„Вы, конечно, не позабыли, что об?щали мн? писать черезъ 2 нед?ли посл? 27 Января; а вотъ уже 4е Марта, т.е. 20е Февраля, а отъ васъ еще н?тъ ни слова. Вы также в?рно помните, что посл?днее письмо ваше было для меня не совс?мъ понятно, потому что многое въ немъ было продолженіемъ того, что вы писали ко мн? въ Ригу и что, сл?довательно, до меня не дошло. Къ тому же корь, шпанская муха, ваше безпокойство, нездоровье, безсонныя ночи, требовали бы отъ васъ скор?йшаго изв?стія. Я пишу къ вамъ это для будущаго, потому что над?юсь отъ васъ получить прежде, ч?мъ вы получите это письмо. Къ брату писалъ почти тотчасъ по прі?зд? и безпрестанно жду отв?та. Я звалъ его на будущій семестръ въ Берлинъ, над?ясь, что зд?шній университетъ будетъ для него полезн?е Мюнхенскаго. Но теперь вижу, что ошибся. Историческія лекціи зд?сь не стоятъ ни гроша, не потому чтобы профессора не были люди ученые, и особенно въ своей части, но потому, что они читаютъ отм?нно дурно. Штуръ читаетъ исторію 18го в?ка по тетрадк?, написанной весьма посредственно, съ большими претензіями на краснор?чіе, сл?довательно дурно. Раумеръ, славный ученый Раумеръ, всю лекцію наполняетъ чтеніемъ реляцій и другихъ выписокъ изъ публичныхъ листовъ. Эти реляціи и выписки по большей части на Французскомъ язык?; вообразите же, какъ пріятно передаютъ ихъ Н?мецкія уста! Н?мецкія остроты ихъ еще пріятн?е. Особенно острятся Штуръ и Раумеръ. Когда удается имъ сказать что нибудь соленое, т. е. соленое на Н?мецкій вкусъ, то они такъ обрадуются этой находк?, что жуютъ и пережевываютъ свою соль до т?хъ поръ, пока она совершенно распустится, а между т?мъ вся аудиторія громко хохочетъ. Вообще исторія зд?сь не въ большомъ уваженіи, и тогда какъ въ Университет? больше 2,000 студентовъ, у профессоровъ исторіи ихъ бываетъ отъ 40 до 50 челов?къ. У Раумера на предпосл?дней лекціи было 37, вм?ст? съ нимъ и со мною. – Теологовъ зд?сь больше другихъ, и говорятъ, что этотъ факультетъ зд?сь въ цв?тущемъ состояніи. Въ особенности блеститъ Берлинскій университетъ своимъ юридическимъ факультетомъ. Зд?сь Савиньи, Гансъ, Кленцъ и другіе пріобр?ли изв?стность Европейскую еще больше своими лекціями, нежели книгами. Ганса я слушалъ н?сколько разъ; это ученикъ Гегеля и читаетъ естественное право, народное положительное право и Прусское гражданское. Онъ отм?нно краснор?чивъ, уменъ и милъ на ка?едр?, не смотря на то, что онъ крещенный Жидъ. Но этотъ Жидъ провелъ многіе года во Франціи, въ Париж?, и это отзывается въ каждомъ его слов?: приличностію, блескомъ изложенія и неосновательностію св?д?ній. Въ его лекціяхъ р?дко можно услышать новый фактъ (выключая одной объ Жидовскомъ прав?, гд? онъ сказалъ много любопытнаго); за то безпрестанныя отступленія къ общимъ мыслямъ, отступленія неум?стныя и которыя были бы утомительны, еслибъ онъ не ум?лъ ихъ прикрасить жаромъ и даромъ слова. – Медицинскій факультетъ также, говорятъ, одинъ изъ лучшихъ въ Германіи. Но все это не то, что нужно намъ – съ братомъ. Гегель на своихъ лекціяхъ почти ничего не прибавляетъ къ своимъ Handb?cher. Говоритъ онъ несносно, кашляетъ почти на каждомъ слов?, съ?даетъ половину звуковъ и дрожащимъ, плаксивымъ голосомъ едва договариваетъ посл?днюю. Есть однако зд?сь одинъ профессоръ, который одинъ можетъ сд?лать ученье въ Берлин? полезнымъ и незам?нимымъ – это Риттеръ, профессоръ географіи. Каждое слово его д?льно, каждое соображеніе ново и вм?ст? твердо, каждая мысль всемірна. Мал?йшій фактъ ум?етъ онъ связать съ бытіемъ всего земнаго шара. Присоедините къ этому простоту, ясность, легкость выраженія, краснор?чіе истины, и вы поймете, отчего я не пропускаю почти ни одной его лекціи. Вотъ все, что я до сихъ поръ могу сказать объ зд?шнемъ университет?. Студенты по большей части не отличаются нич?мъ отъ другихъ гражданъ ни въ одежд?, ни въ манерахъ. Немногіе только носятъ усы, еще меньшее число носить длинные волосы и не носить галстуковъ, и не больше 20 ходятъ съ бородою, и т? не Берлинцы, а выходцы изъ другихъ Университетовъ. Дуэли зд?сь почти также р?дки, какъ въ нашей миролюбивой Москв?, и если встр?тится гд? нибудь разрубленная щека, то почти нав?рное можно сказать, что она принадлежитъ лицу не Берлинскому. – Знакомствъ я до сихъ поръ сд?лалъ не много. Былъ у посланника, который пригласилъ меня об?