Григорий Нисский

Об устроении человека.

Бестелесные духи никогда не будут духовными людьми. Только все наше бытие целиком, то есть соединение тела и души, воспринимающее Духа Божия, образует духовного человека.

Ириней Лионский

Против ересей, 5, 8, 2.

Образует ли человека душа как таковая? Нет. Она не что иное, как душа человека. Тогда, может быть, человеком зовется тело? Нет, и оно есть лишь тело человека. Отсюда следует, что, поскольку эти две составные части по отдельности никогда не могут образовать человека, лишь единство, образованное их соединением, заслуживает наименования чело века. Не подлежит сомнению, что Бог призвал к жизни и воскресению всего человека, а не какую–либо часть его. Призвана целостность человека – душа, но также и тело. Если же оба образуют нерасторжимое единство, можно ли согласиться с тем, что одно спасается без другого? Если признается возможность нового рождения плоти, не будет ли унижением для нее спасение души без тела?

Иустин

Фрагмент 8.

Если плоть поистине бесполезна, почему Христос исцелил ее? И прежде всего, почему Он это сделал вплоть до воскресения из мертвых? Какова была Его цель? Не заключалась ли она в намерении показать нам, как должно произойти воскресение? Кроме того, каким образом Он воскрешал мертвых? Что воскрешал Он – души или тела? Очевидно, что и то, и другое вместе Если воскресение должно быть только духовным, Ему надлежало бы показать после Своего собственного воскресения Свое распростертое тело, с одной стороны, и Свою душу так, как она есть, – с другой. Но Он не сделал ничего из этого и воскрес вместе с телом в убеждении, что обетование жизни относилось и к нему тоже. Для чего воскрес Он в своей распятой плоти, как не для того, чтобы показать нам реальность телесного воскресения? Желая убедить учеников, отказывающихся признать действительность Его воскресения вместе с телом… Он позволил им коснуться Себя и показал им следы гвоздей на Своих руках. Но поскольку они все еще сомневались в том, что это Он и в Своем теле, Он спросил у них пищи, чтобы вкусить вместе с ними… и ел мед и рыбу. Так Он доказал, что воскресение свершится в нашем подлинном плотском теле. С другой стороны, утверждая, что жилище наше будет на небесах, Он захотел явить, что плоти возможно вознестись на небо, и таким, каков был, то есть во плоти, вознесся на небо (Мк. 16, 19).

Иустин

Фрагмент 9.

Самым центром, средоточием человека великие духоносцы Единой Церкви считали «сердце» Это «сердце», – что соответствует одноименному органу, но не отождествляется всецело с ним – есть местопребывание сознания–любви, где весь человек одновременно концентрируется и раскрывается. «Сердце–дух», открытое навстречу Святому Духу и воспринимающее Божественный свет, чтобы сообщить его телу… Ибо плоть может стать духовной, в то время как, напротив, самый высокий ум, закрытый для тайны, делается плотским.

Благодать запечатлевает в сердце сынов света законы Духа. Следовательно, они не должны черпать уверенность только из Писания, написанного чернилами, поскольку благодать Божия высекает законы Духа и небесные таинства также на скрижалях сердца. Сердце поистине руководит и правит всем телом. Как только благодать овладевает сердечными пастбищами, она воцаряется над всеми членами и мыслями. Ибо именно в сердце заключен дух и все душевные помыслы и надежды. Через него благодать проходит во все члены тела.

Псевдо–Макарий

Пятнадцатая гомилия.

Повествование о грехопадении, содержащееся в книге Бытия, получило у многих отцов глубокое истолкование, исключающее всякую «ревность» со стороны Бога, всякое «террористское» представление о Божестве. «Древо» жизни было древом созерцания, возможностью познать мир в Боге. Человек мог подойти к нему лишь после долгого приготовления, ибо был бы сожжен Божественным огнем, приблизившись к нему в состоянии инфантильной бессознательности (тема, близкая св. Иринею) или в порыве эгоцентрической алчности, чтобы грубо овладеть миром с целью потребления вместо того, чтобы уважать его и принести его в дар. Человеку надлежало созреть и сознательно, через свободное отрешение и веру, достичь любящего доверия в личном Боге… Отсюда запрет, который соблазнитель представил как запрет всеохватный и окончательный, как ревность Творца, желающего уничтожить Свое творение. Тогда человек пожелал «овладеть Божиим без Бога». И Бог прогоняет его от древа жизни, чтобы человек не был обожен в состоянии лжи и «самопоклонения», что означало бы ад, от которого нет избавления… Отсюда и смерть – следствие уклонения человека, но также и целебное средство, поскольку она пробуждает в человеке сознание своей конечности и делает его восприимчивым к благодати. Отсюда «кожаные одежды», в которые Бог, согласно книге Бытия, облачил падшего человека, – одежды двусмысленные, как и смерть (ведь они именно и означают жизнь, смешанную со смертью). Действительно, с одной стороны, они символизируют мутность, непрозрачность вселенной, преданной человеком в руки смерти; с другой – адаптацию к смерти, защиту, благодаря которой возможен ход истории и тот медленный прогресс в развертывании Откровения, о котором говорит св. Ириней. Ведь грехопадение хотя и затемнило, но ни в коем случае не упразднило образ Божий в человеке. Символическое повествование о грехе указывает на исходное состояние человека, ускользающее от наших нынешних познавательных возможностей, так как временные пространственные и материальные условия были тогда совершенно иными (предчувствие их дано нам лишь в преображенном человечестве Христа). То, что мы называем эволюцией, – это милосердное возобновление Премудростью Божией падшей твари, в противном случае обреченной «потопу» самораспада; это, в конечном счете, воспитание человека, снятие «кожаных одежд», чтобы, наконец, человек, обнаженный райским светом, смог приобщиться к нему.

Грех совершается постоянно, как постоянно совершаются все величайшие события духовной истории. Логос неустанно побеждает смерть смертью, в результате чего из распадающейся вселенной рождается многосложность жизни. Крест и Воскресение вписаны в самую суть вещей – вплоть до того, что Воплощение и Страсти Бога Слова в этой смешанной со смертью, вечно побеждающей и вечно побежденной жизни становятся источником, ключом жизни, смешанной с вечностью, в которой человек призван участвовать как в окончательной победе.