Сейчас, когда я об этом говорю в порядке учебном, я чувствую, что сам этот учебный материал достаточно интересен, но мне бы хотелось как раз отрешиться от такой учебности и действительно рассказать вам какую-либо историю, чтобы вы на деле убедились в силе такого слова. Вот вам для примера маленькая история, какая, надеюсь, не будет в ущерб и учебному материалу.

Более того, я расскажу ее с некоторым педагогическим намерением. Вы общаетесь с детьми, вы знаете, какое место в жизни детей занимает любовь к животным и ко всему живому. На примере любви к животным мы учим детей большой человеческой любви. В Священном Писании мы находим важное свидетельство этому общению человека с животными: Праведный печется и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко (Притч. 12, 10).

Отсюда неудивительно и выражение: Блажен милующий скотов. Милующий скотов – это не тот, кто ласкает кошечку, которая только что всю себя вылизывала, а он потом ей мордочку нацеловывает. Это как раз неправильно. Но милующий скотов тот, кто имеет сожаление ко всякой твари. Итак, я приведу вам в пример историю, какую время от времени рассказываю детям в православной гимназии.

Один физик, симпатичный и еще даже не пожилой, а скорее даже молодой человек лет так 28-29, уверовал в Бога и мало-помалу нашел дорогу в храм. Сам он для себя лучшим отдыхом считал поездку в Троице-Сергиеву лавру. Не забывайте, вы детям это рассказываете. Ничего не выйдет, если станете говорить: «Будьте хорошими, будьте религиозными», или: «Каждый христианин должен, обязан исполнять свою христианскую обязанность и посещать православный храм».

Ничего подобного вы не говорите, а   просто историю рассказываете. И вот, просидев неделю в душном своем институте, возясь лишь с формулами да уравнениями с двумя, тремя, четырьмя неизвестными, наш физик, словно птица, вырвался из шумного большого города. Его не смущало ни тарахтение вагонов, часто не отапливаемых в   холодную зимнюю пору и душных летом, ни теснота – а иногда он вынужден был выстаивать в тамбуре все полтора часа езды, ни какие-либо другие неудобства, ибо сердце прилепилось к заветной святыне русского народа.

Едва лишь он сходил с перрона, как душа его тотчас чувствовала взыграние, веселие духа. Еще не виделись синие купола Успенского собора, еще не открывался величественный вид на колокольню, свечой уходившую в небо, а он уже в душе своей молился: Преподобный отче наш Сергие, моли Бога о нас. И вот он посетил лавру, сподобился чистосердечно исповедаться (

какое в этом великое приобретение для христианской души!), отстоял литургию и причастился Святых Таин. Взяв три просфорки (одну для себя, другую для венчанной супруги, а   третью для крестника), набрав во фляжку вкусной холодной воды из источника в часовенке, положив по-старинному три поясных поклона перед выходом из обители, заручившись благословением случайно проходившего пожилого батюшки, – он с обновленной душой и светлыми помыслами возвращался домой.

Но решил идти не обычной дорогой, по которой все паломники стремятся на вокзал, а обходным путем по Митькиной улице. Эта узенькая улочка сейчас представлена только одной буквой н. Раньше, года два с половиной тому назад, на табличке стояло полное название: Митькина улица. Затем кто-то потрудился и стер первую букву, и   получилась итькина улица.

Потом, через некоторое время, была уже ина улица, а сейчас осталась только одна буква н. Вот по этой улице н и шел наш православный физик, о чем-то думая и как бы про себя улыбаясь. Ему захотелось посмотреть на старый Сергиев Посад, и он свернул в боковой проулок, как вдруг... перед его глазами что-то метнулось. Тут вы начинаете сюжет определенным драматизмом насыщать, а для детей это самое интересное.

Все, что говорилось до этого, было только предисловием. Вы сообщали лишь определенное настроение слушателям, и они полностью в это настроение вошли, потому что вы воссоздали в нескольких словах мир русского паломника. Как бы ни был маловерен человек, для него посещение монастыря, хотя бы на волнах памяти, – это всегда радость и утешение. Что-то метнулось...

Остановившись как вкопанный, – а вы даже имени его не сообщаете, – он вдруг увидел маленькую дрожащую тварь. Не все дети знают, что это такое устойчивое словосочетание в классической русской литературе. Он увидел... маленькую собачку – то ли дворняжку, то ли дочку дворняжки, – которая вне себя от ужаса и собачьего волнения бросилась опрометью вправо.

Очевидно, не разбираясь в людях, она помышляла, что перед нею некий Карабас-Барабас, Фантомас, наслушавшийся тяжелого рока, а не православный физик, душа которого была тише воды и ниже травы. Юркнув в заборную щель, собачка – о ужас! – застряла в ней и, будучи не в силах просунуть свой крестец, лишь беспомощно скулила и поджимала хвостик, ожидая, очевидно, скулодробительного удара постсоветского загорского сапога.

Наш физик, посмотрев на это Божие создание, угадав все то, что сокрыто было в бешено колотящемся собачьем сердце, подошел на цыпочках, желая успокоить бедное животное, и, несколько раз погладив дрожащего песика по задней части, надавил большим и указательным пальцами на бедра собачки и ласково пропихнул вперед. Собачка радостно взвизгнула, два-три раза вильнула хвостиком, как показалось физику, благодарно взглянула на него, а   затем опрометью бросилась под дом, очевидно, не веря своему счастью.

Распрямившись, физик возобновил свой путь, а в душе его перезвоном-трезвоном пели лаврские колокола. Над головою раскинулось высокое-высокое, чистое голубое русское небо. А душа как будто бы соприкасалась с ним, не чуя земли. Часть первая. Здесь вы детям говорите: «Ну как, хватит?» Они отвечают: «Не-ет! ЕЩЕ!» – А как же наш учебный процесс?