дать, и я провелъ у него почти ц?лый день, вм?ст? съ маркизомъ Паулучи, который былъ зд?сь на два дня про?здомъ въ Парижъ. Ни жена посланника, ни дочь не знаютъ ни одного слова поРусски, и спрашивали меня, хорошо ли пишетъ Жуковскій. Изъ его писемъ и записокъ они отгадывали qu'il doit ecrire tr?s joliment. Впрочемъ, он? любезны и со мной были очень прив?тливы за письмо Жуковскаго, котораго они очень любятъ. Кром? того я познакомился съ барономъ Мальтицемъ, сов?тникомъ при посольств?, къ которому также им?лъ письмо отъ Жуковскаго. Онъ только годъ въ Берлин? и провелъ 8 л?тъ въ Соединенныхъ Штатахъ: челов?къ отм?нно серьезный, молчаливый, умный и немного ultra. Онъ об?щалъ мн? показать все достоприм?чательное въ Берлин?, но до сихъ поръ еще не усп?лъ, потому что мы или не заставали другъ друга дома, или онъ былъ занятъ службою и пр. У Гуфланда я еще не былъ. Но больше вс?хъ понравился мн? въ Берлин? Радовицъ, также хорошій знакомый Жуковскаго. Твердую, богатую, многостороннюю ученость соединяетъ онъ съ душою горячею, съ мыслями оригинальными и съ добродушіемъ Н?мецкимъ. Онъ досталъ мн? билетъ въ зд?шній музей, который я осматривалъ съ однимъ молодымъ, но уже изв?стнымъ живописцемъ R?hl, съ которымъ я познакомился у Радовицей. Она, или Frau Majorin von Radowitz, молодая, хорошенькая, очень умная, очень добрая и очень любезная женщина, особенно пріятна простотою своего обхожденія…..

„Скажите Погодину, что я ему пришлю для журнала выписку изъ моего журнала, заключающую въ себ? дорогу отъ Кенигсберга до Берлина, т. е. больше всего описаніе Маріенбурга. Если Дельвигъ въ Москв?, то скажите ему, что онъ можетъ получить отъ меня статью объ религіозномъ направленіи ума въ Германіи. Кстати: я слышалъ пропов?ди Шлейермахера, славнаго переводчика Платона, одного изъ краснор?чив?йшихъ пропов?дниковъ Германіи, одного изъ зам?чательн?йшихъ теологовъ и философовъ, одного изъ лучшихъ профессоровъ Берлина, и челов?ка им?ющаго весьма сильное вліяніе на высшій классъ зд?шней столицы и на религіозныя мн?нія всей протестантской Германіи. За то, посл? Гегеля, можетъ быть н?тъ челов?ка, на котораго бы больше нападали, ч?мъ на него. Но прежде ч?мъ я оставлю Берлинъ, я постараюсь покороче познакомиться съ его сочиненіями и съ нимъ самимъ, и тогда напишу объ немъ подробно. Въ театр? я былъ н?сколько разъ, вид?лъ вс?хъ лучшихъ актеровъ и въ хорошихъ піесахъ, но больше не пойду, потому что ни одно представленіе мн? не пришлось по вкусу. Тасса – Гете я смотр?лъ даже съ досадой, не смотря на то, что его играли лучшіе актеры и что почти вся публика была въ восторг?. Можетъ быть я ошибаюсь, но мн? казалось, что ни одинъ актеръ не понялъ поэта, и одинокое кабинетное чтеніе этой трагедіи говоритъ въ тысячу разъ больше душ?, ч?мъ ея представленіе. Вид?лъ новую трагедію Раупаха – Генриха VІ, гд?, не смотря на неестественность и нехудожественность ц?лаго и частей, красота и сила стиховъ и эффектность н?которыхъ сценъ невольно увлекаютъ и трогаютъ. Вид?лъ также н?которыя новыя Н?мецкія комедіи, которыя гораздо лучше на сцен?, ч?мъ воображалъ. Во вс?хъ этихъ представленіяхъ особенное вниманіе обращалъ я на публику, и результатомъ моихъ наблюденій было то, что, не смотря на б?льшую образованность Н?мцевъ, они въ масс? такъ же бездушны и глупы, какъ наши соотечественники, которыми наполняются наши театры. Въ трагедіяхъ великій крикъ, особенно неум?стный , непрем?нно аплодированъ. Все истинное, простое, естественное незам?чено, какъ бы не было. Вообще ч?мъ больше актеры горячатся, т?мъ больше имъ хлопаютъ; ч?мъ напыщенн?е стихъ, т?мъ больше восхищаетъ онъ публику. Это объясняетъ множество лирическихъ трагедій, которыми наводнена Н?мецкая литература. Какъ это портитъ актеровъ и писателей, тому служитъ доказательствомъ Берлинскій театръ и Раупахъ. Въ комедіи Н?мцы хохочутъ каждой глупости, аплодируютъ каждой непристойности, и на театральное лицо, которое говоритъ самыя обыкновенныя вещи и дурачится самымъ незамысловатымъ образомъ, Н?мцы глядятъ съ какимъто почтеніемъ, какъ на существо другаго міра. Между вс?ми восклицаніями, которыми они выражаютъ свой восторгь, особенно повторяется das ist ein verr?ckter Kerl. Все, что выходитъ изъ однообразной колеи ихъ жизни и разговоровъ, кажется имъ признакомъ геніальности. Я вслушивался въ разговоры простаго народа на улицахъ и зам?