П. Каким образом?

К. Мы или для себя самих делаем что-либо доброе, отсекая например непристойные и порочные удовольствия, умерщвляя «умертвите земные члены» (Кол. 3, 5), приводя дух в состояние кротости, заботясь о нищете духовной, имея чистый и непомраченный, насколько возможно, ум,— или же по отношению к братиям совершаем добрые дела, захотевшим огорчить и неприязненно оскорбившим нас оказывая незлобие, страждущим подавая помощь, утешая огорченных, заблудившихся по неведению обращая на путь правый и руководя к лучшему, удовлетворяя нуждающихся и ревностно стремясь совершать то, что могло бы быть приятно Богу. Итак, разве не двоякий бывает как бы вид справедливости, один совершаемый в отношении к нам самим, а другой в отношении к другим?

П. Кажется.

К. Посему таковую двойственность закон всегда почти уподобляет раздвоенному копыту или двупалости ноги; ибо нога всегда может быть для нас знаком и образом действительного шествования путем деятельности, и мы говорим, что правою стопою шествуют, о тех, которые весьма ревностно стремятся беспорочно идти к совершению служащего на пользу. Воспевает же и Давид: «нога моя ста на правоте» (Пс.25, 12), то есть в справедливости и правоте шествовал я и возненавидел развращенное; о грехолюбивых же говорится: «Ноги их быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях их» (Рим. 3, 15-16; Ис.59, 7). Итак, нога есть знак шествия в делах; двупалость же может служить ясным образом того, что мы можем право и безукоризненно шествовать тем и другим путем; путем добродетели в отношении к нам самим, и путем добродетели в отношении к другим.

П. Речь убедительна.

К. Итак, кто умеет право и разумно шествовать тем и другим путем, кто может приносить пользу и себе и другим, разумею — качеством нравов, и притом смышлен и весьма благоразумен, делает сердце свое как бы каким вместилищем и жилищем помышлений о Боге, постоянно как бы приводит во всестороннее движение в себе мысли о Божественных догматах и чрез это частое и разумное исследование утончает некоторым образом его столь тщательно усвоенные мысли: тот совершенно подобен будет животному, жующему жвачку, пищу находящуюся в утробе всегда отрыгающему и доводящему до зубов, чтобы она, еще раз измельчившись, хорошо переварилась и пошла на пользу.

П. Ты говоришь правильно.

К. Животное, которое имеет ногу, оканчивающуюся раздвоенным копытом, и отрыгает обратно сокрытую в утробе жвачку, закон называет чистым потому, что человек, способный быть полезным и добрым в отношении к себе самому и другим и соединяющий с этим любословие и опытность в познании, очевидно о Боге, будет совершен в добродетели И будет иметь в себе самом безукоризненность в отношении кя всему досточудному. Да если бы и другой кто-либо сделался причастным таковому — разумею — чрез научение, и, гак сказать, поядал слова его, сделался подражателем (его), решился соревновать столь отличному и избранному мужу: то будет нескверен и чист; потому что будет жить вместе с чистым, и свой собственный образ жизни тотчас явит как бы отображением его мудрости и полезного знания. Вот что, думаю, значит, что нам должно вкушать от всякого животного, от природы разделяющего ногу на два копыта и отрыгающего жвачку. Ибо чисты таковые животные, говорит закон, по сейчас указанной причине.

П. Я понял, что ты говоришь.

К. Итак, человека превосходного и совершенного в добродетели он таинственно указал в животном, которому свойственна двупалость, и которое отрыгает жвачку. А что прекрасно и полезно удаляться от того, что не такого духа, от хромающего как бы в добре и ищущего позади совершенства в добродетели, этому опять научает, когда ни отрыгающих жвачку, но не обладающих двупалостию, ни обладающих от природы двупалостию, если они не имеют жвачки, не одобряет, а напротив обвиняет в нечистоте и полагает в числе способных осквернять. Итак, правильно рассуждая и прелагая таинственно сказанное в истину, утверждаем, что двупалость ноги есть образ деятельной силы и качества нравов. Жвачку же определяем как знак слова по благочестию бываемого и познания догматов правого и испытанного. Разве это не так?

