For St. Simeon, it was absolutely impossible to keep this great revelation secret. Out of love for his neighbors, in a burning desire to make all partakers of the same grace, he felt obliged to reveal his spiritual experience to others and to call them to follow his spiritual path. He was firmly convinced that Christ would bestow the fullness of His grace on anyone who would seek it with all his heart. "How, indeed," he asks, "can we remain silent about such a wealth of His blessings, or ungratefully, like unremembered and bad servants, bury the talent given to us?" 38 He explains his thought using the following beautiful image: "As a brotherly beggar (?????? ??????????), who has begged alms from a Christ-loving and merciful man and received a few coins from him, flees from him in joy to his fellow-poor people and informs them of this, saying to them in secret, 'Flee with diligence and you also to receive,' and at the same time he points to them with his finger and points out to them a man, who gave him a coin. And if they do not believe him, he shows it to them in the palm of his hand, drawing a coin on it, so that they would believe and show diligence, and quickly overtake that merciful man. So also I, humble, poor and naked from all good, and a servant of the holiness of all of you, who have experienced in practice the love of mankind and the compassion of God... and he who has received grace, unworthy of all grace, I cannot bear to hide it alone in the bosom of my soul, but I speak to all of you, my brothers and fathers, about the gifts of God, and I make it clear to you, as far as it is in my power, what is the talent that was given to me, and by means of my words I expose it as in the palm of my hand. And I say this not in a nook and cranny, but I shout in a loud voice: "Run, brothers, run." And not only do I shout, but I also point to the Lord who is giving it, putting forward my word instead of my finger39... That is why I do not tolerate not to speak of those miracles of God which I have seen and which I have learned in practice and experience, but I testify of them to all other people as before God."

In another place, bearing witness to this, St. Simeon returns to the Gospel image of the hidden treasure: "When the treasure hidden in the Divine Scriptures was pointed out to me by a holy man in a certain place, I did not hesitate to arise and seek it, and to see it... but abandoning all other worldly work and activity... I didn't stop digging day and night... and go deeper until the treasure begins to shine on the surface along with the earth. Having labored in this way for a long time, digging up the earth and throwing it aside, I saw all the treasure lying somewhere below, stretched out, as I think, above the whole earth, unmixed with it and clean from all dirt. And when I see it, I always cry out and thus call out to those who do not believe and do not want to work and dig: "Come, learn that not only in the future, but already now, lies before our eyes and hands, and feet an unspeakable treasure, which surpasses all principle and power. Come and make sure that this treasure is the light of the world."

Here we come to one of the most important moments in the entire mystical development of St. Simeon. He begins to feel with certainty that it is not he who is crying out, but Christ Himself, who is the treasure, who calls people through him. "And I am not of myself," he continues, "I say this, but the treasure itself has said and is saying: 'I am the resurrection and the life, I am the mustard seed that is hidden deep in the earth, I am the pearls bought by the faithful... I am the luminous source of the immortal stream and river, in which those who love Me wash themselves with their hands and are cleansed of all impurity in body and soul, and all shine like a lamp or like a ray of sunshine."

Such, in a brief depiction, is the mystical path of St. Simeon according to his writings. It begins with the gift of God, a vision of the Divine light, which suddenly shone upon him when he was still a youth, inexperienced in the spiritual life. Long years of paralyzed and distracted life in the world followed, from where he was "pulled out by the hair" by Christ Himself. Then began a long period of ascetic labors in the monastery under the guidance of the spiritual father Simeon the Pious: renunciation of his will, the search for humility, and especially ardent unceasing prayer for the restoration of his spiritual sight. Further, through inner purification and, as a consequence, a new mystical illumination by seeing light, St. Simeon at a new stage reaches the summit of everything: a personal, close, and united encounter with Christ, and Christ, conversing with him with the Holy Spirit in his heart, makes his whole being his light. After this revelation, it remains only to note its consequences: the impossibility of hiding the treasure that is Christ Himself, the need to proclaim it to others, to be that "brotherly beggar" who receives alms in order to point to its source. This striking image of the "brotherly beggar" who received from Christ the gold of grace, who received Christ Himself in his heart and calls everyone to flee and seek the only Merciful, gives a better idea of the holy and attractive personality of St. Symeon the New Theologian, as well as of his spiritual path and teaching. And, in order to make use of St. Simeon's own images, his writings are indeed those open "palms" on which he shows to all those who doubt the possibility of personal communion with Christ in this life, the golden coins of his spiritual insights. Or, as he himself calls in his Hymns: "Yes, my brethren, run to Him by actions, yes, friends, arise, yes, do not lag behind, yes, do not speak against us, deceiving yourselves. Do not say that it is impossible to receive the Divine Spirit, do not say that it is possible to be saved without Him, do not say that someone participates in Him without knowing it, do not say that God is invisible to people, do not say that people do not see the Divine light or that this is impossible in the present times! It's never impossible, friends! But it is very possible for those who will, but only for those to whom life has given purification from passions and made the eye of the mind pure."