тилъ, что онъ вообще любитъ шутить, но съ удивленіемъ зам?тилъ также, что шутки ихъ почти всегда одн? и т? же. Сегодня онъ повторитъ съ удовольствіемъ ту же замысловатость, которую отпустилъ вчера, завтра тоже, не придумавъ къ ней ничего новаго, и, не смотря на то, повторитъ опять, покуда какой нибудь verr?ckter Kerl выучитъ его новому, и это новое онъ пойметъ и приметъ не прежде, какъ слышавши разъ 20 отъ другихъ. Отъ того н?тъ ничего глуп?е, какъ вид?ть см?ющагося Н?мца, а онъ см?ется безпрестанно. Но гд? не глупъ народъ? Гд? толпа не толпа?..... Наконецъ письмо отъ васъ! Я не ум?ю выразить, что мн? получить письмо отъ васъ! Не смотря на то, что оно грустно, что почти каждое слово въ немъ тема на ц?лый концертъ тяжелыхъ догадокъ, я читалъ его съ такимъ наслажденіемъ, котораго давно не им?лъ. Вы знаете, какъ не люблю я говорить о томъ, что чувствую, но это считаю необходимымъ сказать вамъ, чтобы вы знали и соображались съ этимъ, писали ко мн? больше, чаще и подробн?е. Вся моя жизнь съ т?хъ поръ, какъ оставилъ Москву, была въ мысляхъ объ Москв?, въ разгадываньи того, что у васъ д?лается; все остальное я вид?лъ сквозь сонъ. Ни одного впечатл?нія не принялъ я зд?сь св?жимъ сердцемъ, и каждый порывъ вниманія стоилъ мн? усилія. Судите жъ, посл? этого, какъ живительны, какъ необходимы мн? ваши письма….. Я былъ, наконецъ, у Гуфланда, который былъ со мной отм?нно милъ, показалъ мн? много добродушной прив?тливости и звалъ къ себ? въ середу на вечеръ. Alle Tage und jeden Augenblick wird es mir h?chst erfreulich seyn Sie zu sehen, aber Mittwochs m?ssen Sie mir versprechen auf jeden Fall bei mir den Abend zuzubringen, denn da versammeln sich gew?hnlich alle meine Freunde; es wird mir eine grosse Freude machen Sie mit meiner Familie bekannt zu machen.

„У Гуфланда я, можетъ быть, познакомлюсь съ н?которыми учеными, которыхъ зд?сь, какъ въ Москв? извощиковъ. Для чего Рожалину жить съ Петрушей? Для перваго это будетъ жертва, для втораго ст?сненіе, – кому жъ польза? Петръ долженъ д?йствовать и учиться самъ; наставника, который бы безпрестанно надсматривалъ за нимъ, дать ему мудрено и странно. Учиться вм?ст? съ Рожалинымъ можетъ быть пріятно (и то, судя по характеру брата, сомнительно), но пріятное и полезное не одно. Я теперь испыталъ, что учиться и вообще д?йствовать одному и легче и усп?шн?е. При товарищ? онъ м?рило нашихъ усп?ховъ; одинъ никогда не доволенъ собою, боишься отдыхать и д?лаешь въ тысячу разъ больше и лучше. Впрочемъ поговорю объ этомъ съ Рожалинымъ и съ братомъ. Отчего васъ такъ занимаютъ критики на меня? Или он? справедливы? Это было бы весьма удивительно отъ Булгарина и я былъ такъ ув?ренъ въ невозможности этого, что С?верная Пчела, гд? разборъ моей статьи, уже дв? нед?ли зд?сь у одного изъ моихъ знакомыхъ Русскихъ, я до сихъ поръ еще не собрался со временемъ прочесть ее, хотя мы живемъ на одной улиц?. Пойду завтра, потому что ваше участіе въ ней мн? не понятно, посл? того, какъ вы напередъ знали, что Булгаринъ будетъ отв?чать и отв?чать съ желчью. Писать противъ него было бы неприлично и, простите мн? эту гордость, мн? кажется, это было бы унизительно защищаться отъ его нападеній. Если будете им?ть случай что нибудь послать ко мн?, то не забудьте прислать Максимовича альманахъ, потому что даже т? листочки, гд? была моя статья, я оставилъ въ Петербург? у Жуковскаго, а мн? хот?лось бы прочесть мою статью брату. Живу я зд?сь въ одной изъ лучшихъ частей города между театромъ, нашимъ посланникомъ и университетомъ, подл? той улицы которая называется Unter den Linden, потому что на ней посажены въ 4 ряда липки. Моя улица называется die Mittelstrasse. Комната моя не велика, но св?тла и покойна, въ ней 4 1/2 шага поперегъ и около 9 шаговъ въ длину, 2 окна, бюро, постель, фортепіяно, диванъ, два столика и 3 стула. Плачу въ м?сяцъ mit Aufwartung 6 талеровъ. За кофе поутру и чай въ вечеру, за хл?бъ, сахаръ, молоко и топку выходитъ въ нед?лю около 2 1/2 талеровъ. Об?даю я въ трактир?, гд? плачу 8 грошей, т. е. около нашего рубля. Вообще въ Берлин? 2мя тысячами можно жить безъ нужды, а если разомъ устроиться на годъ, то, тративши еще меньше, можно жить еще лучше…..”

