Now, thank God, the earthly cave is much like heaven: "Heaven is a cave." Where there are ears of corn, there is bread. Where holy people dwell, there is paradise. Where the robber hides, there is a cave. In the same way, heaven will be where God dwells. God in the cave, therefore, the cave is heaven. Paradise was also once like a stable, namely, when the man who lived in it transgressed the commandment of God and "became like senseless beasts" (Psalm 48:13)

, and the sky, as I have already said, was like a cave. As for the cave of Bethlehem, what can we think in the present case? It is better now than in paradise, it is now as in heaven itself. In the Bethlehem nativity scene now, no matter who you look at, all people are saints. St. Joseph, holy is the eldress Salome, and revere the shepherds and kings of the East among the saints. In addition, here is the Most Holy of All Saints Herself – the Most Pure and Most Blessed Virgin and, finally, Christ Himself – the Tree of Life, from which I will never die. O wondrous nativity scene!

Ты прекраснее теперь, вмещая Христа, чем тот Едемский рай, кото­рый имел Адама. Впрочем, зачем нам назы­вать тебя раем, когда Церковь величает тебя самим небом: «Небо — вертеп». Небо — это Престол Божий, но и в верте­пе сидит Бог на Своем святом Престоле, на руках Девических. Чем же вертеп теперь меньше неба? Ведь где Бог, там бывает и небо.

Об этом свидетельствует один предпразднственный трипеснец, читанный на вечерни. В конце его есть такой стих: «Обхождаху Анге­лы якоже престол херувимский ясли, вертеп бо небо зряху, лежащу в нем Владыце». Обратим внимание на эти слова: «Вертеп небо, лежащу в нем Владыце». Пока в верте­пе не было Владыки Христа, вертеп был вер­тепом, но как положился в нем Владыка Христос, так вертеп уже не вертеп. Но что же? Он есть небо.

Даже сами ангельские очи убедились в этом: «Вертеп небо зряху, лежащу в нем Владыце». Прекрасно поется в богоявленских песно­пениях: «Идеже царево пришествие, тамо и чин Его приходит». Вошел Царь Небесный в земной вертеп, и вошло с Ним все Его воин­ство и чин Его небесный, вошло с Ним небо со всем своим небесным величием. В тот час Сам Бог с воздушного неба переселился в Ви­флеемский вертеп, ибо здесь не один только рожденный Бог Сын, а здесь и Бог Отец, ро­дивший прежде век Сына, ибо Сам Сын гово­рит: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9).

Здесь же и Дух Святой, исполняющий дивное и несказанное Рождество Христово. Итак, здесь, в вертепе, целая Святая Троица — это Царь Небесный. Что же далее? Тут же при Нем и чин Его небесный, сопровождение небесное, двад­цать четыре старца, как бы важные сенаторы, почтенные старики, которые достойно воссе­дают вокруг могущества Божия, вокруг Пре­стола Агнца, и держат в руках гусли.

Они, ви­дя Господа своего Агнца, избравшего Себе в сей час вместо неба вертеп Вифлеемский, вместо престола небесного — ясли, видя, что Агнец, рожденный от Пренепорочной Агни­цы, положен в вертепе, в яслях, на сене, — они всем своим собранием вместились туда же. Они окружили ясли и почтили своего но­ворожденного Царя достойным поклонением.

Двадцать четыре старца пали, поклонились и, взяв свои гусли, играют малому Дитяти, уте­шают плачущего и воспевают так: «Достоин Ты, Господи, принять славу, и честь, и силу» (Откр. 4, 10). Где, как не в вертепе они могли почтить Агнца песнью, достойной и приличествую­щей Агнцу? Где, как не в вертепе Сын Божий начал быть Агнцем? Ведь не на небе же Он был Агнцем?

На небе Он был не Агнцем, а львом страшным, пред которым трепетали го­ры, согласно написанному: «Если отверзешь небо, затрепещут горы» (Ис. 64, 1). Пред Ним тряслись основания земли: «Он посмотрит на землю и заставит ее трястись, прикоснется к горам, и они задымятся» (Пс. 103, 32). То же и на Синае, где израильтяне просили Моисея: «Да не говорит с нами Господь, дабы нам не уме­реть» (Исх. 20, 19). Строгим львом Он был, живя на небе. Где же стал Агнцем? На земле. В каком месте?

В Вифлеемском вертепе, где по­ложен был на сене. Там впервые и сложена была песнь: «Достоин Ты, Господи» и прочее (Откр. 4, 11). Не на небе, но в вертепе она впервые была воспета небесными сенатора­ми, а потом уже слугами и воинством. Архистратиг Михаил и Архангел Гавриил, один как первейший страж чести Божией, другой же как первейший вестник Божиего воплощения, оба они находятся здесь же, и Даже не одни, но со всеми Небесными Силами: «Явилось с Ангелом многочисленное воинство не­бесное, славящее Бога и взывающее» (Лк. 2, 13).

Должно обратить внимание на эти два слова: «воинство и славящее». Было и воинство, и пев­чие, и музыканты, и полки: в одной руке гус­ли, в другой — меч. Подобно этому и Давид говорит: «Величания Бога — во устах их, и мечи обоюдоострые в руках их» (Пс. 149, 6). Одни воспевают небесные гимны, а хором управ­ляет святой Архангел Гавриил, подавая знак лилией, не увядающей и зимой.

Другие же готовы к сражению, готовы сотворить от­мщение, имея начальником святого Архист­ратига Михаила подающего сигналы мечом обнаженным. Кто же здесь, как не Бог воплощенный? Так вот славят святые Ангелы своего Творца, рожденного от Девы, чистейшей Ангелов, так охраняют Его здравие в новопринятом чело­веческом естестве, так готовы сотворить от­мщенье.

Берегись же, ты, Ирод, берегись, ибо представлено здесь больше двенадцати легио­нов Ангелов! Итак, когда с новорожденным в вертепе Царем Небесным прибыл сюда весь чин Его небесный, и опустело небо, да будешь ты, не­бо, в сей час пустым вертепом, а ты, вертеп, да будешь полным небом. «Небо — вертеп». Что же касается прочих небесных украше­ний, как-то: солнца, месяца и звезд, — то все это в нынешний час можно найти в Вифлеемской пещере, как в настоящем небе.

Младе­нец в яслях — вот солнце наше, свет наш, «си­яние славы» (Евр. 1, 3) Отчей: «Тебе кланятися, Солнцу Праведному». Пресвятая Богородица при яслях — вот месяц, он молодой и в то же время полный. Молодой, ибо новый, как го­ворит Писание: «Новое сотворил Господь на земле: жена спасет мужа» (Иер. 31, 22). Ново то, что Дева Небрачная рождает и по рождестве остается Девой.