2. Furious zealot

Итак, пр. Симеон был выбран игумном монастыря св. Маманта в возрасте тридцати одного года, после всего лишь трехлетнего пребывания в монастыре40. Маленькая обитель св. Маманта, основанная во времена императора Маврикия, в конце VI века, находилась, согласно свидетельству Никиты, в западной части Константинополя, недалеко от Ксирокеркских врат, ныне Белград Капу. Во времена пр. Симеона она была в очень печальном состоянии. Большая часть зданий развалилась, и, как отмечает Никита, это было «не столько прибежище и стадо монахов, сколько место жительства мирских людей»41. Немногочисленные монахи, которые еще жили там, страдали от духовного голода и были оставлены без покровительства и духовного руководства42. Пр. Симеон немедленно принялся за восстановление развалин. Воистину достойно удивления, насколько удачливым выявил себя этот человек внутренней жизни в такого рода работах материального восстановления и организации43. Нас, однако, гораздо больше интересует духовное восстановление монашеской жизни и средства, примененные пр. Симеоном для достижения этой цели. С этой точки зрения Огласительное Слово «О любви», произнесенное пр. Симеоном после избрания его игумном, может рассматриваться как хорошее изложение его программы. «Братья и отцы, – говорит он, начиная Слово своего рода личным вступлением, – … немалая и необычная скорбь владеет мною, что я, смиренный, будучи предпочтен перед другими водить вас, честнейших, которых я скорее должен был сам иметь вождями, как самый последний и по времени (жизни в обители), и по возрасту, не обладаю словом, опирающимся на дело и свидетельствуемым жизнью, дабы утешать вас и напоминать вам о законах и воле Божией… Но я прошу и умоляю всех вас, братья мои, смотреть не на рассеянную мою жизнь, но на заповеди Господни и на учения наших святых отцов»44. После этого пр. Симеон переходит к главной теме своего наставления, любви. Вся проповедь имеет целью указать монахам, что путь, который ведет в Царство Небесное, есть путь заповедей Христовых, из которых самая главная – любовь. Похвала любви, царице добродетелей, принимает у него черты вдохновенного гимна. Во многих местах яркие обращения к любви, воспринимаемой как личность, производят впечатление мистического экстаза. «Постараемся итак, дорогие мои во Христе братья, служить Богу, как всеми добродетелями, так и взаимной любовью, служить и мне, которого вы избрали иметь образцом духовного отца, хотя мне и очень недостает этого достоинства. Дабы радовался бы Бог вашему согласию и совершенству, радовался бы и я, смиренный, видя всегда все увеличивающимся преуспевание вашей жизни по Боге на лучшее в вере45… И радость моя становится благословением для вас и прибавлением неразрушимой и блаженной жизни во Христе Иисусе, Господе нашем»46.

Подлинно, производит впечатление, как пр. Симеон в первом обращении стремится создать личные духовные отношения между собою, как игумном, и братией. Нелегко было воплотить возвышенные мысли нового игумна в монастыре, где духовная жизнь находилась на достаточно низком уровне. По этой причине пр. Симеон повторно ищет сотрудничества братии в общем деле духовного восстановления. И не перестает побуждать монахов положить начало новой жизни. Одновременно, однако, он подбодряет их тем, что постоянно говорит, как Бог нас любит и как быстро Он нам отвечает, если только мы искренно Его ищем47. «Прошу вас, – говорит он, – братья мои, да пробудимся мы наконец и, возбуждая друг друга утешением слова к ревности и подражанию добра, будем бежать со тщанием, будем спешить с охотой и с кипящим произволением»48. Такого рода побуждения к совместным подвигам особенно уместны во время Великого Поста, когда необходима особенная строгость. «Начало да будет нам, братья, – говорит он, – от сегодняшнего дня, и, сколько у нас есть силы, будем бежать вперед, чтобы, как некие орлы с золотыми крыльями, мы, легкими, достигли бы Пасхи Господней… Установим же, если угодно, мы сами себе закон общим советом посреди нас, чтобы если двое из нас найдутся, кроме как в субботу и воскресенье, стоящими праздно и ведущими совершенно бесполезные разговоры, да не вкушают они в этот день ничего другого, кроме как сухого хлеба с солью и холодной воды во время обеда, стоя при этом около нижнего конца стола»49. Решение начать новую жизнь было для пр. Симеона самым важным. Он был убежден, что Бог не замедлит дать ответ на такое решение. «Послушай только меня смиренного, – говорит он одному молодому монаху, – только положи в этом начало, брат, только начни делать… и говорить это, и Бог не оставит тебя. Потому что Он сильно тебя любит и хочет, чтобы ты пришел в познание истины и спасся»50. Или в другом месте: «Воистину возвещаю тебе великую радость. Потому что если ты будешь настойчиво это делать, испытывая жажду, пребывая во бдениях, подчиняясь до смерти и слушаясь без рассуждения и без лицемерия твоего настоятеля, претерпевая также всякую скорбь и обиду, и поношение, и клевету, более того, также и удары, и несправедливости со стороны самых ничтожных собратьев, оставаясь расположенным без памятозлобия и со всякой благодарностью по отношению к ним, и молясь о них, радуйся и веселись радостью несказанною. Потому что не только вечером и утром, и в полдень, но и тогда, когда ты ешь и пьешь, и часто когда разговариваешь, поешь и читаешь, и молишься, или лежишь на своей постели, этот Божественный и несказанный дар (умиления) будет идти вслед за тобою все дни твоей жизни и будет сопутствовать тебе… утешая и услаждая болезненность от трудов твоих»51. И пр. Симеон даже объявляет себя поручителем, что Милостивый не оставит грешника, если он обратится к Богу без колебания в своем сердце52.