3/15 Марта.

„Сегодня только могъ я отправить къ вамъ письмо, потому что вчера слишкомъ поздно понесъ его на почту. Над?юсь однако, что оно было не такъ далеко отъ предпосл?дняго, чтобы заставить васъ безпокоиться. Это письмо отправится къ вамъ черезъ дв? нед?ли, т. е. при отъ?зд? моемъ изъ Берлина. Я началъ его сегодня только потому, что доволенъ своимъ днемъ, т. е. своею сегодняшнею д?ятельностію, и чувствую, что стою награды – разговора съ вами. Начну его хвастовствомъ, т. е. отчетомъ въ сегодняшнихъ занятіяхъ. Я всталъ сегодня въ 6 часовъ. Вообще въ Берлин? я встаю рано. Два часа провелъ дома за умываньемъ, кофеемъ, од?ваньемъ и Шлейермахеровой догматикой. Въ 8 часовъ я былъ уже въ университет? у Шлейермахера же, который отъ 8 до 9 читаетъ жизнь Іисуса Христа. Сегодня была особенно интересная лекція объ воскресеніи. Но что сказать о профессор?? – Сказать что нибудь надобно, потому что сегодня онъ выказалъ зерно своихъ религіозныхъ мн?ній. Говоря объ главномъ момент? христіанства, онъ не могъ достигнуть до него иначе, какъ поднявшись на вершину своей в?ры, туда, гд? в?ра уже начинаетъ граничить съ философіей. Но тамъ, гд? философія сходится съ в?рою, тамъ весь челов?къ, по крайней м?р? духовный челов?къ. Коснувшись этого разбора двухъ міровъ, міра разумнаго уб?жденія и душевной ув?ренности , онъ долженъ былъ разорвать вс? понятія о ихъ взаимномъ отношеніи, представить в?ру и философію въ ихъ противоположности и общности, сл?довательно въ ихъ ц?лостномъ, полномъ бытіи. Необходимость такой испов?ди заключалась въ самомъ предмет?. Иначе онъ д?йствовать не могъ , если бы и хот?лъ ; доказательство то, что онъ хот?лъ и не могъ . Я заключаю изъ того, что онъ точно хот?лъ изб?гнуть центральнаго представленія своего ученія, что вм?сто того, чтобы обнять разомъ предметъ свой въ одномъ вопрос?, онъ верт?лся около него съ кучею неполныхъ, случайныхъ вопросовъ, которые не проникали въ глубь задачи, но только шевелили ее на поверхности, какъ напр. началось ли гніеніе въ т?л? Іисуса или н?тъ, оставалась ли въ немъ неприм?тная искра жизни, или была совершенная смерть, и проч. Но самая случайность его вопросовъ, самая боязнь – обнять вполн? предметъ свой, по моему мн?нію, уже вполн? показываютъ его образъ мыслей. Такъ ли смотритъ истинный Христіанинъ на воскресеніе Іисуса? такъ ли смотритъ философъ нын?шній на моментъ искупленія челов?ческаго рода, на моментъ его высшаго развитія, на минутное, но полное сліяніе неба и земли? Зд?сь совокупность Божественнаго откровенія для перваго; зд?сь средоточіе челов?ческаго бытія для втораго; для обоихъ задача, которая обнимаетъ все зданіе ихъ уб?жденія. Для разр?шенія этой задачи совершенно безполезно знать, разложилась ли кровь на свои составныя части или н?тъ, глубока ли была рана копьемъ, и точно ли въ ребра или ниже. Къ какому классу мыслящихъ людей принадлежитъ тотъ, кто съ такими вопросами приступаетъ къ такому предмету? Можно см?ло сказать, что онъ не принадлежитъ къ числу истинно в?рующихъ, потому что для посл?днихъ вопросъ о д?йствительной или мнимой смерти Іисуса разомъ р?шенъ т?мъ, что душа Его, на это время, отд?лилась отъ т?ла; по крайней м?р?, вопросъ ляжетъ передъ нимъ въ этомъ вид?, если только для него можетъ существовать вопросъ такого рода. Съ такимъ же правомъ, мн? кажется, можно сказать, что челов?къ, который съ этой матеріальной точки смотритъ на смерть Іисуса, не принадлежитъ къ числу мыслителей нашего времени, для которыхъ вопросъ о достов?рности воскресенія принимаетъ опять другой видъ, т. е. разлагается на два другихъ вопроса: 1) на вопросъ историческій о достов?