Свою врожденную нежность к семье и к детям он распространяет на всех, кто бы ни пришел к нему; и правильно говорилось о нем, что он для них не только пастырь и даже не только отец, но и заботливая мать. Он всячески помогает приходящим; но его прямое дело – это молитва, на которую указал ему о. Иоанн. Те, кто приходит к нему, чувствуют себя облегченными и обрадованными, несмотря на глубокое горе».

 Вот так должны действовать и все мы, пастыри, – не столько блистая красноречием и знаниями, сколько проявляя внимание и участие к скорбящему. Самое главное – от сердца к сердцу с Божией помощью доставлять печалующейся душе отраду, утешение, просветление. Это может быть даже не слово, которое раскроет утаившийся от матери нравственный смысл страданий ее ребенка, а простое внимание, сочувствие, ваши глаза, ваша интонация, ваша личность, вбирающая в себя эту боль.

Конечно, случается такое только по Благодати Господней. И это – основа основ, ибо никому не нужны отвлеченные теории, рационалистический сухой ответ, но люди прислушиваются к вашему сердцу. Они пойдут именно к тому, кто может посочувствовать и не отвратится от них в их горе, но каким-то образом станет участником этой драмы. И не пойдут к богослову, не пойдут к теоретику, который обладает лишь сухим знанием, но которого сердце мертво и неподвижно.

Все это на интуитивном уровне мгновенно постигается. Но есть, конечно, конкретные ответы на вопрос о том, как вести себя с многострадальной матерью, потерявшей ребенка, и что ей сказать. Пастырь либо другое лицо, которому открывают душу, ни в коем случае не должен становиться в позу общественного обвинителя, не должен прямо и непосредственно указывать матери на ее грехи.

Хотя совершенно точно, что случайностей здесь не бывает, и большей частью дети, которые связаны с родителями душой и телом и составляют вместе с ними некое нераздельное целое, конечно, страждут не за свои грехи, но некоторым образом за грехи своих родителей. Но что сказать, когда размышляешь об ужасах Беслана, где около тысячи детей вместе со взрослыми пострадало, кто-то выжил, кто-то скончался, кто-то стал инвалидом?

Понятно, что эта трагедия охватывает весь город и все Отечество наше. Внутренне пытаясь самому себе дать ответ на этот вопрос, я прихожу к следующему. Очевидно, что пока в том же Беслане и по всем городам и весям нашего Отечества свершается гораздо худший террор, пока четвертуются невинные дети и свершается их узаконенное жертвоприношение, пока грех этот не изжит и даже не осмыслен – очевидно, праведный Господь попускает подобное.

Ибо из Ветхого Завета нам открываются судьбы народов и городов, ясно свидетельствующие, что дети, по праведному Божиему определению, могут быть изъяты из этой жизни и как мученики водворены у Господа. И делается это ради вразумления и городов, и народов в целом, да и тех, кто пребывает в духовной спячке. Но вы ни в коем случае не тыкайте этим родителей в лоб.

Было бы не то что не мудро, а чудовищно приступить к скорбящей матери, говоря: что ты плачешь, ты что, не понимаешь, почему это произошло? Священник должен очень бережно, деликатно и с любовью обратить внимание несчастной матери на ее собственную жизнь, на прожитые годы. И, как правило, если вы действуете с любовью, сочувствуете страданиям, объединяя себя с матерью, она тотчас раскрывает сердце Богу и кается в своих грехах.

Потому что, безусловно, первый вопрос, который поднимается в сердцах родителей при несчастии их детей: не я ли, Господи, не я ли прямо или косвенно повинен в этих страданиях? И порой безо всяких подсказок со стороны священника скорбящая мать немножко постоит в храме, внутренним взором рассматривая прожитую жизнь в ретроспективе, и мало-помалу изымает те занозы, те кровоточащие язвы, которые, может быть, еще никогда не были представлены взору духовного врача, и покается в них перед Богом.  Почему страдают дети?

Потому что это самое незащищенное, самое дорогое, святое, что у нас есть. И по большей части наше родительское легкомыслие, наше нежелание восчувствовать духовную связь, сопряженность судеб взрослых и маленьких, наш эгоизм и обращенность лишь на самих себя, ищущих удовлетворения своих страстей, является виною детских страданий. Священники знают доподлинно, что, скажем, такие грехи, как прелюбодеяние, измены с той или с другой стороны, не вскрытые исповедью, до поры до времени как бы Господом Богом терпимые, затем обнаруживают себя, и часто именно в таких ударах. Но их наносит, конечно, не Господь Бог.

Господь не желает человеку страданий, Он пришел, дабы взять на Себя наши язвы. Но покров Божией Благодати, отнятый грехами родительскими, отходит, и самое незащищенное, что у нас есть – дети подпадают под действие страстей, злых сил. Это не абстракция – Божий Покров, присутствие Божией Благодати в семье. А лишенная этого Покрова и этой Благодати семья быстро становится похожей на избу, открытую всем ветрам.

Безусловно, судьбы людей настолько таинственны и непостижимы, что наивно искать ответ на каждый конкретно заданный подобный вопрос, ибо жизнь есть бездна многа (Пс.35,7), не все до Страшного суда находят ответы на свои вопросы. Но нужно отметить, что иногда самые чистые, самые добрые, самые удивительные дети, отмеченные, несомненно, Божиим благословением, несут на себе эту печать избранничества, то есть отмечены неисцелимыми болезнями.

Вот, например, в одном учебном заведении мне довелось причащать мальчика. Тихий, светлый ребенок, как ангелочек, еще недавно он был алтарником, а потом у него стала очень быстро развиваться саркома. Ему прооперировали опухоль, но она уже дала метастазы в брюшную полость и в легкие. Родители приводили его в школьный храм причащаться, ему очень хотелось в школу.

Он переносил тяжелые болезненные испытания, можно сказать, безропотно – такой мужественный, просто как воин. И я причащал его Святых Таин, вместе с ним молился. Мальчик не впал в уныние, не раздавлен своей болезнью, видимо, и Господь поддерживает его Своей силой. И, конечно, встает вопрос: почему, за что? Мы видим, что это несомненное избрание Божие.