.

Анти-антисемитские издания и центры активно поддержали этот закон. Но отчего же тогда они сами не осаживают «отдельно-взятых» хамов и расистов еврейской национальности? А раз сами еврейские общины не отделяют себя от таких публицистов, то что же удивляться тому, что и в наших глазах они смотрятся единой колонной? А потому я считаю допустимым, основываясь на «отдельных публикациях» говорить все же именно о позиции «еврейской публицистики» и о «еврейском взгляде на Россию и православие».

Александр Нежный верно сказал, что “порядочный человек тем и отличается от шпаны, что всегда найдет в себе нравственные силы провести непереходимую грань между хамами, политическими авантюристами и палачами — и народом, которому по крови они принадлежат”.

Соглашаясь с этим, я никогда не скажу, будто еврейский народ состоит из хамов, политических авантюристов и палачей. И все же в иные моменты более общие имена вполне закономерно прилагаются для обозначения более частных групп людей. На Куликовом поле русские воины не говорили: “Вон, идут солдаты золотоордынского хана”, но – “вот татары идут”. Об Александре Невском говорили, что он “немцев побил” (хотя было бы наивным полагать, что сказавший так предполагает, будто все немцы, жившие в то время на планете, ходили с синяками под глазами). По правилам нашего языка допустимо сказать, что не бонапартисты, а французы были изгнаны Кутузовым из Москвы… Вот и в сегодняшней информационной войне при разговоре о русскоязычной прессе порой вполне уместно указать: “евреи пишут…”.

Сами-то “демократические” журналисты почему–то, категорически отрицая принцип “коллективной ответственности” в случаях, когда речь идет о недостойном поведении евреев, историю христианства описывают именно в категориях “коллективной вины”.

Человеческий, а не идеологически-инквизиционный разговор на эту тему может быть продолжен лишь в том случае, если следующая статья, полемизирующая со мной, начнется с признания очевидного: да, к сожалению, действительно есть такие еврейские публицисты (причем самых разных религиозных взглядов), которые и в начале века, и в советские годы, и в годы “демократических перемен” совершенно недопустимым образом отзывались о России, ее истории и культуре, о православии и Евангелии, чем и вызвали появление антисемитских настроений… Вот после этого уже можно будет всерьез обсуждать – как же именно эти настроения гасить. Иное поведение будет проявлением двойного нравственного стандарта, то есть – попросту безнравственностью, которая исключает любой диалог.

Слишком многое станет странным, непонятным и в мировой истории, и в истории евреев, и в русской культуре, если подмечать лишь неприятные реплики в адрес евреев и не задумываться над тем, что же именно порождает эти реплики и жесты.

Вот очень показательный текст, из которого станет ясно, зачем именно я взялся за написание этого сборничка: «В мемуарном очерке «Вольный проезд» Марина Цветаева рассказывала о том, как в сентябре голодного восемнадцатого года она отправилась в Тульскую губернию выменивать мыло и ситец на муку, пшено, сало. Она остановилась в доме, где жили красноармейцы-продотрядовцы, приехавшие из Петрограда. Идут реквизиции. Продотрядовцы разбойничают, выжимают из людей последние соки, народ стонет. Реквизиторы – командир продотряда Иосиф Каплан («еврей, хам, коммунист с золотым слитком на шее»), его жена («наичернющая евреечка, обожающая золотые вещи и шелковые материи»), сотоварищи Левит, Рузман, какой-то «грузин в красной черкеске» и др. Жена командира говорит: «Иося прав, не может народ больше томиться в оковах буржуазии. Иося мечтает сорвать колокола с сорока сороков московских церквей, чтобы перелить их в памятник Карлу Марксу». Затем следует «мытье пола у хамки» т. е. у «наичернющей евреечки»), которая все сделала, чтобы появилось «чувство, что я определенно обращена в рабство». Излагаются разговоры о том, что ЧК возглавляет жид Урицкий… Конечно, рассуждает автор «Вольного проезда», и евреи бывают разные… И скорбь об убиенном императоре, и проклятия его убийцам… Это далеко не полный перечень всего омерзительного, что, как сгусток грязи, собрано в очерке Марины Цветаевой относительно евреев… Не будем вдаваться в выяснение вопроса что же все-таки послужило поводом для появление такого антисемитского опуса»35.