рности Евангелія вообще, и 2) на вопросъ умозрительный объ отношеніи чудеснаго къ естественному, или другими словами, объ отношеніи обыкновеннаго къ необыкновенному, вседневнаго къ в?ковому; ибо чудо, въ физическомъ мір?, также отличается отъ т?хъ событій, которыя нашими несовершенными науками разложены на изв?стные намъ вседневные9 законы природы, какъ въ нравственномъ мір? геній отличается отъ толпы. Къ числу нев?рующихъ нельзя отнести Шлейермахера, потому что какъ бы ни былъ матеріаленъ образъ его объясненій, но это объясненіе совершенно очищаетъ предметъ отъ противор?чій, а в?ру отъ сомн?ній. Кром? того лучшимъ доказательствомъ глубоко христіанскаго, сердечнаго расположенія Шлейермахера можетъ служить его пропов?дь, недавно имъ самимъ говоренная надъ т?ломъ страстно любимаго единственнаго сына его. То же подтвердитъ ц?лая жизнь его и энтузіазмъ значительной части его прихожанъ. Къ числу людей неглубокомыслящихъ нельзя отнести его, во первыхъ, за его превосходный, можетъ быть лучшій переводъ Платона, не выключая самаго Cousin; во вторыхъ, за его философическія сочиненія, гд? н?которые вопросы проникнуты до дна, и р?шены съ окончательностію мышленія самобытнаго, свободнаго, глубокаго и строго отчетливаго. Какъ же согласить эти противор?чія? Что онъ такое? Чтобы им?ть право р?шить этотъ вопросъ, надобно познакомиться съ его мн?ніями короче, нежели сколько я усп?лъ сд?лать до сихъ поръ. Но до сихъ поръ вотъ какъ я понимаю его: ему также мало можно отказать въ сердечной преданности къ религіи, какъ и въ философическомъ самодержавіи ума. Но сердечныя уб?жденія образовались въ немъ отд?льно отъ умственныхъ, и между т?мъ какъ первые развились подъ вліяніемъ жизни, классическаго чтенія, изученія св. Отцевъ и Евангелія, вторые росли и костен?ли въ борьб? съ господствующимъ матеріализмомъ Х?III в?ка. Вотъ отчего онъ в?ритъ сердцемъ и старается в?рить умомъ. Его система похожа на языческій храмъ, обращенный въ христіанскую церковь, гд? все вн?шнее, каждый камень, каждое украшеніе, напоминаетъ объ идолопоклонств?, между т?мъ какъ внутри раздаются п?сни Іисусу и Богородиц?. Но если онъ остатокъ прошедшаго, не переплавленный въ составъ нов?йшаго, то все онъ прим?чателенъ, какъ одна изъ прекрасн?йшихъ и значительныхъ развалинъ Х?III в?ка. Къ ХІХму онъ принадлежитъ, во первыхъ, какъ интересный фактъ, во вторыхъ, какъ мыслитель, им?ющій сильное вліяніе на отсталыхъ. Я думаю, что онъ особенно былъ бы полезенъ у насъ, какъ одна изъ ловкихъ ступеней къ высшему, и переводъ его книгъ могъ бы быть важнымъ литературнымъ предпріятіемъ. Но довольно объ Шлейермахер?. Я заговорился объ немъ потому, что вм?ст? и писалъ и думалъ. Прежде обдумать этого было некогда, потому что тотчасъ посл? его лекціи отправился къ славному Савиньи. Объ внутреннемъ достоинств? его преподаванія я не скажу ничего, во первыхъ потому что въ этой части мало смыслю (онъ читаетъ пандекты), а во вторыхъ потому, что прекрасный обзоръ его системы былъ изъ Revue Encyclop. переведенъ въ Телеграф?. Наружная форма преподаванія не можетъ быть приличн?е, изящн?е и проще. Въ 10 часовъ я отправился на почту, которая около 2хъ верстъ отъ университета. Тамъ нашелъ я письмо отъ брата, милое, теплое и почти все объ васъ, объ Московской половин? насъ. Онъ еще не знаетъ, что у вс?хъ д?тей была корь. Объ себ? об?щаетъ онъ писать на дняхъ. Оттуда отправился я въ противоположную часть города, гд? чинились мои часы. Оттуда въ театръ, чтобы перем?нить билетъ. Не смотря на зарокъ, услышавши, что играютъ Гамлета, я р?