П. Совершенно так.

К. Посему справедливо несовершенным в добродетели и далеко не достойным удивления может быть признан хвалящийся добрыми делами, но не обладающий правостию учения, и не имеющий в уме глаголов истины. А что и обратное истинно, это также ясно: ибо правость учения и сладкое размышление о Божественных глаголах нисколько не помогли бы совершенству в рассуждении добродетели, если бы с ними не связана была слава добрых дел. Только правый в том и другом получит совершенную похвалу; а кому недостает того или другого, тот не полную будет иметь похвалу за доброе. На таковое нечто указывает и Спаситель, говоря, что «малейшим наречется в Царстве Небесном» научающий, но еще не сотворивший сам, и наоборот «великим» и славен сотворивший и научивший (Мф.5, 19). Итак, нечист по закону не обладающий чем-либо одним только. А что должно удаляться от таковых и никаким образом не являться участниками их, это он разъяснял, говоря: «от мяс их да не ясте, и мертвечин их да не прикасается»: то есть и пока они живы, не имейте с ними общения, и когда, может быть, умрет кто-либо из таковых, нескверным блюдите ум свой, даже не прикасаясь, так сказать, к сделанному ими, очевидно многоречивым и скверным писаниям их, ибо это — останки жизни человека. Делать это обычно невежественным еретикам. Ибо хотя соделавшиеся вождями присущего им невежества несомненно заблуждались, однако останки как бы своего нечестия передали своим ученикам; а эти принимают, притом весьма охотно, и усвояют сие умом, и имеют осквернение, с трудом омываемое, как бы прикасаясь к мертвечине, исполненной крайнего зловония и нечистоты.

П. Правда.

К. В пример не раздвояющего копыта, но отрыгающего жвачку, берет верблюда, животное сильное и огромное; далее — зайца и тушканчика (хирогриля), животных, так сказать, самых маловидных из всех других, — крайностям, как я думаю, обняв в сокращении всех вообще и ничего не опустив из находящегося в средине; ибо это подобно тому, как если бы было сказано: от весьма высокого и высочайшего и до малого и самонижайшего всякий таковый мерзок и нечист. «Ибо нет лицеприятия у Бога», согласно написанному (Рим 2, 11); но если б кто был и велик, и высокомерен, богатством и мирскою славою вознесен на высоту, то и он бесславный непочетный жребий получит, как скоро подлежит обвинению в порочности; если б, с другой стороны, кто был мал, живя в нищете и бесславии, — также осужден за нечистоту, если не может похвалиться добродетельным нравом, и никто не должен считать унижение основанием к тому, чтобы быть помилованным от Праведного Судии, не имея благолепия в делах очевидно, сообразных с благочестием и добродетелью. Итак, верблюд, заяц и тушканчик служат ясным образом великого и малого. Представляет также и свинью, как животное нечистое, потому что хотя она и раздвояет копыто, но еще неспособна по природе пережевывать пищу, то есть отрыгать жвачку, показывая этим, что недействительна и бесполезна похвала делами без слова сообразного с благочестием; ибо как «вера без дел мертва есть» (Иак.2, 20), так и наоборот - мертво совершенно благоукрашение и честность в делах, если при этом нет богопознания и слово, сообразное с благочестием, не вселилось в душах наших, но будучи низкою, душа наша склонилась к земле и как бы боится поднять взор вверх. Не мало найдем мы пораженных таким недугом; они хотя ведут иногда жизнь и честную и чистую, однако не познав Того, Который есть истинный по естеству Бог, только к земному, так сказать, пригвождают взор ума своего. И таковый также нечист; ибо никто «не увенчивается, если незаконно будет подвизаться», по написанному (2 Тим. 2, 5).