Радуйся, Еюже клятва исчезнет.

Радуйся, падшего Адама воззвание:

Радуйся, слез Евиных избавление.

Радуйся, высоте, неудобовосходимая человеческими помысли:

Радуйся, глубине неудобозримая и ангельскима очима.

Радуйся, яко еси Царево седалище:

Радуйся, яко носиши Носящего вся.

Радуйся, звездо, являющая солнце:

Радуйся, утробо божественного воплощения.

Радуйся, Еюже обновляется тварь:

Радуйся, Еюже поклоняемся Творцу.

Радуйся, Невеста неневестная.

{В этом гимне 24 строфы, инициалы которых составляют греч. алфавит. Приводим большую часть первой строфы.}

* * *

Он

В том же Влахернском храме в Рождественскую ночь Святой Андрей, Христа ради юродивый, увидел Богородицу, простиравшую над Своим народом Свой покров. Сегодня Влахернской церкви больше нет, риза была украдена, город захвачен. Но мы по–прежнему сохраняем и почитаем «агиазму», святой источник. И Матерь Божия по–прежнему простирает Свой покров над Византией мистической, Византией истоков.

Я

Здесь раскрывается самая глубокая тайна Константинополя–тайна Нового Иерусалима. Ее символизирует Святая София. Начиная от Храма Премудрости, этот символ распространился на весь город, воспроизводивший в себе все великолепие земли, чтобы соткать из него брачную ризу Супруги, Которая вместе с Духом взывает: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр 22.20). Он грядет уже сегодня, и уже сегодня Город предображает собою «святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Он имеет славу Божию. Светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному» (Откр 21.10–11).

Вот почему Матерь Божия была Владычицей города, ибо Она собирает в себе всю красоту земли, как говорит Палама, и красоту эту переносит в вечность.

Вот почему Константинополь стал огромным собранием реликвий, ибо они суть часть материи, уже освященной, напоенной светом грядущего Царства.

Вот почему Константинополь таил в самом городе такое множество монастырей, где люди, облеченные в ангельский образ, граждане нового Иерусалима, творили непрерывную молитву. Эти общины, запечатленные образом изначальной общины – и в каком–то смысле последней – общины иерусалимской, несли в себе свидетельство активной любви и посвящали себя служению бедным. Социальная их роль была огромна. Были и чистые созерцатели, пронизанные светом последнего Преображения. Таковы в Студийском монастыре Симеон Древний и его ученик Симеон Новый Богослов.