шился отправиться туда, чтобы им?ть какое нибудь понятіе о Шекспировскихъ трагедіяхъ на сцен?; но, по несчастію, билетъ взялъ не самъ, а поручилъ одному Н?мцу, знакомому съ дирекціей. Этотъ Н?мецъ досталъ билетъ близкій къ сцен?, но не театральнаго, а абонированнаго кресла. Сегодня я узналъ, что Гамлета отм?нили, хот?лъ перем?нить билетъ, потому что совс?мъ не любопытенъ былъ вид?ть Клейстову K?tchen, но мн? не удалось, потому что билетъ былъ не отъ дирекціи, а купленъ у частнаго челов?ка. Оттуда, немного уставши, пошелъ я въ университетъ отдохнуть на лекціи Ганса. Объ немъ я, кажется, уже писалъ къ вамъ. Сегодня онъ читалъ Церковное право, совершенно въ Римско Католическомъ дух?, что было для меня отм?нно интересно своею новостью, а особенно т?мъ, что этотъ РимскоКатолическій духъ былъ подчиненъ духу Гегелевой философіи, и сл?довательно этотъ католицизмъ былъ не Іезуитскій, а если можно такъ сказать, католицизмъ нов?йшаго протестантства. Оттуда въ 12 часовъ я пошелъ въ Thiегgarten, единственный Берлинскій садъ и который лежитъ подл? самаго города. Оттуда въ трактиръ об?дать, оттуда въ университетъ къ Вилькену, сочинителю Крестовыхъ походовъ, который читаетъ отъ 2хъ до 4хъ. Вообразите, какъ я долженъ былъ удивиться войдя въ аудиторію Вилькена, когда нашелъ ее совершенно пустою! Черезъ н?сколько минутъ вошли 3 челов?ка и скоро за ними Вилькенъ. Мы четверо с?ли на лавку, передъ нами профессоръ, и что же? вм?сто исторіи среднихъ в?ковъ, которую онъ читаетъ отъ 3хъ до 4хъ, я попалъ на лекцію Арабскаго языка, который онъ преподаетъ отъ 2хъ до 3хъ. Само собою разум?ется, какую жалкую роль и фигуру я игралъ въ продолженіе этого часа. Вилькенъ смотр?лъ на меня съ большимъ любопытствомъ и почтеніемъ, принимая, можетъ быть, за какого нибудь славнаго оріенталиста. Какойто услужливый студентъ, который сид?лъ подл? меня, во всю лекцію держалъ мн? передъ носомъ свою Арабскую тетрадь и показывалъ пальцемъ на т? м?ста, которыя читалъ профессоръ. Давно я не былъ въ такомъ фальшивомъ положеніи. Но что было д?лать? Сказать услужливому студенту, что я не знаю по Арабски, нельзя было, не объяснивъ причины моего присутствія; а говорить много нельзя, не прервавши лекціи. Уйти также нельзя: зд?сь ни одинъ студентъ не уходитъ съ лекціи прежде конца, хотя многіе входятъ передъ самымъ концомъ. Оставалось одно – сид?ть и слушать. Но и второй часъ Вилькенова чтенія не вознаградилъ меня за Арабскій языкъ. Я былъ у него въ первый разъ сегодня и больше не буду. Сказать объ его манер? ничего нельзя особеннаго, кром?: не хорошо. Отъ Вилькена до Гегеля оставался ц?лый часъ, который я провелъ у Stehely, лучшемъ кофейномъ дом? въ Берлин?, гд? вс? Н?мецкія и мало Французскихъ газетъ. Въ 5 часовъ я слушалъ Гегеля, который читаетъ исторію философіи и сегодня кончалъ Декарта и началъ Спинозу. Я началъ мириться съ его гнуснымъ образомъ преподаванія: съ н?котораго времени я пром?нялъ на него моего Риттера, который читаетъ съ нимъ въ одни часы. Я предпочелъ слушать Гегеля, потому что онъ старъ, скоро умретъ, и тогда уже не будетъ возможности узнать, что онъ думалъ о каждомъ изъ нов?йшихъ философовъ. Но трудолюбивый Риттеръ в?роятно издастъ новую Erdkunde, гд? изложитъ вполн? свою систему. Въ 6 часовъ попробовалъ я пойти въ театръ, но небрежная игра актеровъ и пустота піэсы выгнали меня оттуда посл? перваго акта, и вотъ я теперь у себя и пишу къ вамъ. Не думайте однако, чтобы вс? дни мои были такъ д?ятельно наполнены, какъ сегодняшній. Но уже поздно, прощайте!”.

14/26 Марта.