Так почему же не стоит «вдаваться в выяснение вопроса» о том, почему совестливейшая, интеллигентнейшая русская женщина вдруг написала «антисемитский опус»? Неужто это ее действие ну никак ничем не спровоцированно? Неужто она все придумала – и не было ни Урицких, ни «Капланов»? Неужто на пустом месте родились горькие протесты против еврейских кощунств у Розанова, Блока, Бунина, Шульгина36.

Если боль есть – то глушить надо боль и то, что ее порождает, а не разговоры о ней. Если не говорить о той боли, о том негативе, что копится в наших душах, если все таить в себе, то может быть взрыв, обвал. Демократия для того и предписывает свободу слова, чтобы, во-первых, уметь диагностировать настроения, формирующиеся у той или иной части общества, во-вторых, чтобы хотя бы порой некоторые негативные настроения выходили в пар, в свисток, в слова, а не в реальные дела разрушительного характера, в-третьих, для того, чтобы словесной борьбой, фехтованием ораторов и журналистов заменить ту борьбу, в которой нож или автомат являются главными аргументами. Нет, не стремится эта книжка к разжиганию межнациональной розни. Напротив, я был бы рад ее загасить и именно для этого попробовал выговорить то, что бродит уже в душах очень многих русских людей.

Я убежден, что антисемитизма в этой книге нет37. Я не считаю еврейский народ в чем–то хуже народа русского или любого другого. Я просто не считаю евреев лучше всех остальных народов. Но, кажется, сегодня даже это уже считается антисемитизмом. Но разве есть национализм в том, чтобы просить ко всем народам и ко всем людям подходить с одними и теми же нравственными критериями? В этих статьях именно это и делаю. Я все время просто и скучно спрашиваю: «Господа! Я понимаю, что чужая боль плохо чувствуется. Но представьте, что точно такую же фразочку кто-то бросит в адрес вашего народа. Вам разве не будет больно? Так, может, и вы не будете бросаться булыжниками в нас?».

Не знаю – расслышат или нет это мое обращение еврейские журналисты. Если нет – тогда сама русская интеллигенция должна помочь остановить поток провокаций. Для начала – хотя бы осознать само наличие проблемы. Затем - осознать, что русский интеллигент совсем не обязан стесняться того, что он русский. Затем – понять, что звание интеллигента совсем не обязывает оправдывать любую гадость, учиненную еврейским журналистом (оправдывать только на том основании, что он еврей, а евреев, дескать, осуждать нельзя). Затем - попробовать пояснить хотя бы знакомым поносителям русской духовной культуры, что в многонациональной стране так себя вести недопустимо.

В сентябре 1998 г. в Воронеже была у меня встреча с преподавателями местного университета. Два часа разговор шел спокойный и серьезный. Затем мне задали вопрос: «Почему ваш патриарх поддержал войну в Чечне?». Поясняю: «Патриарх не менее пяти раз выступал с призывом остановить чеченскую войну. Он делал такие заявления и от себя, и вместе с Синодом, и вместе с лидерами мусульман России38. Но эти его заявления почему-то оказались замолчаны прессой. Поэтому тут вопрос не в Патриархе. Вопрос в том - почему столь странный информационный тромб образовался на нашем телевидении? Не связано ли это с тем, что телевизионные каналы находятся на содержании у так называемых «олигархов», а эти олигархи – евреи? Может, им кажется выгодным, чтобы Россия рассорилась с мусульманским миром, и тем самым стала объективным союзником Израиля? Может, поэтому в средствах массовой информации желают придать этой нефтяной, мафиозной войне видимость войны религиозной, войны христиано-исламской?».

Аудитория возмутилась. Однако после того, как я привел несколько цитат, несколько фактов, атмосфера вновь стала спокойно-раздумчивой, эмоциональный накал спал. И тогда уже я обратился к людям со своим вопросом: «Коллеги! Вы – русская интеллигенция. За два часа нашего общения я сказал немало горьких слов о положении в Русской Церкви, о том, что вообще происходит с народом. И никто из вас при этом не счел нужным возмутиться. Но стоило только мне упомянуть одной лишь фразой о евреях – как вы сочли своим долгом воспрянуть и дать мне гневный отпор. Почему вы разрешили убедить себя, что в истории и верованиях любого народа, особенно русского, можно вскрывать недостатки, но о евреях можно говорить лишь положительно? Так кто из нас националист? Кто превозносит один народ над другими? Почему вы не считаете своим нравственным долгом защищать русскую культуру и русских, но считаете своей непременнейшей обязанностью всякий раз грудью вставать на защиту евреев? Как же вы позволили так воспитать, так выдрессировать себя?».