„За полночь. Сейчасъ отъ Гегеля и сп?шу писать къ вамъ, чтобы под?литься съ вами моими сегодняшними впечатл?ніями, хотя не знаю, какъ выразить то, до сихъ поръ неиспытанное расположеніе духа, которое насильно и какъ чарод?йство овлад?ло мною при мысли: я окруженъ первоклассными умами Европы ! Но начну сначала, чтобы вы лучше поняли причину этого страннаго расположенія духа. Вотъ исторія моего знакомства съ Гегелемъ: я долго не р?шался, идти къ нему или н?тъ! Зач?мъ? думалъ я. Къ чему послужитъ мн? холодный пятиминутный визитъ? Уваженіе, участіе и пр. и пр. со стороны неизв?стнаго , интересны для него быть не могутъ, когда онъ им?етъ столько поклонниковъ между изв?стными . Между т?мъ мн? хот?лось его вид?ть. Но чтобы визитъ мой не былъ просто церемонною незначительностію, я написалъ къ нему письмо отм?нно учтивое и много мн? ст?явшее, потому что я давно уже ничего не писалъ по Н?мецки. Въ этомъ письм? просилъ я позволенія придти къ нему. Онъ въ тотъ же день отв?чалъ мн? очень милымъ и Французски св?тскимъ манеромъ, назначая часы, когда я могу застать его дома. На другой день я провелъ у него часть утра. Разговоръ былъ интересный, глубокій и, не смотря на то, очень свободный, – такъ глубокое для него сд?лалось естественнымъ и легкимъ. Каждому предмету разговора давалъ онъ невольно оборотъ ко всеобщности, все намекало на ц?лую систему нов?йшаго мышленія, мышленія Гегелевскаго. Можете представить, какъ широко и вм?ст? т?сно я себя чувствовалъ въ это время. Результатъ этого разговора, или лучше сказать, результатомъ этого добродушія было то, что на другой день посланный отъ него разбудилъ меня съ приглашеніемъ отъ Гегеля на вечеръ завтра или посл? завтра, или въ воскресенье, или если вы въ эти дни не свободны, то назначьте, когда вамъ угодно: Herr Professor m?chte aber es voraus wissen, denn es werden dazu noch mehrere Andere eingeladen. Что можетъ быть мил?е этого? Я выбралъ пятницу, потому что это былъ ближайшій свободный день, хотя, впрочемъ, я вс? возможныя д?ла оставилъ бы охотно для Гегелевскаго вечера. – Сейчасъ оттуда, гд?, кром? хозяина, хозяйки и его родственницы Frau Generalin von ... забылъ, были: 1) Гансъ, изв?стный вс?мъ изъ моихъ писемъ и который столько же любезенъ въ обществ?, сколько краснор?чивъ на ка?едр?, а это много сказано. 2) Мишелетъ, профессоръ философіи и умный и милый ученый. Этотъ об?щалъ мн? рекомендательное письмо въ Парижъ къ одному изъ своихъ друзей учениковъ, съ которымъ, говоритъ, мн? интересно будетъ познакомиться, 3) Hotte, профессоръ Н?мецкой литературы: съ этимъ я говорилъ меньше; хотя усп?лъ въ немъ зам?тить многое, что мн? понравилось. 4) Раупахъ, котораго н?когда я такъ любилъ и съ которымъ теперь у насъ былъ довольно горячій споръ объ Россіи. Гансъ, свид?тель спора, остался на моей сторон?. Д?ло шло о томъ, есть ли у Русскихъ энергія. Вы можете представить себ?, что посл? этого Раупахъ мн? не понравился. И патріотизмъ въ сторону, учтиво ли, прилично ли утверждать такія мн?нія въ присутствіи Русскаго?

Однако мн? удалось сохранить совершенно хладнокровіе и потому я могъ говорить уб?дительно. 5) Путешествующій Американецъ, который ?детъ въ Россію и въ Москву, и котораго имя я позабылъ. – Во весь вечеръ разговоръ былъ живой и всеобщій, хотя я по большей части говорилъ съ самимъ Гегелемъ особенно. Гостепріимн?е, прив?тлив?е и добродушн?е его быть невозможно. Посл? ужина мы вс? отправились п?шкомъ. Въ жару разговора съ Гансомъ и съ Раупахомъ, зашелъ въ ихъ сторону, которая далеко отъ меня, и Гансъ былъ такъ добръ, что проводилъ меня до поворота въ мою улицу. Объ чемъ говорили мы? спросите вы. О политик?, о философіи, объ религіи, о поэзіи и проч., и проч., но подробно описать разговоръ не могу, потому что все были частности теперешняго минутнаго интереса, къ которымъ общее только примыкало издали. Завтра иду къ Гансу, посл? завтра къ Мишелету, а между т?мъ всякій день хожу на почту и все понапрасну. Сегодня былъ тамъ два раза, но почта изъ Россіи не пришла за половодьемъ. Это отчасти ут?шительно. – 28го. Почта пришла, писемъ н?тъ. И братъ, который въ посл?днемъ письм? об?щалъ писать на дняхъ много, до сихъ поръ ни слова. Былъ ли вчера кто нибудь подъ Симоновымъ? Что мои розы и акаціи? Еслибъ онъ, т. е. Веневитиновъ, былъ на моемъ м?ст?, какъ прекрасно бы отозвалось въ нашемъ отечеств? испытанное зд?сь! – Я н?сколько разъ вид?лся съ Гансомъ, съ Мишелетомъ и съ Гегелемъ. Посл?дній особенно былъ для меня поучителенъ своею индивидуальностью. Первый, т. е. Гансъ, можетъ быть представителемъ Н?мца нашего времени; разговоръ его отм?нно занимателенъ, д?ленъ, горячъ и даже остръ. Мишелетъ немного не доварилъ своихъ мн?ній. Онъ ученикъ и приверженецъ Гегеля, но, кажется, понимаетъ хорошо только то, что Гегель сказалъ, а что непосредственно сл?дуетъ изъ его системы, то для Мишелета еще не ясно, и онъ какъ будто боится высказать свое мн?ніе прежде своего учителя, не зная нав?рное, сойдется ли съ нимъ или н?тъ. Большая часть нашихъ разговоровъ или, лучше сказать, нашихъ споровъ кончалась такъ: Ja wohl! Sie k?nnen vielieicht Recht haben, aber diese Meinung geh?rt vielmehr zu dem Schellingischen, als zu dem Hegelischen System.

Это одно слово, н?сколько разъ повторенное и еще несправедливо приведенное (потому что мн?ніе, которое я утверждалъ, совершенно согласно съ основными положеніями Гегелевской системы) – это одно слово показываетъ челов?ка. Не смотря на наши споры, мы познакомились довольно хорошо, и передъ прощаньемъ онъ подарилъ мн? свою диссертацію о преступленіи и наказаніяхъ, съ надписью: Nobilissimo viro Jean v. Kireiwsky, – неправда ли, что и зд?сь пахнетъ Германіей? Спасибо, милый другъ Петерсонъ, за von . Гегель далъ мн? письмо въ Парижъ къ одному изъ своихъ пріятелей, и поручилъ кланяться Cousin. – Вы видите уже изъ того, что я усп?лъ разсказать вамъ о своей Берлинской жизни, что каждая минута моя зд?сь занята, отчего я не усп?лъ писать ни къ кому въ Россію. Напомните вс?мъ, кого увидите, обо мн?, особенно моему милому Баратынскому. Я нехотя виноватъ передъ нимъ: я причиной глупой Булгаринской выходки. Над?юсь однако, что онъ ум?етъ платить презр?ньемъ за покупную брань и корыстную хвалу. Сейчасъ принесли мн? Телеграфъ. Я еще не читалъ и не знаю, усп?ю ли прочесть критику на меня, потому что ?ду посл? завтра въ 6 часовъ утра, а сегодня 18/30 Марта. Мн? см?шно вид?ть, какъ они горячатся. Изъ Дрездена буду писать къ кому усп?ю, а къ папеньк? непрем?нно. Папенька перенесъ свою мнительность изъ міра физическаго въ нравственный; и какъ прежде сомн?вался въ своемъ здоровь?, такъ теперь сомн?вается въ моей любви къ нему. Если бы онъ хотя на минуту могъ переселиться въ мою душу, то в?рно раскаялся бы въ своемъ несправедливомъ мн?ніи, которое для меня т?мъ тяжел?е, ч?мъ я дальше отъ васъ, ч?мъ меньше способовъ им?ю высказаться вамъ вполн?, ч?мъ съ другой стороны ясн?е и полн?е представляются мн? и его любовь и все, что онъ сд?лалъ для меня, и все, что онъ мн? и намъ. Если бы онъ подслушалъ хоть разъ, какъ я, всякій день, въ сердечныхъ мысляхъ объ васъ съ любовію, благодарностію и дружбою благословляю его внутри души, онъ в?рно бы мысленно прижалъ меня къ груди своей, какъ достойнаго сына. Пришлете ли вы мн? портретъ сестры? Я къ ней не пишу особенно потому, что мн? бы хот?лось, чтобы письма мои были ко вс?мъ вамъ вм?ст?. Но кром? васъ пожалуйста не показывайте ихъ никому, иначе я стану ихъ сочинять. Это письмо вы получите къ Св?тлому Воскресенью. Ради Бога сд?лайте его для себя праздникомъ; я встр?чу его съ братомъ въ Мюнхен?. Намъ будетъ вм?ст? не такъ грустно или лучше сказать намъ будетъ лучше грустно . Отв?тъ на это письмо пишите въ Парижъ poste restante, пишите больше и подробн?е. – Держишь ли слово, милая сестра? Но Богъ знаетъ еще, что у васъ д?лается. Здоровы ли вы? Это письмо толсто. Но за то я заплатилъ за прошедшее. За ваши письма я не плачу ни коп?йки. Не скупитесь только вы, а больше всего не давайте воли такимъ чувствамъ, которыя м?шаютъ счастію. Я съ этой стороны предъ собою и передъ вами правъ. Слово счастіе я перевелъ на свой языкъ: д?ятельность и бодрость духа, и въ этомъ смысл? оно мн? кажется доступнымъ, т. е. въ томъ случа?, если съ вашей стороны будетъ искреннее сод?йствіе. Для васъ же я бы хот?лъ оставить счастіе безъ перевода. И отчего бы въ самомъ д?л? не знать вамъ его въ оригинал?? – Къ Жуковскому еще не писалъ изъ Берлина; если усп?ю, то напишу сегодня, а то изъ Дрездена. Къ вамъ же буду писать черезъ 2 нед?ли вм?ст? съ братомъ. Прощайте, любите меня, т. е. будьте веселы и кр?пки.

Милый папенька! Выпишите, если н?тъ въ Москв?: Encyclopedie der Philosoph. Wissenschaften von Hegel. Зд?сь вы найдете столько любопытнаго, сколько не представляетъ вся нов?йшая Н?мецкая литература, вм?ст? взятая. Ее трудно понять, но игра стоитъ св?чь. – Сейчасъ прочелъ статью въ Телеграф?. Полеваго критика на меня не такъ желчна, какъ я думалъ. Неужели это можетъ васъ сердить?

Апр?ля 5/17, Мюнхенъ.